Пролог
Дотракийское море. Вейес Дотрак. Грязное тело в выгребной яме на границе города можно было принять за незадачливого раба степняков — в столь жалкие лохмотья превратилась его некогда богатая одежда, — однако жёлтый блеск золота на голове несчастного делал эту теорию маловероятной. Дотракийцев можно было упрекнуть во многих диких с точки зрения цивилизованных народов вещах, но просто так бросать богатства, за которые, даже на первый взгляд, можно купить целый табун отборных лошадей, не стали бы даже они, тем более ради казни какого-то раба. И всё же с того момента, как несколько воинов сбросили его сюда, ни один из обитателей великого степного города так и не приблизился к трупу. Казалось даже, что все окрестности ещё больше опустели, хотя нельзя сказать, что до того соседство с источником непрерывного смрада так уж пользовалось популярностью. Ночь уже близилась к завершению и предрассветный сумрак вот-вот обещал треснуть под напором солнечных лучей, когда тело неожиданно шевельнулось. Ещё миг — и скорчившийся в неестественной позе агонии мужчина медленно начал выпрямляться, бережно и почти опасливо разминая задеревеневшие в одном положении мышцы. Сжатые в спазме кулаки разжались, плечи расправились, руки потянулись вверх… Обхватив застывшую золотую массу покрепче, человек напрягся и с глухим шипением сорвал её с головы. На месте бровей и ещё недавно длинной белой шевелюры выступили алые бусинки крови, показывая, что вырывать волосяной покров с корнем — не самая полезная процедура, но человеку на это было плевать. Удостоив свою «корону» лишь мимолётным взглядом, он оглядел окружающее пространство, и губы на бледном лице сложились в кривой усмешке. – Всё прошло по плану… Невесомый шёпот на высоком валирийском остался никем не услышанным, а вскоре Визерис Таргариен, сын Безумного Короля, Король-Попрошайка и просто человек, умудрившийся больше десяти лет выживать в банке с пауками, именуемой Вольные Города, будучи всего лишь безусым мальчишкой с малолетней сестрой на руках, исчез, растворившись в тёмных закоулках города.***
– Ну что там? – озабоченно подобрался широкоплечий полноватый торговец с проседью в густой бороде, едва в палатку шмыгнул неприметный парнишка в одежде обычного слуги. – Затихли. По краям ещё пьянствуют, но ставка Кхала успокоилась, – начал доклад подросток. – Касо видел, как из лагеря уволокли какого-то мертвеца в вестеросской одежде, но дотракийцы были очень злы, и ему не удалось подойти ближе. Он только видел, что труп несут куда-то к западной окраине. И ещё у трупа был меч, и его почему-то не сняли, а вот крови не было. Касо говорит, сильно несло палёным волосом и мясом. – Седьмое пекло! Почему ты ещё здесь?! Узнай, куда они его потащили, это же!.. – Так уже! – перебил старшего подросток, от крика собеседника перейдя на горячий шёпот. – Послал Сида и Чхоро, как услышал! Я же не совсем дурной, пап! – Ладно, – взял себя в руки мужчина, стремительно успокаиваясь. – Сюда подойди, – парень в одежде слуги послушно шагнул вперёд, чтобы тут же получить мощную затрещину. – Будет он ещё на отца кричать! Позорище! – Простите, батюшка, это всё от волнения, – покаянно согнулся подросток. – Ой, знаю, что врёшь, – поморщился торговец. – А-а-а, чёрт с тобой! Брысь! Найди мне этот труп, живо, хоть из-под земли выкопай! Не дай Семеро, действительно выкапывать придётся — эта бурда только полтора часа действует! – Я мигом, – заверил парень и метнулся к выходу из палатки. Когда сын ушёл, мужчина недовольно поджал губы и попытался унять метущиеся в голове мысли. Всё это предприятие ему с самого начала решительно не нравилось. За последние тринадцать лет бывший рыцарь Королевских земель успел хорошо насмотреться на самых разных уроженцев Эссоса, и дотракийцы, на его вкус, были самыми из них омерзительными. Это не касалось дотракийцев, когда-то проданных своими соплеменниками в Вольные города или же изначально родившихся там от первой группы, но вот настоящие вольные степняки заставляли все его внутренности выворачиваться, а руки невольно тянуться к мечу, чтобы самым радикальным образом убрать эту погань с глаз. Со временем рыцарь привык и даже научился радушно улыбаться при встрече — слишком большой роскошью для них всех стала брезгливость после бегства с Драконьего Камня и, особенно, после смерти Виллема Дарри, но в душе... В душе он продолжал их презирать. Неудивительно, что затея юного короля не могла вызвать в его душе энтузиазма, пусть даже за годы под чужими именем и личиной старый рыцарь многое пересмотрел в своём взгляде на жизнь. Дотракийцам нельзя было доверять. Сегодня они могли есть и пить с тобой с одного стола, смеяться твоим шуткам и клясться в вечной дружбе, а уже завтра — вспарывать брюхо за один косой взгляд. Качество же их как воинов… Сир Говард Бёрч не отрицал, что в своих степях воевать те умели. Конечно, в прямом бою ни один Кхалассар не устоял бы против тяжёлой рыцарской конницы Вестероса, но они бы и не стали встречать бронированную лаву грудью. Рыцарей бы постоянно изматывали на расстоянии, раз за разом отступая