Настоящее?

Все начинается с истории о призраке лестничной клетки в институте. Призраке девушки, которая покончила с собой из-за отвергнутой любви. Дайшо ненавидит такие истории. Над первокурсниками подшучивают, рассказывают студенческие небылицы, и все будто бы в порядке. Но на эту лестницу не ходит никто. Остаться там в одиночестве — значит накликать на себя беду. Дайшо остается на ночь, вооруженный лишь фонариком и камерой на телефоне. На камере настояла Мика — как на единственной возможности быть рядом с ним. Она следила за ним всю ночь — за расслабившимся во сне лицом, за бегающими под тонкими веками глазами и мерным дыханием. Никто не тревожит Дайшо на лестнице — никто не тревожит Мику в их крохотной квартирке возле кампуса. Когда небо на считанные минуты становится серым, на лестнице слышится какой-то шум, но вокруг все спят и никто его не слышит. Словно тонкую китайскую музыку ветра потревожило чье-то неловкое движение. *** Дайшо ненавидит заброшенные больницы. В них навсегда сохраняется легкий запах безнадежности и смерти. Он не верит в истории о призраках — он развенчивает их. Раз за разом доказывая, что истории — фикция, а леденящие душу подробности — всего лишь чья-то богатая фантазия. Дайшо набирает популярность в интернете, расследует городские легенды на заказ и не боится ничего сверхъестественного. Но вот заброшенные больницы наводят жуть. Дайшо поправляет на себе тонкие ниточки микрофона и поглубже зарывается в спальный мешок. Вокруг расползается предрассветная сырость, холодные щупальца забираются под кожу и заставляют вздрагивать от каждого неудачного движения. Где-то в глубине здания что-то падает, эхо звука разносится по всем этажам. Как круги на воде — так, как звук не расходится. Камера работает без сбоев, мигает умиротворяющими красными огоньками. Дайшо считает их вместо баранов, когда его, наконец, смаривает сон. Дайшо спит и не слышит, как звук повторяется. На этот раз ближе. *** Иногда Мике кажется, что знакомство с Дайшо — худшее, что было в ее жизни. Иногда наоборот. Ее радует, что хороших моментов у них больше. Совместных посиделок над очередным выпуском, литров латте из небольших кафе — сначала возле школы, потом возле института и крохотной квартирки на двоих. Мика знает всех соседей вокруг, подружилась с трехцветной дворовой кошкой и привыкла к тому, что иногда ее парень отирается в странных местах. Пугающих. — Ты мог бы взять меня с собой, — негодует она, придерживая плечом трубку и пытаясь достать из холодильника контейнер с лапшой. Дайшо в телефоне фыркает, стараясь сдержать смех: — Ты же трусишка, — тянет он ласково и шуршит чем-то невидимым. Мика не обижается. Она знает Дайшо со старшей школы, а за такое время либо смиришься, либо разбежишься. Мика выбирает первый вариант, потому что, несмотря на все минусы и заскоки Дайшо, хороших моментов все-таки больше. — Я приготовлю спагетти к твоему возвращению, — обещает она и бросает взгляд на экран ноутбука. Дайшо на экране словно чувствует ее взгляд — вскидывает глаза на камеру, улыбается с ехидцей и машет рукой. Мика знает, что он ненавидит больницы и старается не обращать внимания на мрачный антураж вокруг. В их крохотной квартирке тепло, пахнет разогревающейся лапшой с пряными травами и яблочным пирогом. Пахнет домом и уютом, но Дайшо об этом не знает. В заброшенной больнице пахнет смертью, безнадежностью и тонкой взвесью морской соли. *** Дайшо старается смотреть на Мику с уверенностью, которой не ощущает. Переспорить женщину, которая что-то вбила себе в голову, почти нереально. Как получить Нобелевскую премию математику. Дайшо сжимает переносицу пальцами и повторяет как заведенный: — Ты не поедешь со мной. Пещеры представляют опасность и без всяких духов, — он не сводит с Мики взгляда и поэтому понимает, что все безнадежно. — Ну почему именно туда? Мика прикусывает губу и начинает накручивать прядь на указательный палец — Дайшо знает этот жест. Он знает Мику со старшей школы, каждый ее жест и интонацию. Мика для него как открытая книга, иногда — на иврите. Дайшо