Human Sunshine

      Лин-Мануэль Миранда — это, по сути, человек-солнце. Каждый раз, когда он входит в комнату, все становится ярче и — всегда — лучше. Как бы упорно он ни работал или как мало бы он ни спал, у него всегда есть доброе слово для всех. И, когда он улыбается, ты не можешь не улыбнуться в ответ — это заразительно. Когда он смотрит на тебя, все остальное пропадает; все его внимание только на тебе. Когда его большие карие глаза смотрят на тебя, кажется, что ты единственный человек в этом мире. Когда вы говорите, он пристально слушает, что может быть немного пугающе, ведь в итоге велик шанс сказать ему больше, чем следовало бы.       Глубоко вздохнув, Джонатан Грофф сделал еще один глоток своего напитка в отчаянных попытках отвлечь свое внимание от вышеупомянутого человека, что бродил по клубу, останавливаясь, чтобы поболтать здесь и там. Даже в тусклом свете клуба Джон мог видеть, как морщинки вокруг глаз Лина становятся четче всякий раз, когда он смеется — они сейчас были номером «один» в списке любимых черт лица, который Джон мог охарактеризовать как «Я безнадежно влюблен в…». Он мог меняться каждый день, иногда даже каждые несколько часов, но солнечный смех Лина никогда не покидал пятерки лидеров.       Он оставался там в течение всего времени рядом с останавливающей сердце красотой его глаз; и тем, как он наклонял голову, в попытках понять ваш бред в 2 часа ночи; с этой нелепой копной темных блестящих волос, в данный момент покачивающихся на его голове, завязанных в неряшливый пучок — даже сейчас они ловили свет так, как ничьи волосы не могут.       Но причина, что заставляла людей оборачиваться и являвшаяся главным поводом того, как Джон сейчас топил свою печаль в уже пятом напитке, была почти маниакальной энергия Лина, его бесконечная любовь ко всему, что привлекло его внимание, его целеустремленный фокус и почти наивная вера в благо людей. Лин и щенячий взгляд были просто убийственной комбинацией. Особенно для Джона.       Грофф снова вздохнул; опустошив свой стакан он опустил его на прилавок с бóльшей силой, чем была необходима. Джонатан почувствовал свирепый взгляд бармена, но, если честно, это перестало заботить его еще две порции назад. Джон был сосредоточен на другом, как вдруг две руки крепко приобняли его сзади за талию.       «Почему мой любимый человек выпивал совсем один?» Голос Лина был хриплым; он слишком много говорил, но именно эти звуки вызвали волну мурашек, пробежавшихся по спине Джона. Это не помогло его мрачному настроению, ведь Лин сейчас был очень пьяным. И он был пьян, когда обнимал Джонатана за шею, счастливо хихикая в кожу.       «Потому что ты пьешь с незнакомцами вместо меня», — Джон инстинктивно отступил назад. Независимо от того, насколько он был несчастен, легкие подколы между ними никогда не помогали ему чувствовать себя лучше. Его рот скривился в непроизвольной усмешке, когда он обернулся, мысленно закаляя себя, и увидел беззаботную улыбку, что он узнал на лице Лина. И он светился, как солнце, что больно было смотреть. Сердце Джона сжалось.       «Господь, ты прекрасен». Слова вылетели, прежде чем Джон смог остановить себя. Он замер от потрясения.       Брови Лина сошлись на переносице и Джон буквально увидел, как его мозг обрабатывает услышанное. Это были самые длинные 30 секунд в жизни Гроффа. Паника уже сменила шок, но прежде, чем он смог что-то предпринять, Лин рухнул на него, смеясь, как безумец. Его лицо прижалось к шее Джона, щетина колола его чрезмерно чувствительную кожу, и, несмотря на это, он позволил этому случиться. И лишь на одну секунду его руки опустились на бедра Лина, а из его губ вырвался тоскливый вздох.       «Мне хорошо» — пробормотал Лин, уставившись на шею Джона.       «Господи, черт» — пробормотал Джон, оказавшись беспомощным от касаний губ Лина к его коже.       Очередное низкое хихиканье раздалось в груди Лина, когда он прижался ближе, неуклюже придерживая Джона за талию. «А еще ты приятно пахнешь», — пробормотал он, продвигаясь дальше по шее Джонатана. Внезапно он отпрянул, туманными глазами впериваясь в Гроффа.       «Интересно, — размышлял он, беспокойно отбивая быстрый ритм по груди Джона, — ты тоже хорошо себя чувствуешь?»       Джон издал приглушенный звук, когда его мозг внезапно вернулся в «онлайн».       «Ты пьян, чувак, — прошептал он, — ты…»       «Тише» — перебил Лин, положив удивительно твердый палец на губы Джона, которые прекратили все сопротивления, что могли бы иметь место.       В течение очень долгого момента ни один из них не двигался и Джонатан видел мерцание сомнения в глазах Лина. Но оно исчезло, как только в глазах самого Джона застыл немой вопрос.       «Я обожаю тебя», пробормотал Лин и поцеловал его.       Его губы были более теплыми и уверенными, чем ожидал Джон, когда они прижались к нему. Звуки, что отдавались в ушах Гроффа, не были похожи на то, что он когда-либо слышал до этого, и ему было неловко сознавать, что именно он их издает.       Лин искренно хихикал; он крепко держал Джона и его губы смягчились. Все ограничения, все сомнения, было ли это на самом деле хорошей идеей, вылетели в «окно», когда Лин прижимался к телу Джонатана, мягко мыча в благодарность. Колено Джона подогнулось, и Лин инстинктивно притянул его ближе.       И Джон просто потянулся за ним. Держать Лина в своих руках, горячего и готового, было слишком значимо, чтобы сопротивляться. Он снова простонал, погрузившись в поцелуй, который скоро стал более страстным. Лин целовал его с этой манящей грубой энергией, с которой он делал все остальное, его руки взбирались вверх по спине Джона, и все это время он издавал короткие хриплые звуки, сводящие Джонатана с ума.       «Во имя любви Господа, — прорычал Грофф, нарушая поцелуй, — мог бы ты, пожалуйста, прекратить это?». За последние несколько секунд его штаны стали невероятно тесными и он боялся худшего.       Лин был совершенным воплощением греха: каким-то образом его волосы выпали из прически и вились вокруг светящегося лица. В глазах Миранды горели угли, его губы разомкнулись, его грудь вздымалась. Лин склонил голову и прикусил губу так, что Джон едва подавил непреодолимое желание повалить его на ближайшую горизонтальную поверхность и сорвать всю одежду.       «Прекратить что?» — хитро спросил Лин, зная, что все невинно. Но искра в его глазах рассказала совсем другую историю.       И тут Джон понял, что Лин точно знает, что он делает. Он не был настолько пьяным, как убеждал всех вокруг — включая Джона — поверьте; в его голове был тонкий намек, мерцания сомнений и надежд были ясны на каждой линии его лица.       «Ты знал?» — спросил Джон, затаив дыхание, просто чтобы убедиться, что то, что он видит не является недоразумением.       Ослепительная улыбка на лице Лина была достаточно удовлетворительным ответом, даже когда он резко кивнул.       «Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой», — пробормотал он, ласково поглаживая спину Джона. «Просто нужно было найти «жидкое мужество», — тихо усмехнулся он, — чтобы что-то предпринять».       «Ты чокнутый», сказал Джон сквозь облегчение и надежду, обжигающие его вены.       «Хм, возможно, — усмехнулся Лин, потираясь носом о Джона, — если кто-то это и знает, так это ты. В общем, я бы хотел уйти отсюда, поэтому я могу поцеловать тебя еще и, может быть, избавиться от этого нелепой рубашки».       Джон рассмеялся, игриво поглаживая плечи Лина, в то время, как его сердце буквально парило от радости.       «Ты ее выбирал, глупый».       Лин вздохнул, отрываясь, чтобы взглянуть на Джона, копаясь в нем взглядом.       «Нет, — строго сказал он, — я бы никогда не выбрал что-то настолько ужасное». Его взгляд уже не был издевательским изменившись, и когда он поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с Джоном, Грофф вздрогнул от внезапного желания в них. «Ну, возможно, у меня просто появилась отличная причина, чтобы сорвать ее с тебя», — промурлыкал он, наклоняясь и оставляя языком полосу на шее Джонатана.       «Черт, Лин», — застонал Джон, держась за тело Миранды, чтобы успокоиться.       «Это может быть устроено, — последовал горячий ответ, — Но только если мы выберемся отсюда как можно скорее».       Без лишних слов Джон отпустил его и на ватных ногах направился к выходу. Он даже не стал оборачиваться, чтобы убедиться, что Лин пошел за ним.       Распахнув дверь, он с благодарностью вдохнул холодный воздух, ударивший его в лицо. Выйдя на тротуар, Грофф попытался успокоиться, желая, чтобы его чеканящее сердце притормозило.       «К тебе или ко мне?», Лин появился рядом с ним, такой же потрепанный, каким чувствовал сейчас себя Джон. Но тем не менее ему удавалось казаться совершенно непринужденным. Он протянул куртку Гроффа, о которой тот напрочь забыл. Подмигнув Джонатану, когда он взял ее, Лин, пожав плечами, снова завязал свои волосы в неряшливый пучок. Фонари проливали резкие тени на его лицо; но он лишь мягко улыбался, смотря на Джона в ожидании ответа.       И Джон с абсолютной уверенностью знал, что никогда не полюбит никого так же сильно, кого он полюбил Лина в этот самый момент, его пылающие щеки и глаза, сияющие чем-то, о чем Джонатан даже и не смел думать.       «Грофф?», Голос Лина звучал слегка нетерпеливо, как всегда, когда он не получал ответа сразу.       «Да, извини, э-эм, ко мне? Это ближе?» Он не хотел, чтобы это прозвучало как вопрос, но так вышло.       Улыбка Лина стала еще шире и он шагнул прямо в личное пространство Джона, поцеловав в его трепечущие губы.       «Отлично». Брюнет подмигнул ему и, не отрываясь от лица Гроффа, кинул руку в воздух. И только через несколько минут автомобиль такси остановился.       С самодовольной улыбкой Лин открыл дверь.       «После вас», — сказал он, и, когда Джон забрался внутрь, плюхнулся рядом на сиденье.       Не дождавшись слов Джонатана Лин тяжело вздохнул и дал водителю адрес блондина.       Нью-Йорк завораживал внешним видом — яркий, ослепительный и красивый. Но Джон этого не видел. Его мозг снова начал функционировать; было слишком много «что, если», слишком много причин, почему это было худшим решение, которое он когда-либо принимал.       Нежное прикосновение к его руке вырвало Джона из его разогнавшихся мыслей. Он повернул голову. Лин наблюдал за ним с такой интенсивной сфокусированностью, которую Грофф одинаково любил и боялся. Эхо улыбки играло на его губах, темные глаза были ясны, и пальцы переплелись с пальцами Джона, покоясь между ними. Миранда открыл рот, чтобы что-то сказать, но остановился и лишь покачал головой. Вместо этого он только поднял руку, повернул Джона и поцеловал его ладонь. Все это время его взгляд ни на секунду не отрывался от Гроффа. Лин поднял свободную руку и осторожно положил ее на грудь Джонатана.       Глаза Джона замерцали. Казалось, что Лин только что положил свое сердце в его руки и он не знал, что с этим делать.       Внезапно лицо парня засветилось озорной усмешкой, играющей на его пышных губах, из-за которой дыхание Джона прервалось.       «Ну, как ты там говоришь «поцелуй меня»?», Лин вдохнул в пространство между ними, и, несмотря на кружащиеся мысли в голове, Джонатан инстинктивно отреагировал.       «Bésame [исп. "целуй меня"]», — тихо запел он, а в мыслях мгновенно пронесся текст.       «Как ты говоришь, «держи меня»?», — продолжал Лин, ожидающе глядя ему в лицо.       «Abrázame [исп. "держи меня"]», ответил Джон; не в силах удержать тоски в своем голосе, добавив: «Al amanecer? [исп. "на рассвете?"]».       Опять же, вопрос, который Джон не собирался задавать, и все же он был подходящим. Больше всего он хотел забрать Лина к себе домой и заставить его остаться. До утра. Или до тех пор, пока он этого хочет. Пока он здесь.       Улыбка Лина была такой болезненной, что Джон вынужден был отвести глаза на секунду.       «На рассвете», они пели вместе, в то время как хватка Лина мягко крепла.       «Ты такой негодный», пробормотал Джон, пытаясь сломать испепеляющее напряжение между ними.       Лин фыркнул, откидываясь на сиденье, но его рука не отпускала ладони Гроффа.       «Сказал человек, что тихо чахнул по своему партнеру по касту, который давно знал об этом», — ответил он.       «Ну, похоже, не так тихо, как я думал», — откликнулся Джон.       Лин рассмеялся.       «Ну, это совершенно очевидно, как вышло в конце концов».       Джон уперся взглядом в сиденье, но Лин только улыбнулся ему, махнув ему своими нелепо-длинными ресницами. Закатив глаза Джонатан показал ему язык, вызвав волну смеха Миранды, что снова заставило внутренности Гроффа совершить сальто.       «Ты убьешь меня», — пробормотал он, пытаясь игнорировать волнение в штанах.       Лин только хихикнул.       «Но ох, какая бы это была сладкая смерть!», — Лин театрально воскликнул, прижимая руку к сердцу.       Они замолчали — привычная тишина, что они делили после представления, когда они оба были слишком выжаты для разговоров. Джон наблюдал, как город проносится за окном, слишком отчетливо осознавая, что рука Лина в его руке, чуть дрожит и отбивает ритм. Даже измученный Лин никогда не тих, только покóрен.       Когда они добрались до дома Джона, тот лишь вздрогнул от теплого тумана, в который он провалился.       Он заплатил и они вышли, безмолвно поднимаясь по лестнице в квартиру Джонатана в то время, как их плечи касались друг друга во все время пути.       Внутри Лин по привычке скинул свои туфли, побредя в гостиную. Джон медленно последовал за ним, не зная, что делать дальше.       Полчаса назад он бы с радостью сорвал одежду Лина, чтобы сделать все, о чем он мечтал так долго, но прямо сейчас он хотел лишь свернуться рядом с ним и заснуть от мягкого звука своего дыхания.       Миранда стоял посреди гостиной, оглядываясь, как будто никогда ее не видел. Джон прочистил горло, и Лин мгновенно обратил взгляд на него.       «Итак...» — начал Джон, а затем остановился, не зная, что и сказать.       «Итак, — отозвался Линь, наклоняя голову подобно щеночку, — насколько я помню, я говорил что-то по поводу избавления от этой нелепой рубашки…». Внезапный зевок в кулак прервал его и показалось, что на секунду он был сконфужен. Это вызвало внезапный смех Гроффа, к которому тут же присоединился брюнет.       «Это был долгий день», — сказал Лин, ровно в тот момент, когда Джон открыл рот, чтобы сказать то же самое. Он только поднял бровь, и Лин снова хихикнул. Преодолев расстояние между ними, Миранда обнял Джона за шею.       «Как насчет того, чтобы мы лечь спать и отложить срывание одежд назавтра?» — предложил он, подавляя еще один зевок, уткнувшись носом в грудь Гроффа.       Несмотря на кипящее желание прикоснуться к Лину Джон кивнул. Это был действительно долгий день и теперь, когда все напряжение медленно растекалось по нему, он понял, насколько истощен.       «Назавтра?» — спросил он, лишь в минимальной степени смутившись того, как он этого жаждет.       «Назавтра», сказал Лин, запечатывая это обещание мягким поцелуем.       Теперь было совершенно нормально войти в спальню Джона, быстро раздеться и скользнуть под одеяла. Лин издал облегченный вздох, когда он растянулся на кровати.       «Твоя кровать хороша», — сказал он сонно, поправляя и вороша подушку, пока не был удовлетворен.       Джон усмехнулся, когда тот устроился; только Лин мог опустить такой комментарий, чтобы разбавить неловкость, которую, как он знал, ощущал Джон. Прошло некоторое время с тех пор, как у него в последний раз кто-то был в постели, и он действительно не знал, как себя вести.       Лин, должно быть, почувствовал некое оцепенение в его теле, поэтому без особого шума обхватил Гроффа руками и ногами будто осьминог.       «Доброй ночи, Гроффсоус». Миранда поцеловал Джона в шею и, прошло не так уж много времени, как он расслабился.       Джон еще недолго слушал его дыхание, прежде усталость в конечном счете не захватила его и он заснул с улыбкой на лице.