и не принимая бой, с тем, чтобы тут же вернуться в другом месте и начать колоть и жалить мелкими укусами, пока лошади и люди не начнут валиться от усталости под жаром солнца и тяжестью доспехов. Здесь, в Дотракийском море, где они знают каждый куст и тропку, поймать степняков было воистину невозможно, в то время как сами они могли с лёгкостью парализовать любую армию, засыпая колодцы по пути или даже поджигая чахлую траву, тем самым лишая корма вражескую кавалерию. Но в том-то и дело, что это было здесь! В Вестеросе уже сами дотракийцы окажутся в положении слепых щенков, которых любой лорд на своих землях сможет измотать и отправить к Неведомому без особого риска. Само собой, это не делало их пустым местом, и они могли доставить немало проблем, но не больше, чем какие-нибудь горцы или одичалые… Говард нервно прошёлся по палатке, но ожидание пополам с невесёлыми думами только сильнее сжимали его сердце в когтистой хватке. Наконец, бывший рыцарь не выдержал и решительно извлёк из походного сундука бутыль крепкого северного сидра. Напиваться он не собирался, но уже чувствовал, что если быстро не успокоится, то сам бросится на поиски, как безусый мальчишка. Время тянулось мучительно долго, и даже запас редкого в этих краях напитка начал показывать дно. Сын всё не возвращался, а между тем в шатре начало светлеть, и совсем не оттого, что он зажёг ещё одну масляную лампу. – Да побери иные, грамкины и снарки этого молокососа! – в сердцах воскликнул мужчина, запуская пустой бутылкой в противоположную стенку шатра. – Сколько можно заставлять себя ждать?! – Ну простите, сир Бёрч, милая Дени никак не хотела отпускать меня со своего праздника, – послышался от входа негромкий голос, от которого по спине купца пробежал табун мурашек. Не от страха — от счастья! – Мой король! – мужчина бросился навстречу вошедшему, не замечая ни идущего от него смрадного запаха, ни испуганного лица сына, мелькнувшего у того за спиной. – Не так громко, почтенный Говариус из Мира, – Визерис одним жестом заставил бывшего рыцаря замереть на месте. Впрочем, возможно, дело было не столько в жесте, сколько в потёках крови на месте бровей и бурых пятнах на какой-то грязной тряпке, закрывающей голову Таргариена, – вы же не хотите, чтобы нас услышал весь город? И насчёт вашего «слуги», – выделил слово голосом гость, – со своей задачей он справился прекрасно, а сейчас пусть принесёт чистую воду, хлебного вина и одежду. – Как прикажете, милорд, – совладав с собой, уже спокойно произнёс бывший рыцарь. Взгляд синих глаз раскалённым металлом ожёг лицо подростка у входа, и уже в следующий миг тот исчез, спеша выполнить распоряжение. – Мне понадобится пара дней на восстановление, – обронил Таргариен, проходя глубже в шатёр и прямо на ходу начав стаскивать с себя одежду. – Сомневаюсь, что Кхалассар за это время куда-то стронется, но на всякий случай… Договорить Визерис не успел, прямо на середине фразы пошатнувшись и начав стремительно оседать. Впрочем, в этот раз Говард не сплоховал и успел подхватить своего сюзерена, помогая тому удержаться на ногах. – Милорд? – Всё в порядке, – поморщился принц, – просто расслабился… Помоги снять эту дрянь... – Сколько настоя лилового сандаса вы выпили? – безропотно взявшись за испачканную в нечистотах одежду, спросил бывший рыцарь. – Достаточно, чтобы изобразить предсмертную агонию, – отмахнулся Таргариен, в чьём голосе начала угадываться подкатывающая лихорадка. Настой лилового сандаса — зелье, через несколько минут после приёма вызывающее кратковременные судороги и глубокий обморок, практически неотличимый от смерти. Купец сам передал ему колбу с составом во время встречи на торговой площади и хорошо знал симптомы, появляющиеся после прихода выпившего в сознание. Головокружение, дрожь в руках, лихорадка и нестерпимая тошнота — далеко не самые страшные из возможных последствий. – Вы уверены, что оно стоило того? – не в порядке воина задавать такие вопросы тем, кому он поклялся служить, но Говард слишком давно знал своего господина. – Да, – односложно ответил потомок властителей всего Вестероса, не прекращая обнажаться. – Но ведь Дейнерис — ваша сестра, и теперь она осталась без вашей поддержки. Девочке всего тринадцать… Холодный взгляд лиловых глаз Таргариена впился в лицо бывшего рыцаря. В этом взгляде ярким пламенем вспыхнула злость — и что-то ещё, чему немолодой уже мужчина не смог подобрать определения. На мгновение последствия приёма колдовского зелья будто исчезли, сметённые эмоциями, но… Визерис быстро взял себя в руки и отвёл взгляд. В шатре установилась напряжённая тишина, которую никто не спешил прерывать. Законный наследник Железного Трона хмуро о чём-то размышлял, а Бёрч не менее хмуро вспоминал маленькую сестру своего сюзерена. Он почти не знал её, так как ещё по прибытии в Браавос с Драконьего Камня было принято решение разделить силы. Пока сир Дарри открыто оберегал последних Таргариенов, пытаясь заручиться поддержкой Морского Владыки и Дорана Мартелла, его люди, помогавшие спасти наследников престола, должны были обзавестись связями в