50/50

– Всё хорошо. Спасибо тебе ещё раз. Я просто рада, что ты не оттолкнула меня после этого... признания. Я благодарна, ведь ты продолжаешь быть рядом... – фальш и надежда вперемешку скрипят на зубах, застревают, словно песчинки. Маленькие, раздражающие песчинки. Хочется выплюнуть, а не выходит. – Правда. Поверь мне. Ичиго улыбается. В её глазах плещется изумруд. Изумруд смотрит на Икуно. У кода 196 что-то предательски ёкает в груди так, что по телу разливается тепло, заставляющее улыбаться в ответ. Ударяет так, что челюсть чуть ли не сводит от улыбки, и тепло уже не просто греет. Выжигает. 015 говорит что-то приободряющее, тянет Икуно за собой, ведёт к остальным. На руке остаётся то ли приятная память, то ли ожог. И сама Икуно то ли наслаждается прекрасным морем, то ли тонет в нём без единого шанса всплыть. У этого моря мягкие волосы, завораживающие глаза и имя, данное невероятным мальчиком. Это море зовут Ичиго. 196 сама привязывает к шее камень и надеется, что так её перестанет метать вверх-вниз по волнам: из солёной воды на воздух, глоток да обратно, ко дну. Не перестаёт. – Всё будет хорошо. Их вернут, точно вернут. Главное, чтобы вернули. А с остальным мы справимся, – она сама не верит в свои слова. Она вообще не тот, кто стал бы говорить подобное вслух. Просто в определённый момент Хиро угрюмо склоняется к 02, которая словно застряла в своем мире (она замечает только Хиро, а он ведь и есть ее мир, верно?), Футоши тупо смотрит в одну точку, не отводя взгляда, Мику и Дзоромэ не разговаривают ни друг с другом, ни с другими, отчего всем становится не по себе, Горо старается не поднимать глаз. На 015 Икуно смотреть больно. Просто в определённый момент 196 взваливает на себя роль последней инстанции. – Поверь мне. Просто в определённый момент никто не замечает того, что Икуно обращается ко всем и одновременно к одной-единственной. Та не замечает тоже. 196 рада этому. Так рада, что ногти неприятно впиваются в собственную руку. Не до крови. Этому Икуно тоже рада. Футоши запоздало подхватывает её слова, а за ним мало-помалу и остальные. Изумруд смотрит на Икуно, но когда 196 осмеливается смотреть в ответ, Ичиго отворачивается. Икуно хочет кричать и метать, но она не издает ни звука, не двигается с места. Икуно не двигает ни единым мускулом, но хочет сжать узкие плечи, аккуратно гладить пальцами мягкие волосы. Икуно пытается утонуть окончательно, но без шансов всплывает. Дышать всё равно не выходит. Жить тоже. Она прячет всё внутри, надеясь, что от этого станет легче. Не становится. Жить не выходит, как и умирать (надежда на "быстро и безболезненно", как бы ни было иронично, умерла), хотя Икуно стремится к обеим золам: обе меньшие. Её метает, метает из одной крайности в другую: то приходится жить, умирая, то умирать, хватаясь за жизнь. Конечно, никто не видит, как она загибается, сгнивает, а то, что, по идее, должно было спрятанным внутри исчезнуть, выедает насквозь. Распространяется по телу, как яд, медленно и выжигающе. Самый действенный и самый бесполезный яд: убивает не в течение дней – лет. Море, в котором тонет 196, – всё из этого яда. Он либо в один прекрасный миг убьёт окончательно, либо найдётся антидот. Вероятность пятьдесят на пятьдесят. Икуно верит в вероятности, но выбрать не может. – Надеюсь, всё пройдёт хорошо. Мы справимся. Я верю в тебя, Ичиго, – она почти шепчет: слово за словом, тихо и мягко, будто боится спугнуть. Каждое слово застревает колючим комком в горле, который 196 еле может выплюнуть, – Поверь и ты мне. У них пять минут до вылета и последняя битва, которую нужно выстоять, выдержать. Выжить. Чтобы получить долгожданную свободу. Икуно не верит до конца в обещание Пап. Икуно уверена, что остальные тоже. Но Икуно хочет верить вместе со всеми тринадцатыми. Ичиго кивает и натянуто улыбается, отчего 196 одновременно желает надеяться на лучший исход и удушиться прямо здесь и сейчас. 015 говорит "удачи, Икуно", исчезая во франксе. 