тяжело вздыхает, признавая свое поражение, и пододвигает к ней ноутбук с открытой почтой. — Ты можешь выбрать любое место. Кроме этого, — предупреждает он. Мика выбирает сирену с Окинавы. *** Появление Мики в его программе поднимает рейтинги. Не то чтобы Дайшо гоняется за ними, но счетчик просмотров тешит самолюбие и повышает расценки на рекламу. Блог, который он завел еще в институте, набирает обороты — приходят подписчики, повышается популярность. В современной Японии люди предпочитают проверять мифы на прочность — желательно чужими руками, и Дайшо стал ими. Стал руками тех миллионов, что бояться ткнуть палочкой в неизведанное. На Окинаве хорошо и спокойно. Сирена не появляется, и они проводят чудесные выходные на океанском побережье. Их номер выходит окнами прямо на утес, у которого должна обитать русалка, — Дайшо оставляет створки приоткрытыми, чтобы в случае чего услышать ее пение, и переводит камеру в пассивный режим записи. Утром они с Микой дурачатся, отсматривая пленку — смеются над толстой чайкой и одиноким голым старичком в ночи. Стук в дверь отвлекает их, на маленьком экране на секунду мелькает тень. Под конец записи океан волнуется, исходя плотной пеной, и Дайшо радуется, что старичок успел искупаться в спокойной воде. *** Предложение посетить пещеры появляется в его почте четвертый раз, и Дайшо напрягается. Это смахивает на начало американских фильмов ужасов — неизвестный отправитель, заманчивый проект. Как только он приедет туда — начнутся проблемы со связью и никто никогда точно не узнает, что же с ним случилось. Дайшо фыркает, отправляет письмо в нужную папку и отставляет ноутбук в сторону. Загружается последнее видео — про призрак начальной школы, и из-за приближающегося шторма интернет барахлит и теряет соединение. Дайшо с минуту наблюдает за своим спящим лицом, которое не меняется на протяжении нескольких часов, и вдруг вздрагивает. Порыв ветра распахивает окно и бьет створкой об стену, заставляя хрупкое стекло дребезжать. Дайшо один дома — Мика уехала на выходные к родным, и от внезапно обрушившейся тишины ему неуютно. Он встает закрыть окно и не видит, как его изображение на пленке вдруг подергивает рябью и рот словно искажается в истошном крике. *** Телефон и правда не ловит в этой глухой деревушке. Дайшо подавляет желание залезть на ближайшее дерево для улучшения сигнала, поправляет тяжелый рюкзак на плече и возвращается на каменистую тропу. Солнце садится, и Дайшо очень хочет оказаться в пещере до того, как на горы опустится тьма. Последнее письмо не дает ему покоя — никаких приветствий и предысторий, просто координаты и сухое «Думаешь, это ненастоящее?». Дайшо передергивает плечами и шагает быстрее, стараясь обогнать удлиняющиеся тени. *** Мика нервничает. Дайшо не выходит на связь вторые сутки — после сообщения, оставленного на автоответчике, его телефон пропал из зоны доступа. Пусть Дайшо и говорил, что все в порядке и волноваться не о чем, холодный ком дурного предчувствия не отпускает ее. Мика забирается с ногами на старенький диван, подтягивает к себе ноутбук и запускает последнее видео на канале Дайшо. Он выглядит уставшим, но довольным — ему удалось добраться до неизвестной пещеры до захода солнца. Мика следит за тем, как он разбивает лагерь внутри, и прислушивается к его тихому голосу. — У этой пещеры нет официального названия, — рассказывает Дайшо, помахивая палочками для еды. — Местные называют ее пещерой криков и советуют не оказываться здесь после заката. Ветер проходит насквозь, видимо, в камнях есть просветы, и кажется, что здесь кто-то плачет. Действительно жутковатое место, — он передергивается и тут же ободряюще улыбается. — Вот и проверим, есть ли в этой легенде что-то настоящее. Мика закрывает видео, снова набирает номер Дайшо и слушает бездушный голос автомата, сообщающего, что абонент находится вне зоны действия сети. Ей не страшно — просто тревожно. Поэтому трель дверного звонка заставляет ее вздрогнуть и тут же нервно усмехнуться. Кажется, что тени в углах становятся чернее и длиннее. Захватывают полоски