других местах. Ему удалось закрепиться в Мире, став пусть и далеко не самым богатым и влиятельным, но вполне успешным и уважаемым купцом с репутацией и славой серьёзного человека. Он не боялся водить караваны по Дотракийскому Морю или лично сопровождать грузы в Волантис морским путём, мимо печально известных Ступеней с их пиратской вольницей. Охрана у него была под стать таким задачам, уж всяко не хуже иных наёмных отрядов, если уж не по количеству мечей, то по выучке — точно. К тому же пусть с Драконьего Камня уходить пришлось жалкой горсткой по-настоящему верных долгу людей, но после воцарения Узурпатора очень многие были вынуждены бежать из Семи Королевств. Большинство растворилось в наёмных отрядах, да и не очень-то думало сражаться за что-то кроме золота, но были и те, кто не только мечтал отомстить и сохранил верность, но и был готов ждать… Ждать и притворяться. Не все они прошли проверку. Не все заслужили доверие… Но вот минуло уже тринадцать лет — и то, что вначале казалось лишь зыбким миражом, обрело плоть... А в это время молодые Таргариены жили своей жизнью. Визерис, тогда ещё совсем мальчишка, сам на этом настоял и сам же ограничил все свои контакты с верными людьми до минимально возможного уровня. Никто не должен был знать о том, что в Эссосе готовятся силы для реставрации династии Драконьих Владык. Никто не должен был об этом даже подозревать! Ведь узнай об этом Узурпатор или предатель Ланнистер — и молодого короля не спасли бы никакие верные мечи. Что такое сотня или даже тысяча клинков, когда один только Тайвин может выставить тридцать тысяч, практически не ослабляя защиты своих владений? Баратеон же и вовсе мог рассчитывать на армии пяти королевств из семи, а уж переправить их через Узкое море — вопрос сугубо организационный. А на самом деле даже и переправлять никого не требовалось — любому Вольному городу хватило бы одной только угрозы такой переправы, чтобы самостоятельно схватить на своей земле последних Таргариенов и прислать их в дар Узурпатору. Визерис понял это ещё ребёнком. Понял первым из них. И первый смирился... Так и родилась на свет эта уродливая и постыдная маска Короля-Попрошайки. – Она предала меня, – негромко обронил наследник Железного Трона. – Даже не попыталась остановить муженька от расправы над кровным родичем, хотя я не поскупился на плаксивые мольбы... Жалкие несколько недель со вкусом власти и независимости — вот и всё, что ей было нужно, чтобы напрочь забыть десятилетие заботы и защиты, – его голос звучал мерно и спокойно, а на лице более не читалось ничего, вот только бывший рыцарь ощутил, что эти слова значат для Визериса намного больше, чем он хочет показать. – Но вы сами этого хотели. Сами всё устроили и могли легко избежать. – Я хотел сымитировать свою смерть — верно, – кивнул Таргариен, глядя в сторону. – Я знал, что так будет. Сам всё рассчитал и подготовил. Сам использовал местные нравы, чтобы получить нужную репутацию, сам выбрал место и время, исключив риск быть просто зарезанным взбешёнными дотракийцами, сам навёл Дрого на нужную мне идею казни… У Дени не было шансов предотвратить мою «смерть». И всё же она могла попытаться, – лиловые глаза вновь поднялись к лицу Бёрча. – Дени всегда было легко просчитать, и она никогда не выдерживала моих проверок. На самом деле, это даже хорошо, ведь всё прошло согласно моему плану и о своих противниках я теперь знаю намного больше, чем раньше, в то время как они сбросили меня со счетов, но… – Таргариен замялся, в неуверенном жесте дёрнув щекой. – К прискорбию, даже такая циничная мразь, как я, рада обмануться и поддерживать в себе глупую надежду, даже зная, что она совершенно тщетна… – Вы не должны говорить о себе так, – покачал головой Бёрч, – вы... – Господин, я всё принёс! – громко крикнул с улицы отправленный с поручением «слуга», тем самым загодя предупреждая о своём приближении, а значит, позволяя хозяевам вовремя прервать разговоры не для чужих ушей. Полезным в его жизни навыкам Говард учил сына в первую очередь. – Заноси! – отозвался купец. В шатёр зашли трое: сам подросток с кипой вещей и бутылкой в руках, а также двое крепко сбитых мужчин лет сорока, тащивших деревянную бадью с водой. Оставив свою ношу, мужчины удалились, едва заметно обозначив поклон в сторону Таргариена, а вот подросток остался, начав преданно пожирать старших взглядом. – Полей мне, – поощрил его поведение Визерис, направляясь к бадье, а заодно и явственно ставя точку в разговоре…***
