Все реки петляют

      Работы в области артиллерии заняли и май, и всё лето. Новую порцию нефти и стеклянных банок отец доставил из Лондона без нашего с Софочкой участия. Так же без присмотра малолеток отлили и три новых якоря. Оказывается, они и на корме бывают нужны. Если хочется сняться с мели, то якорь сразу называется «верп», а если его завозят на шлюпке в определённое место, чтобы потом подтянуть туда судно за цепь, то он мгновенно делается анкером. Ещё к нему иногда привязывают поплавок, чтобы видеть, где лежит, или найти, когда отвалится. И когда такой якорь лежит, а судно стоит, то стоит оно не как-нибудь, а «на бочке». Сонька меня просвещает в разных морских словечках, вот и натрещала. А тем временем наступил новый учебный год, и начались занятия в классе. Вернее, в классах — к нам поступил уже не крошечный — лет девяти — сын гончара из Клейдона, и поселковые мамы привели за руки троих пацанов-семилеток с нулевым уровнем грамотности. Девочкам, по местным обычаям, нужно не грамоте учиться, а готовиться дом соблюдать, хозяйство вести и не злить мужа. Буквы им без надобности, а считать как-нибудь научатся и без всяких там школ. Женщины здесь и сейчас существа бесправные, что мою реципиентку абсолютно не устраивает. Хорошо, что предки на её стороне — и папа и мама на фоне подавляющего большинства окружающих выглядят людьми широких взглядов и несвоевременных убеждений. Правда, в глаза это не бросается. Консуэллка — средняя из сестёр — имеет сходные представления о своей будущей судьбе. Она у младшаков и тех, кто в силу не самых развитых мозгов отстал по математике, ведёт уроки в первую смену, когда мы с Сонькой и Аптекарем грызём латынь в Клейдоне. А уж после обеда во вторую смену место за кафедрой достаётся мне.       — Дядя Эдуард, — внезапно взвизгиваю весь такой серьёзный я и бросаюсь на шею вошедшему в класс мужчине. Софочка от радости не сдержалась и проявила восторг присущим ей способом. — Ты опять всё прокутил и приехал просить денег? Молодец, а то я по тебе ужасно соскучилась, — да, вот такая МЫ непосредственная. Вообще-то НАМ всего девять лет.       — Ох ты ж и вытянулась, — абсолютно взаимно радуется незнакомый дядюшка. Брат отца, как я понял из сумбурных мыслей хозяйки нашей тушки. И наследник поместья, потому что у нынешнего хозяина сыновей нет. Учится этот наследник в Кембридже и довольно молод. Не старше мамы.       В это время на правой стороне доски идущий по индивидуальной программе Аптекарь домучивает квадратное уравнение с использованием теоремы Виетта, а на левой её стороне соратник его по химическому цеху Гарри Смит разбирается с парой уравнений линейных. Всё это исключительно целочисленные примеры, поскольку дроби ученикам известны только в общем виде.       И тут чувствую я нашей совместной с Софи макушкой, как дядина челюсть с этой самой макушкой соприкасается. Отпала, стало быть.       — Профессор Корн, — обращается дядя к племяннице, — разрешите присутствовать на занятии.       — Да, дядя, садитесь на любое свободное место, — в этот момент звучит двойной удар колокола, возвещающий о конце урока математики и начале природоведения. Ученики закрывают одни тетради и открывают другие.       — Профессор Корн, — подняв руку обращается ко мне Билл из Дальних Вязов. — Разрешите приступить к представлению проекта вертлюга?       Во как! А раньше обращался, как к мисс Софи. Похоже, учиться у профессора ему приятней, чем у девчонки. Он дядины слова не только услышать успел, но и обдумать. Опять же студенческую мантию от профессорской не каждый отличит. Видно, что балахон университетский, да ещё и шапочка квадратная. А где там у неё кисточка должна быть — поди вспомни. Вот как с картинки — классический грызун науки.       — Да, Уильям. Начинай, — тем временем позволяет Софочка. Парень вешает плакат на склеенных четырёх писчих листах, отчего задние ряды приходят в движение — ребятам не видно. Короткая толкучка заканчивается созданием толпы, где более рослые смотрят через головы младших. Тишина, потом вопросы к содержанию рисунка, потому что не все уверенно читают чертежи. И не все их внятно выполняют.       — А почему нельзя наклонять ствол вниз? — быстрее всех разобрался Ник — старший брат Машки.       — Так масло всё из цилиндра в поршень стечет, и торможения не будет. Оно тогда как хрястнет и через другой борт улетит. А при горизонтали масло растекается пополам и тормозит уже достаточно для того, чтобы не хрястнуло.       — Проверяли? — возникает в моем понимании догадка. Шесть повинно опущенных голов выдают состав творческой группы, работавшей над проектом.       — Цилиндр выбил заднюю стенку рамы и улетел, — докладывает младший из уличенных. Маленькому меньше попадёт, поэтому ему и каяться. Нынешние английские дети — великие практики. Которых и розгой с младых ногтей вразумляли, и вицей. Чувство товарищества в них связано с понятием семейных ценностей и причудливо переплелось с желанием любого ребенка быть любимым и добиться желаемого. Каша, в общем, в этих головах.       — А эти шары, что по кругу катятся! Они же любую деревяшку размолотят! — встревает Том.       — Не. Мы жёлоб медью обошьем. Она выколачивается, если отжечь. Ну, наша, которая после выдержки в тигле.       Пока народ обсуждает детали, я с удивлением обнаруживаю ещё одну ось вращения — продольную, которой оперирует второй член артиллерийского расчета. Это, чтобы при качке ствол ни в одну сторону не заваливало. И простенький прицел из мушки с целиком оставался бы прицелом именно туда, а не куда-то в ту сторону. Вообще-то здорово придумано, без лишних наворотов. Хотя и на глазок работает эта механика, но до гироскопов нам ещё много лет расти. Да и вообще названный вертлюгом пушечный станок неплох. Главное здесь то, что орудие с него снимается легко — ремонт заменой — в бою вещь актуальная. За полчасика дебатов это признали и те, кто конкретно в данной разработке не участвовал. Осталось полчасика на новый материал про круговорот воды в природе. Про туманы, дожди, облака…

***

      Как бы на этом на сегодня и всё, но ночью будет урок астрономии, потому что погода обещает быть ясной, а отец вместе со своим ремонтируемым флейтом сидит отсюда всего в часе езды верхом. Он часто ночует дома, а на занятия его «подписала» Сонька. Часть школяров остается ночевать здесь, в хозяйском доме. Дело это добровольное, комната с нарами имеется, кормят. Опять же можно тайком пробраться в кузницу и поделать гвоздей, если подберется подходящая компания. Или в сарае арбалетом позаниматься — нынче тут мода такая — делать самострелы, придумывая собственные конструкции. Яблок с друзьями наворовать из сада… За которым ухаживали днём, но тогда яблоки в нём были невкусные. Кто-то и на рыбалку завеется, а другой лошадку разомнет в свободную минутку. У пацанов всегда найдется дело по душе. Есть книгочеи, есть любители вырезать из дерева. Или домой кто уйдет порадовать маменьку честно заработанным шиллингом. Нормальное у мальчишек детство. И интересы у всех разные. Вот вижу, как огненный плевок вылетел из-за угла каменного сарая и прямиком — в кучу опавших листьев, приготовленных для сожжения. Лежит себе огонек, горит. Подходят к нему две фигуры — большая и маленькая, и начинают гасить пионерским способом. Сонька затаила дыхание и, пока её не увидели, ушла на цыпочках. Но услышать удаленное замечание мы успели. Вывод прост — Аптекарь и Гарри испытывают очередную рецептуру напалма. Этот вариант их очередной смеси погасить обычным способом не получилось.       — А с солью пламя было красивей, чем добавкой куриного помёта.       — Чего это красивей? Тот же оттенок. И с индийской селитрой таким же цветом горело. Жалко, что эти смеси расслаиваются, если их не перемешивать. Зато с бараньим жиром лучше прилипает. Надо будет ещё с козьими катышками испытать.       — С содой не пробовали, и с оливковым маслом, — припоминает Аптекарь, — уксуса не добавляли...       ... — и не перчили, — хихикает Гарри. Голоса удаляются, а любопытная Сонька подходит к куче листвы — огонёк продолжает тихо гореть — парни его так полностью и не залили. То есть, в принципе, напалм уже есть, но ребята продолжают перебирать варианты, что-то уточняя. Или исследованиями увлеклись?