196 верит, что не навсегда. Хочет верить. Они, все они, если честно говорить, ещё дети. Дети, запертые в огромных роботах и отправленные сражаться на самую настоящую войну неизвестно с кем и во имя кого. Лишь слова да имена (настоящие ли?). Дети, запертые в железных коробках. Им суждено либо вернуться из боя, либо погибнуть в нём. Вероятность один к двум. Пятьдесят на пятьдесят. Шрёдингер со своими котами в помине и думать не мог о масштабе эксперимента, который устроил Франкс. Шрёдингер, наверное, вертелся бы в гробу, с каждым вдохом-выдохом Икуно, если бы вся Земля не была к чертям переворошена и выжжена. 196 смотрит, как Ичиго исчезает во франксе долго, непозволительно долго, и ненавидит себя за то, что она такая. Футоши окликает ее. Икуно ненавидит мужчин за то, что ей никогда не стать такой, как они. Не иметь то, что имеют они. Но мальчишек тринадцатого она ненавидеть не может. Вероятно, это к лучшему. Вероятности заполняют всю жизнь Икуно. Ни одна из них еще не мелькнула цифрой сто. – Футоши, мы проложим путь! – она боится, чертовски боится, ведь 196 ни разу не грёбаный герой, просто иногда приходится брать на себя роль последней инстанции, делая что-то отчаянно храброе и безмерно глупое. Так поступает Хиро. Так поступает 02. Так поступает Ичиго. Ведь так поступают герои? "Не надо, Икуно, стой! Как же топливо!" – последнее, что слышит 196. И оттого так отчаянно хочет кричать: "Поверь в меня!" Но не успевает. Живая-мёртвая-живая-мёртвая. Вероятности мелькают перед глазами, и все, что может Икуно, – смотреть, не отрываясь. В конечном итоге она выберется из этой коробки, но не это суть эксперимента. Суть в том, какой она выберется. Мёртвая-живая-мёртвая-живая. Вероятности мелькают перед глазами. Все, что может 196, – закрыть их. Она откроет, только когда теплые руки коснутся щеки, обнимут за плечи. Откроет, заглянет в изумруд и наконец утонет так, что не вдохнуть, не выдохнуть. Вот и Шрёдингер перестанет вертеться, где бы он ни был. Вот и камень, привязанный к шее наконец начнёт работать как нужно. Ичиго смотрит на неё ещё пару секунд и вновь обнимает. Так тепло. Так уютно. Икуно практически воет. Икуно хочет поверить и не может. Икуно знает, что верить нельзя, но так хочет. 196 не воет. Вероятно, к счастью. Скулит и всхлипывает, утыкается в чужое плечо, пока пальцы 015 касаются её головы. Вероятно, к сожалению. Икуно чувствует приторно-сладкий привкус на кончике языка. Ужасно горчит, если распробовать. Ичиго шепчет что-то ей на ухо, но 196 всё никак не может разобрать. Однако чувствует всем телом каждое касание: тёплые пальцы невесомо дотрагиваются до шеи, касаются щеки, опускаются на спину, сжимая небольно и при том настойчиво. Икуно отчаянно жмется к девушке, цепляясь за неё, будто за последний оплот, прекрасно зная, что без шансов тонет. Ведь она даже сопротивляться этому не в силах. Ичиго дарит ей невесомый поцелуй в щёку. 196 выжигает насквозь. 196 кажется, что она наконец жива. Что сто процентов в её случае возможны. "Теперь всё будет хорошо, Икуно," – единственное и последнее. А дальше звон в ушах заглушает окружающие звуки. Силуэт перед глазами 196 становится размытым, и всё, что может сделать Икуно, – вцепиться в него из последних сил. Вцепиться в камень, который идёт на самое дно, чтобы уйти вместе с ним. Икуно, кажется, плачет. Воет и кричит, желая при этом держать себя в руках. Она тщетно пытается это делать. Не выходит. Всё, что осталось у 196, рассыпается пылью в её руках, ломается чужим криком и оглушительным шумом. Оглушительной болью и истощением. Икуно почти утонула, но её, как и всегда, течением вытягивает со дна. – Ты так и не поверила, – шепчет она то ли вслух, то ли про себя. Реальность бьёт наповал, и 196 как-то слишком быстро понимает, что прикосновения-ожоги всего лишь бурное воображение, мгновенный выстрел в стену и полное истощение. Вероятно, она жива. И выберется на этот раз таковой из франкса. Вероятно, она мертва внутри. Но кто сможет узнать? Икуно сама как железная коробка и сама как кот, запрятанный в ней: никто не знает, жив он там или нет. И не узнает, пока коробка не откроется. Не узнает – будет говорить о вероятностях: пятьдесят на пятьдесят. Икуно верит в вероятности, только вот выбрать не может – выбрали за нее. Вероятно, верить придётся ещё немного дольше. Вероятно, ждать открытия коробки осталось недолго. Вот только кота там никогда и не было.