– Грязные крысы, – с раздражением буркнул себе под нос Визерис, провожая взглядом нескольких молодых кочевников, только что закончивших гордо гарцевать вокруг их каравана и развернувшихся к Вейес Дотраку. Весь день (как, впрочем, и несколько до него) Таргариена раздражало абсолютно всё. Последствия приёма алхимического зелья никак не хотели проходить уже неделю и вместе с постоянной тошнотой и дрожью конечностей «радовали» его непрерывной головной болью. Виной тому, как подозревал Визерис, было его купание в нечистотах. Пусть отмылся он достаточно быстро и обработал ранки хлебным вином, но жаркому климату Дотракийского Моря могло хватить и минуты, чтобы заразить его какой-нибудь мерзостью. Отчасти он находил ситуацию даже несколько ироничной — обмануть весь мир постановочной смертью на зависть лучшим театрам Браавоса, чтобы спустя неделю сдохнуть от дизентерии в никому не ведомой палатке посреди степи. Это, безусловно, вписалось бы в антураж Короля-Попрошайки настолько идеально, что он и сам не придумал бы лучше. К сожалению, красота данной иронии могла поднять ему настроение только в состоянии истерики, а впадать в истерику Визерис не хотел. Слишком он за последние годы устал от этого хлопотного номера, чтобы повторять его ещё и наедине с собой, не говоря уже о том, чтобы делать это искренне. С другой стороны, и без непрошеной болезни поводов для радости у беглого наследника западной державы имелся явный дефицит. Постановка в Кхалассаре Дрого прошла в точности по плану, но от этого выявленные факты ни разу не становились слаще. Дейнерис не прошла проверку… Тот факт, что и это соответствовало его прогнозам, отнюдь не радовал, всё-таки Дени была его сестрой и последним напоминанием о матери. Только боги знают, как же он хотел в этот раз ошибиться! Как он мечтал, чтобы в решающий момент оказалось, что всё это время он был слеп и глух, не понимал и не видел… Маленькая кроха, не знавшая материнской ласки, комочек жизни, надрывно плачущий по ночам и засыпавший только у него на руках после часа укачиваний, его маленькая, нежная Дени… Ведь она могла оказаться умнее, чем он думал! Дальновидней, прозорливей… Да Седьмое Пекло, она могла бы оказаться хоть чуточку вернее и благодарней! Это свойство человеческой души всегда раздражало Визериса. Эмоции, заставляющие поступать вопреки здравому смыслу, отбрасывая рациональные соображения и не думая о последствиях… Старые и новые боги, как же он это ненавидел! Какой толк от разума и силы воли, если в ключевой момент что-то внутри начинает ныть, и вместо того, чтобы действовать с максимальной выгодой и успехом, ты, будто раб на галере, покорно плетёшься выполнять очередную глупость, все последствия которой наперёд просчитал и ужаснулся, но всё равно покорно топаешь? И в деле родственных связей этот ноющий зуд, как назло, самый невыносимый! Дейнерис всегда, с самого-самого детства показывала, кем она вырастет. Ослепляющий эгоизм был её частью не меньше рук и ног. Совсем не глупая, добрая, зачастую очень проницательная, ангельски красивая и лишённая шор на глазах о той грязи, что наполняет мир, девочка всегда с изумительным талантом закрывала глаза на все проблемы, которые ему приходилось решать для обеспечения их общей безопасности и сытой жизни. Пусть о большей части его реальной работы она не имела ни малейшего представления, но и того, что он выставлял напоказ всему миру, любой крестьянской дурёхе хватило бы для сдувания с него пылинок и ободрения при каждом удобном случае. Но нет! Даже прямое тыканье носом в уровень возможностей Узурпатора и то, что у них во врагах добрая треть мира, не заставляло её даже задуматься о том, что брату нужно оказать моральную поддержку. Моральной поддержки она всегда хотела только в свой адрес, как и внимания с удовлетворением сиюминутных прихотей, а всё, что выходило за границы её интересов, просто отвергалось. Ужасная тенденция для будущей королевы, если подумать. Дени не задумывалась о том, за счёт чего у них есть кров над головой, еда, одежда, как им дальше жить и кем быть в этой жизни. Все эти темы воспринимались ей только в связке с чем-то более личным… Чем-то позволяющим хотя бы мысленно отыграться за реальные и мнимые обиды на жизнь вообще и строгого братца в частности. К примеру, она никогда не пробовала критически задуматься над тем, что её брат, якобы, не пролил в жизни ни капли крови и даже меч в руках держать не умеет, и как так получилось, что её при этом до сих пор не продали в бордель, а его не бросили гнить в сточной канаве, предварительно отрезав голову для продажи Баратеону. Зато стоило в её присутствии мимолётно упомянуть о том, что «одолжил» меч у магистра Иллирио, как сиреневые глазки при каждом удобном случае начинают стрелять в сторону рукояти с плохо скрываемой смесью жалости и брезгливости к родственнику. И так было во всём — Дейнерис с изумительной проницательностью подмечала все явные и не очень случаи пренебрежения окружающих к брату, включая доскональное знание слухов, ходящих о нём в самых злачных местах, но при этом совершенно не думала о том, что она во всём этом совсем не сторонний наблюдатель. Что её жизнь зависит от жизни брата. Что её судьба зависит от его судьбы! Для Дени не существовало «мы», для неё были только «я» и «он», между которыми пролегала строгая, бескомпромиссная граница. И если событие не входило непосредственно и сиюминутно в сферу «Я», то в восприятии Дейнерис его как бы и вовсе не существовало. Как он ни старался перевоспитать её и привить крохи ответственности, девочка осталась глуха к его усилиям. Рассказы о предках, их роде, его роли в истории мира и важности их собственной судьбы для будущего Семи Королевств — всё это для Дени было лишь интересными сказками, без всяких моральных подтекстов и жизненных ориентиров. В лучшем случае, прямой угрозой наказания получалось вбить в неё некоторые правила поведения, но и только. И это свойство он тоже ненавидел в человеческой природе! Чем дольше Визерис общался с людьми, тем сильнее убеждался, что воспитание и окружение, в лучшем случае, способны только раскрыть изначальные свойства личности и характера или же подавить их, не давая развернуться в полную ширь. Сами же эти свойства приходят в мир вместе с душой и являются её неотъемлемой частью, которую невозможно переделать, как бы ни старались воспитатели. И осознание этой невозможности что-то сделать для самого близкого человека в самом важном для человека вопросе приводило Таргариена в глухое бешенство. Оттого наблюдать за тем, как претворяются в жизнь собственные прогнозы в отношении сестры, было вдвойне больно. Плевать на этого низкосортного шпионишку Мормонта, чья дешёвая игра могла обмануть только такую наивную дурочку, как Дейнерис, или того истеричного недоумка, которого Визерис старательно изображал перед всем миром. Плевать на немытых степняков с их провинциальной верой в свою непревзойдённую хитрость и глупость городских неженок. Плевать даже на Иллирио с его дружком-евнухом, затеявших всю эту ловушку для последних Таргариенов. В конце концов, он всех их использовал и использует ещё не раз. Важна была лишь Дейнерис, ведь она — его сестра, и она… предала его. Вспышка гнева едва не стоила Визерису сознания — от резких эмоций боль в голове усилилась до белых пятен перед глазами. На своё счастье, беглый принц сидел не в седле, а в телеге, потому кратковременная дезориентация не привела к позорному падению, но и без того чёткость мышления вернулась только спустя несколько минут, наполненных лишь прерывистым дыханием. Назло отвратному состоянию, мужчине захотелось желчно пошутить на тему больного на голову дракона и семейных традиций, но губы Таргариена так и не разжались. Даже перед самыми верными людьми нельзя демонстрировать слабость и давать повод в тебе сомневаться. Игра в Короля-Попрошайку — и без того сильное для них испытание, а Дени и её муженёк... Дрого вообще оказался на удивление «прозрачной» фигурой. Все его шаги и поступки можно было просчитать едва ли не по минутам на недели вперёд, вот и с казнью он поступил, словно заранее получал от Визериса инструкции. Разумеется, имелся риск, что возмущённый нарочито глупым поведением гостя дикарь просто и незатейливо попытается его прирезать, наплевав на законы собственного народа, запрещающие проливать кровь в Вейес Дотрак, но, к счастью, в самый критический момент Кхал из рамок своего психологического портрета не выбился и решил казнить Визериса «красиво». Увы, Дрого никто не сообщал, что брат его жены вполне может носить титул «Неопалимый». Это только Дейнерис считала нормальным при куче свидетелей принимать ванны из кипятка или совать руки в раскалённые угли, старший же Таргариен предпочитал при каждом удобном случае показывать, как он может обжечься. И никогда не забывал подуть на горячий суп. Показательные поучения сестре о том, что «Таргариенам не бывает жарко. Мы принадлежим к дому Дракона. Огонь растворён в нашей крови», только добавляли его игре красок. Сия ценная привычка изрядно помогла ему в жизни уже как минимум трижды, и он совсем не собирался прерывать столь позитивную тенденцию. А расплавленное золото… Ну, он же не просто так старательно изображал из себя обитателя городского дна, превращая в лохмотья вещи, призванные служить десятилетиями, и измазывая волосы во всякой дряни, чтобы те напоминали половую тряпку? За такой маскировкой можно спрятать не только пучок конского волоса и мясные обрезки, для соответствующего аромата, но вообще другого человека. А повернуть голову так, чтобы расплавленный металл не залил нос и горло, перекрыв дыхание... Как будто ему никогда не лили на голову из ковша во время помывки. Но всё это уже мелочи. Теперь, когда Визерис Таргариен официально умер, а его младшая сестра устранена с политической арены фактом брака с вождём степных дикарей, которые полезут в Вестерос не раньше, чем Узкое море пересохнет, можно было приступать к финальной стадии плана. К тому же в Вестеросе явно что-то намечалось, и за этим чем-то следовало проследить… Дорога впереди предстояла длинная, но с купеческим караваном она пройдёт куда быстрее, чем с кочующим Кхалассаром. Месяц — и он будет в Меерине, а там уже рукой подать до Астапорта, где его уже ждёт результат кропотливой работы последних десяти лет. А Иллирио Мопатис с его планами... Нельзя сказать, что появление магистра Пентоса в жизни изгнанного наследника Железного Трона было чем-то подозрительным. За свою жизнь Визерис хорошо изучил всех этих магистров, архонтов, мудрых господ и прочих мнящих себя царьками недофеодалов, ютящихся в элитных кварталах восточных городов. Показное богатство, роскошь, запашок мелкого торгашества и рыхлого малодушия, привыкших прятаться за спинами многочисленной охраны слабаков, и всё это