***

      — Спасибо, Джонатан. Денег, которые ты мне присылаешь вполне достаточно. Просто возникла заминка в занятиях из-за того, что один из преподавателей умер от дизентерии, а ещё двое готовятся за ним последовать. Я решил, что лучше переждать это время подальше от заразы, — с этих слов Эдуарда начался разговор за ужином.       — Кембридж отсюда не так далеко, — встревожилась мама. Как я её понимаю! В эту эпоху эпидемии приводят к подчас ужасающим потерям. Чума, корь, оспа — это то, что буквально на слуху. Двух десятков лет не прошло, как от чумы пол-Лондона вымерло. Аккурат за год до того, как он выгорел дотла. Так что и дизентерия пугает ничуть не меньше. Как и, наверное, тиф, хотя два последних заболевания связаны с гигиеной. Вернее, с её отсутствием.       Моя-то Софочка руки моет с мылом и когда запачкаються, и перед едой. А ещё утром, перед сном и после туалета. Да, не только она способна на меня натопать, капать ей на мозги я тоже умею. Последовательница у нас одна — Мэри. Остальные, хоть и знают про маленьких невидимых зверьков, от которых портится пища и бывают болезни, но заниматься наведением чистоты на самих себя как-то не торопятся. Поэтому я терпеливо жду, когда братья наговорятся о живущей в Лондоне сестрице Аннабель, вспомнят дела давно минувших дней, откушают вина и отведают угощений. Подобные гости в этом доме нечасты. Хотя, Эдуард и не совсем гость — он в этом доме вырос. У него тут имеется своя комната, где хранятся памятные с детства вещи.       Сам же я тем временем припоминаю, что про эпидемии дизентерии как-то раньше не слыхивал, а вот о вспышках заболеваемости что-то проскльзывало даже в двадцатом веке. Ну да я не доктор. Может, и преувеличиваю опасность, но отмахнуться от неё не могу. Тем более, что весь такой образованный папин брат попросту сделал ноги из мест, где отмечены случаи этого дающего серьёзные последствия недуга. Вплоть до летального исхода. Как ни крути, Эдуард будущий учёный — человек с не чересчур закостенелым сознанием.       Поэтому утром ещё перед началом работ в кузнице у старших и уроков у младших Софочка собрала весь личный состав, построила и объявила чрезвычайное положение по случаю угрозы дизентерии. Напомнила о маленьких невидимых зверьках, объяснила необходимость мытья рук перед едой и после туалета, после чего раздала мыло и направила бойцов в народ. Сначала в собственные семьи, а дальше и по соседям.       Откуда у нас в доме столько моющих средств? Из-за моего прокола с применением мыла в напалме в качестве загустителя. Может, у кого-то оно что-то и загущает, но не у нас. А закупили его с большим запасом, потому, что оптом дешевле. Да и выбирали максимально недорогое, похожее на наше хозяйственное. Зато сразу два ящика.       Контролировать исполнение и проверять доходчивость донесения стратегически важных сведений до населения отправились обе дочери хозяев и хозяйская же крестница. Угроза смертельного поноса оказалась убедительной — не напрасно мы четыре дня подряд умоляли наших арендаторов не умирать по-глупому.       Чтобы сразу стало ясно, докладываю — весной случаи этой болезни унесли несколько жизней и в Ипсвиче, и в окрестных деревнях. Даже в отдельных хуторах были жертвы. Но на землях Корнов никто не заболел.       Вернусь, однако, к дяде. Он заметно моложе нашего папы. Науками, похоже, интересуется всерьёз, потому что бойко шпарит на латыни — международном языке нынешних учёных. Посещает все наши уроки, отчего Сонька мгновенно запрягла его вести английскую грамматику. Но на математике и природоведении он молча слушает, временами записывая. Бывает и на работах — в кузнице послушно крутит валки. То есть заменяет пару детских сил. Но в основном молчит и смотрит. Прорвало его, однако, когда мы отстреливали пушку по схеме "полчаса пальбы в режиме боя". Два-три выстрела в минуту. Пуляли берёзовыми чурбаками, поскольку нормальных подогнанных снарядов у нас мало, а отрезки брёвен ободрали в размер на токарном станке, выбрав длину, чтобы получился вес в канонические четыре фунта.       Беспокоил меня процесс отката — нестабильно он выглядел. Разная длина, торможение от участка к участку меняется с неодинаковой скоростью. Поэтому после десятка выпущенных снарядов мы приподняли заднюю часть орудия, вынув её из рамы, подставили ведро и открутили пробку.       — Семён Семёныч! — воскликнула Софочка на чистом русском и хлопнула себя ладошкой по лбу — масло было белесым, что указывало на присутствие в нём мелких пузырьков газа. Думаете, воздуха? Отчасти. То есть это мог быть азот, в то время, как кислород в условиях высокой температуры, возникающей при сжатиях, сжёг сколько-то масла, образовав водяной пар и углекислый газ, которые во взвешенном состоянии и создали белесое облако, висящее в недавно чистом, как слеза, масле. Так мы в эту не от великого ума возникшую топку ещё и подпускали свежего воздуха, отчего процессы окисления проходили в трудноописуемых вариациях, причём неоднородно. Хорошо, что стенки цилиндра и поршня толстые — ведь могло и бабахнуть! Оно, может и бабахало, замедляя скорость отката. Снаружи-то не видно.       — Флогистон? — уточнил Эдуард. И тут я сообразил, что в запале и по привычке работать с учениками открыто, вывалил и по кислород, и про водород, и про углерод, помянув, заодно, и азот. Но, если простые деревенские парни восприняли информацию без задних мыслей, то образованный начинающий учёный рассмотрел мои откровения через призму современной ему науки. Пока Софочка оправдывалась, блея невнятно насчёт не вполне ясной пока гипотезы, шустрый парнишка, сын молочника, принялся спорить с самим Биллом из Дальних Вязов о том, какой длины свободно перемещающийся поршень нужно вставить внутрь поршня, чтобы этот вредный флогистон вместе с безвредным азотом перестали пачкать масло — суть проблемы мои Ломоносовы ухватили влёт и сразу принялись генерировать идеи по её решению. На этот раз попали с первой попытки. Коллектив, прихватив с собой ствол с неотнимающимся от него поршнем, потянулся в кузницу, воплощать возникший на ходу замысел. Как они эту тяжесть уволокли? Как всегда, всем детским садом, опутав веревками. Все сто пятьдесят без малого килограммов.       И тут обратил я внимание на дядю Эдуарда. Он знатно измял и выпачкал свою университетскую мантию, которую продолжает носить с упорством священнослужителя, не вылезающего из сутаны. Даже валки в кузнице крутит в этом неуклюжем балахоне. Однако на этот раз, кажется, он её дорвал до предела. Он мне чем-то напоминает кузена Бенедикта из "Пятнадцатилетнего капитана". Но до Паганеля категорически не дотягивает. Короче, энтомолог какой-то, ещё не определившийся с тем, в какую сторону распространится полнота его компетентности. И вообще мне кажется, что в настоящий момент он более всего изучает племянницу в её естественной среде обитания. Например на лекции о простых линейных углеводородах, начиная с Це Аш четыре и до парафиновых цепочек, дядюшка был очень внимателен.       — Откуда ты знаешь про маленьких невидимых зверьков? — спросил он как-то Софочку за ужином.       — Так голландец Левенгук их видел и всем остальным рассказал, — как всегда в острых ситуациях управление было предоставлено мне без промедления: Мол, выкручивайся, если такой умный!       — Энтони Левенгук! — обрадовался дядюшка. — Да, что-то припоминаю было о нём пару лет назад в Лондоне. Но не все доверяют результатам его наблюдений. А уж чересчур смелые выводы, которые он себе позволяет!.. — в этом месте Эдик академически-значительно развел руками.       — Вот не строил бы ты из себя великого учёного, дядюшка, — не удержался я от подколки. — Создан прибор с принципиально новыми свойствами, позволяющими разглядывать предметы с увеличением в сотни раз. С его помощью обнаружены дотоле неведомые объекты, а ты, чем репетовать суждения скептиков, взял бы, да и проверил. Линзы-то давным давно известны. Есть люди, создающие и подзорные трубы, и телескопы, вот и додумайся, как спроворить микроскоп, да и выясни, врёт Левенгук, или искренне заблуждается. А вдруг он прав? А то написал Аристотель, что у мухи восемь ног — и все за ним повторяли полторы тысячи лет вместо того, чтобы поймать и посчитать. Можно подумать, мухи такая редкость.       После этой отповеди Эдик сделался исключительно сдержанным, потому что папа и мама ни слова не сказали поперёк Софочкиных не самых учтивых слов, а Консуэллка ещё и язык показала, за что мигом отхватила затрещину от Мэри, сменявшей в это время блюда. Так служанке ещё и кивнули благодарно. Вот говорю же — семейка у нас с особенностями.