света, которые должны их тормозить. *** Дайшо выглядит… ужасно. Весь потрепанный и пыльный, с остановившимся взглядом и искусанными в кровь губами. Мика прижимается к нему, касается лбом груди и старается уловить мерный стук сердца, но шум крови в ушах заглушает все. Она заводит Дайшо в квартирку, помогает ему раздеться и сесть на диван. Дайшо двигается неловко и грузно, словно разом потяжелел на сотню килограмм и разучился пользоваться собственным телом. Мика пытается расспросить его о путешествии, о пещере. Пытается накормить разогретым в микроволновке рисом, но Дайшо отмахивается подрагивающими руками и старается не выпускать ее из поля зрения. Флешка с последней записью лежит позабытая на столе, и Мика тянется к ней — хочет посмотреть, но ледяные пальцы Дайшо останавливают ее на полпути. — Ты не хочешь это видеть, — ломкой скороговоркой выдает он и тут же отдергивает руку. — Поверь… Мику пробирает озноб. *** Дайшо не играет на камеру — он боится на самом деле. Испытывает глубинный животный ужас, который заставляет его вздрагивать от самой возможности звука или движения. В горле стоит железистый комок, ноздри раздуваются, а нитка пульса на шее колотится так, что задевает тиком уголок рта. Звуки в пещере дробятся и множатся — задушенное мяуканье, дробный перестук камней, влажное шевеление. Что-то подкрадывается к Дайшо. Что-то, живущее в темноте. Камера мигает ему красным огоньком записи, словно издевается. Тени вокруг оживают и оказываются почти вплотную к нему. Дайшо кажется, что он чувствует их влажное касание. На коже остаются розоватые ожоги, и только так Дайшо понимает, что это не сон. Его истошный крик отторгают стены, душат его и не дают расходиться по пещере. Дайшо дергает назад, он чувствует, как хрустит от перенапряжения шея и рвутся связки в запястье. Он чувствует, как что-то накрывает его своей живой тенью и тащит к сердцу пещеры. Где нет ничего, кроме жадного звука чужих касаний к плоти и красных светлячков видеокамеры. Где его кровь смешивается в воздухе с чем-то, не имеющим названия. *** Мика немигающим взглядом исследует помехи в конце записи, а в ушах все еще стоят истошные вопли и утробный рык. Что бы ни забрало Дайшо — оно сейчас сидит за ней. Ждет, когда она обернется, чтобы сбросить человеческую личину. Выступивший пот холодит кожу, заставляет смаргивать. Мика пытается вглядеться в тени, отражающиеся в экране. Что-то за ее спиной пришло в движение — она чувствует касание воздуха и как волоски на шее становятся дыбом от этого. Первое прикосновение фантомное, холодными человеческими пальцами Дайшо. От ногтей остаются розоватые лунки — когда еще не проступила кровь, но кожа уже готова порваться шкуркой перезревшего плода и выпустить наружу красное. Спелое. Теплое. То, что так хочет получить тварь в обличии Дайшо. В спальне что-то падает, разбивает оцепенение, и Мика с глухим стоном подается вперед, уходя от прикосновения. Дайшо за ее спиной шипит, обдает затылок ледяным дыханием и позволяет ей отстраниться. Мика всхлипывает, сбивает с низкого столика ноутбук с застывшей темнотой экрана и забивается в угол. Горло сжимает спазм — страх, что живет во всех людях с самого начала времен. Она прижимается спиной к стене, как щитом закрывается ноутбуком и, наконец-то, решается поднять глаза на Дайшо. Он выглядит… нормальным. Слегка уставшим, осунувшимся. В уголках рта собирается что-то темное, а в глазах не отражается ни одной эмоции. Дайшо словно затемнили, вытащили что-то важное изнутри и присыпали пеплом. Он улыбается — немного ехидно, но в то же время просительно. Кожа в уголках рта трескается, и пульс Мики разгоняется до двухсот ударов, пробивает грудную клетку и густым клекотом вырывается изо рта. А изо рта Дайшо капает густая красноватая тьма, оставляющая ожоги на его подбородке. Темнота, поглощающая все вокруг, но Мика уже ничего не чувствует. У нее — кататония. Мозг милостиво отключается от происходящего, даря забвение. Оставляя лишь заполошное мигание глазка камеры и неоном подсвеченный вопрос. Ты уверен, что все это настоящее?