с примесью чёрного смога неусыпной зависти и ненависти к собственным «друзьям», «союзникам» и соседям. Они всё время изнывали в рамках своего положения «равных» друг другу и «свободных граждан». На публику презирали и осуждали вестеросскую знать с её «варварскими» традициями и «пережитками прошлого», но в реальности отчаянно завидовали. Ведь даже младшие лорды-вассалы в Вестеросе зачастую владели большими землями, чем иной город-государство Эссоса, и при этом обладали большими социальным статусом и уважением в обществе, чем сам Морской Владыка Браавоса у себя на родине. Всё это вызывало зависть, ненависть и страстное желание самоутвердиться, отчего и цвело буйным цветом рабство по всему востоку, а «благородный» и «свободный» Браавос даже не думал убирать представительства своего банка из Залива Работорговцев или прекращать с ним торговлю, хоть и кричал на весь мир, как он всех их ненавидит. Так что влиятельный магистр, возжелавший прощупать почву о перспективах вложений в изгнанную династию, не мог вызывать у Визериса удивления. Все они так делали. Кто такой Иллирио Мопатис в Пентосе? Да никто! У него есть власть и положение, только пока есть физические силы их отстаивать, но старость уже близко, а с ней придёт и немощь, как телесная, так и ума. Результат предсказуем — сегодняшние друзья и союзники мгновенно вцепятся в глотку и растащат всё, чего он добился за свою жизнь, и нет за ним могучей семьи, которая бы этому воспрепятствовала. Сменится поколение — и об Иллирио не вспомнит даже новый хозяин его особняка, сношающий очередную рабыню на его же кровати. А это ведь страшно. Вдвойне страшно для людей, привыкших считать себя особенными и великими, привыкших к своей значимости. И тут перспектива помочь вернуть трон законной династии, а в награду получить... да хотя бы Утёс Кастерли, став основателем нового рода Хранителей Запада, очень соблазнительна. Таргариенов предали многие. Многие не могут рассчитывать на милость ни при каких обстоятельствах, как тот же Тайвин Ланнистер, приказавший убить жену и детей Рейегара. А раз так, то много очень статусных мест и титулов при возвращении династии должны будут найти себе новых владельцев, а кому же на них претендовать, как не тем, кто в трудный час обеспечил поддержку и силы для возвращения? В этом плане внезапное появление доброго и озабоченного будущим «несчастных сироток» магистра вполне закономерно. И это не вызывало бы вопросов… Если бы Иллирио повёл себя как и все остальные. Визерис хорошо знал свою роль. Роль, которую он придумал, сочинил до последней запятой и безупречно отыгрывал вот уже десять лет. Роль безопасного и ни на что не способного повлиять дурачка, марать руки о которого было бы противно даже помешанному на своей ненависти к Таргариенам Узурпатору. И он прекрасно знал, как на неё реагируют те, кто ищет в изгнанниках шанс для своего возвышения. И как раз на этой реакции Мопатис прокололся. Он не пытался составить мнение по личным впечатлениям, не пытался проверить, насколько молва о Короле-Попрошайке соответствует истине, он не пытался даже узнать, насколько тот поддаётся внушению и можно ли использовать его в качестве простой ширмы и марионетки. Он вёл себя так, будто давно составил все необходимые мнения и провёл все проверки, не просто поверил бытующим слухам, а безусловно знал всё, что хотел знать, задолго до первой встречи. Говоря иначе, он вёл себя как человек, годами следивший за Визерисом с сестрой. И вот это уже настораживало. Человек, который давно за тобой следит, но не пытается выйти на контакт, сам по себе не очень вписывается в рамки позитивно настроенного к тебе существа. А уж когда к поведению Иллирио добавились новые черты… Мимолётное пренебрежение там, завуалированное оскорбление здесь, случайно оттоптанная мозоль тут… Всё это было идеально рассчитано на того дурачка, которым Визерис себя выставлял. И единственной целью данной стратегии мог быть только один результат — выбивание из равновесия, расшатывание нервов и подталкивание к совершению необдуманных, импульсивных поступков. А ещё Мопатис совершенно очевидно желал его смерти, причём обязательно так, чтобы она выглядела не случайным, а единственно возможным, закономерным результатом действий самого Таргариена. Красок картине добавляло и то, что сама по себе идея с дотракийцами была вполне рабочей. Да, она имела ряд технических сложностей, в первую очередь по организации снабжения и столь масштабной перевозки войск через Узкое море, но на это у Визериса уже были некоторые заготовки. Ключевым моментом тут было то, что дотракийцы действительно могли стать тараном, который обеспечит захват Семи Королевств. Нет, победить у них шансов не было, но разорить и обескровить мятежные провинции они могли, особенно на пару с Железнорожденными, которые ни при каких обстоятельствах не удержатся от представившейся возможности пограбить Зелёные земли, пока основные силы лордов пытаются поймать степняков на другом конце страны. А потом в дело бы вступила дорнийская пехота, подкреплённая наёмниками и домами со всего Вестероса, сохранившими верность Таргариенам либо в чём-то ущемлёнными Узурпатором с его сторонниками. План был жизнеспособен… Если бы не одно «но». Дотракийцы всегда держат слово… Так его убеждали Иллирио и Джорах Мормонт. Вот только тучный магистр с северянином «забыли» упомянуть, что для дотракийцев слово, данное иноземцу, не стоит ничего. На самом деле и слово, данное «не мужчине», для дотракийцев тоже ничего не стоит, при этом, само собой, мужественность они определяют исключительно по собственным меркам и традициям. Конечно, была слабая надежда, что Дрого окажется чуть более прозорлив, нежели его ручные обезьянки, именуемые Кровавыми Всадниками, но, увы и ах, эта надежда умерла, так толком и не родившись. Никто в Кхалассаре не собирался выполнять никаких клятв Таргариенам, а женитьбу вождя на Дейнерис они воспринимали как оказанную ничтожному иноземцу честь, не подразумевающую даже родственных обязательств. Несколько простейших провокаций окончательно расставили всё по местам, заодно прояснив и несколько дополнительных моментов. Во всей ситуации радовали только три вещи. Хотя, вернее будет сказать «целых» три, ведь каждая из них, сама по себе, уже окупила все усилия, потраченные на эпопею. Прежде всего, стало ясно, кто именно стоял за Иллирио Мопатисом. Как ни посмотри, но одному магистру Пентоса, будь он хоть трижды мешком с золотом, никак не потянуть заявленный масштаб воздействия. Тут и многолетний шпионаж за вечно меняющими место жительства Таргариенами, и привлечение сильнейшего Кхала Дотракийского Моря, и чудом выскакивающий из ниоткуда благородный рыцарь из Вестероса, готовый «безвозмездно служить законному королю», ну просто «совершенно случайно» знающий дотракийский язык и появляющийся прямо накануне свадьбы сестры оного короля с дотракийским вождём. О том, что появился он ни много ни мало на первой официальной встрече Таргариенов с Дрого, и упоминать не стоит. Добавить к этому ряд более мелких, но ни разу не менее значимых деталей — и получим имя. То, что Варис-Паук ведёт свою игру, в которой ему и сестре отведено странное и не очень понятное место, было занятно. Он и раньше подозревал придворного евнуха, но теперь становилось очевидно, что тот работает в отрыве от Роберта Баратеона, на некую свою цель, отнюдь не связанную с укреплением власти последнего. Об этом говорила хотя бы сложность комбинации — для простого укрепления позиций Узурпатора достаточно было и просто отравить их с сестрой в первом попавшемся кабаке. Далее… В Вестеросе определённо что-то намечалось. Что-то крупное и глобальное, из-за чего Иллирио с Варисом нервничали. Это было смутное ощущение, построенное на едва заметных признаках в поведении магистра, но своему чутью Визерис доверял. Третьим же по списку, но не по значению шла успешная инсценировка собственной смерти. Он давно хотел устроить что-то в этом роде, но требовался подходящий момент, да и Дени следовало куда-то деть. Доверять ей свои секреты он не собирался даже в страшном сне — помощи от неё ждать не приходилось, а вот утечки информации — сколько угодно. Потому двойная инсценировка не подходила — даже не знай она о том, что он выжил, сама бы обязательно где-то всплыла и тем самым тут же потянула бы за собой и всех людей, которые обеспечивали бы её инкогнито по приказу Визериса, а это — полный провал уже для его планов. Нет, Дени следовало отправить куда-то, где она, с одной стороны, будет вне досягаемости Узурпатора, а с другой — в относительной безопасности. Как ни странно, Кхалассар Дрого подходил идеально — мутных чужаков дотракийцы к своей Кхалиси не подпустят и уж точно не позволят этим чужакам её куда-то забрать, даже за очень большие деньги, а физической опасности сперва придётся преодолеть всю военную мощь Кхалассара. Способных же на это на континенте можно пересчитать по пальцам одной руки, да и то победа не будет стоить уплаченной цены. Теперь же у наследника династии Красных Драконов были как никогда развязаны руки. Он знал о своих врагах. Знал о ходе и направлении их игры. А они о нём уже не знали. И пусть впереди ещё сотни лиг тяжёлого пути, но будь он проклят всеми предками, вплоть до великих богов-драконов древней Валирии, если не воспользуется этим шансом полной мерой!Авторское послесловие:
Собственно, основная мысль, которая привела к написанию данного текста, состояла в том, что получение Дейнерис Безупречных есть штука очень странная и подозрительная. Сами посудите — это же полная глупость, кто станет дрессировать воинов-рабов, не вбивая им на подкорку, что направлять оружие против дрессировщиков нельзя? Да если бы такого не было, те же Юнкай и Меерин давно обзавелись бы собственными армиями Безупречных, просто купив их у Астапорта, а потом использовав в войне против Астапорта. В конце концов, эти города всё время воевали. Но нет, такого не происходило, и в войнах против Астапорта те используют только наёмников, а не армии Безупречных. Даже против Дейнерис "ранее закупленных" евнухов никто не использовал. Так каким же образом у Дени на ровном месте получилось вырезать весь город? Слова про свободу — отговорка никакая. Безупречных и называют Безупречными потому, что их дрессируют до состояния полного оболванивания, они в прямом смысле "автомат, к копью приставленный", другой жизни они не знают и слова про свободу для них должны быть пустым звуком. В общем, картина подозрительная донельзя, но копаем глубже — и что мы видим? Во-первых, Визерис в книжном каноне далеко не такой дебил и говнецо, каким его принято считать в фанатской среде. Напротив, в каноне он временами очень подозрителен. Например, он расписывал Дени достоинства брака с Дрого, откровенно называя того вторым Эйгоном Завоевателем, и делал это, явно пытаясь оказать Дени моральную поддержку. На секундочку! Просто осмыслим! Таргариен!.. Визерис! Называет какого-то грязного степного дикаря не просто ровней своему величайшему предку, а его реинкарнацией! Осознали? Но мало того, делает он сие не абы когда, а именно в тот момент, когда Дейнерис начало потряхивать от мандража и её потребовалось подбодрить. То есть и просёк состояние сестры, и понял необходимость помощи, и нашёл очень сильные слова (а он там действительно хорошо выступил), и сделал всё это в тот момент, когда никто, кроме сестры, его слышать не мог, даже озаботился конфиденциальностью от лишних глаз и ушей. Причём подобные моменты у него периодически проскальзывают по всему повествованию. Но идём дальше. Достоверно известно, что с сиром Дарри было ещё четыре человека, когда он шёл спасать детей-Таргариенов с Драконьего Камня, потом они уплыли, то есть + ещё команда корабля. Верная команда, хочу заметить, без такой в тех обстоятельствах никуда. А потом резко все эти люди исчезают с горизонта. Куда делись — неизвестно, чем занимались все эти годы — непонятно, но... Визерис с Дейнерис живы, здоровы и даже вполне свободны, и это при скитании по владениям работорговцев. Можно, конечно, всё валить на Вариса и Иллирио, но не получается. Да, ребята круты, но по тексту самого канона частенько садились в лужу, будучи не в состоянии предотвратить то или иное нежелательное для себя событие либо узнавая о важных вещах уже постфактум. В общем, всё странно. Другое дело, если как минимум часть успехов Дейнерис была спланирована реальным хозяином армии Безупречных, а их получение с резнёй в Астапорте были спектаклем для не слишком умной девочки. Тогда всё становится стройно и логично: Визерису готовили армию, и готовили именно там, откуда легко осуществить переброску войск в Дорн, а королевскому флоту Вестероса, напротив, очень сложно вовремя на такую переброску среагировать. Визерис пользуется случаем и инсценирует свою смерть, одновременно обеспечив как безопасность сестры, так и её исключение из политических раскладов мира. Но дальше начинается "буря в стакане", и, помимо событий в Семи Королевствах, случается очень мутная смерть Дрого, к которой прилагается появление драконов. От объёма событий и новостей Визерис решает ещё глубже залечь на дно и использовать сестру с драконами в качестве тарана и отвлекающего манёвра и, пока она наводит шороху, тихо обстряпывает свои дела, готовя своё возвращение в обескровленный гражданской войной Вестерос. Сюда же идеально ложится и поведение Петира Бейлиша, который в каноне систематически делает только одно — увеличивает хаос в Семи Королевствах. Для самостоятельного игрока его поведение бессмысленно, но если он изначально действовал в русле реставрации династии Таргариенов, то всё сразу встаёт на свои места. Смотрите сами: На службе Роберту Баратеону он сделал всё, чтобы как можно сильнее уменьшить военные возможности Узурпатора. Золотые Плащи развращены коррупцией и превратились в разжиревшую, ленивую шайку рекетиров. Ломившаяся от золота казна Эйриса неведомым образом куда-то испаряется, а на её месте образуются долги всем подряд. Долина Аррен практически под полным его контролем через Лизу Аррен и в нужный час не только не выступит на стороне Баратеонов, но и более чем может поднять знамёна за Таргариенов. Даже несколько Белых Плащей обязаны своим местом именно его рекомендации. Ну и про разветвлённую сеть шпионов, не уступающую пташкам Вариса, но работающую отнюдь не на Роберта, забывать не стоит. Наконец, становятся очевидны и мотивы Петира. Работая на Визериса, он имеет все шансы получить титул Грандлорда и всю Долину, причём не от какого-нибудь скороспелого узурпатора, а от династии, реально имеющей право такие титулы давать и которой такими титулами обязана чуть ли не половина существующих грандлордов. Дай ему такой титул Баратеон — и остальные никогда не признают его ровней, но дай Таргариен — и он встаёт на уровень Тиреллов, Талли и прочих без малейших оговорок. А вместе с титулом почти гарантированно идёт и место Десницы, просто потому, что он будет самым опытным и компетентным для этой должности. Иными словами, дядька впишет себя в историю Вестероса золотыми буквами и обеспечит потомкам такой старт, который мало кому снился. Самое смешное, что с Мартина реально станется сделать финт ушами и обломать весь фандом лихим поворотом вроде этого. Так и появился сей набросок.