Видео

Щелкает кассетный проигрыватель. Голубой экран телевизора сменяется на изображение, считываемое с пленки. В кадре появляется уставшее лицо, обрамленное нерасчесанными черными волосами. Он казался невыспавшимся, веки припухли; нормально можно было рассмотреть только левый глаз, другой скрывала челка. Брюнет мотнул головой, чтобы стряхнуть челку с глаз, но особого результата это не принесло. На нем был черный свитер с круглым вырезом, на шее поблескивала тонкая цепочка. Аой отошел чуть назад, убедившись, что запись началась. За его спиной находилась гардина, с которой до самого пола спускались кремовые шторы. Он обернулся, чтобы не напороться на круглый столик, стоявший у стены, и присел за него. Кадр был поставлен так, что брюнет находился не ровно по центру, а чуть смещен вправо. Более двух третьих кадра занимало зеркало во всю стену; в отражении был только Аой и столик с частью штор. Остальная часть комнаты не попадала в кадр, он все рассчитал. Брюнет уложил руки на столешнице и слабо улыбнулся, глядя в камеру. В его глазах не было ни капли насмехательства или самодовольства. Аой излучал какую-то странно доверительную атмосферу с экрана телевизора. — Давно не виделись, правда? — он начал заходить откуда-то издалека. Это было первым сигналом к тому, что разговор будет долгим и слишком… откровенным для него самого. — Когда последний раз? Хм?.. — брюнет наигранно задумался, сдвинув брови. Он переигрывает, пытаясь скрыть свои эмоции, не дать выйти наружу настоящим чувствам. — Месяца три прошло? Как там Флорида? — Он спрашивает только из вежливости. Аой знает, что происходило лучше кого-либо. На его лице промелькнула более явная улыбка, но все же не полностью настоящая. — Слышал, у тебя все получилось с запуском. Надеюсь, что все так дальше и пройдет. Я в тебя верю! Ты всегда был упорным в отношении искусства. От тебя научился, Аой. — Если хочешь знать, как у меня дела, то все вполне обычно. Руки записывает вокал, скоро засядем в студии на несколько суток. Возможно, через месяц начнем готовиться к выпуску диска. У Ру-сана опять куча идей на этот счет. В этом вы похожи. Губы тронула действительно нежная улыбка, а потом исчезла. И я слышу то, что на записи произнесено не было. «И меня это часто бесит». Где-то за кадром забулькала вода и прозвучал щелчок. — Погоди минуту. Аой встал и исчез из поля видимости камеры. В тот же момент по изображению пошли помехи, и следующим чистым кадром он появился за тем же столиком с кружкой кофе в руках. Пар валил вверх из кружки. У него там, видимо, холодно. Даже штаны на нем из плотной ткани. Брюнет медленными глотками пил кофе, безучастно смотря в объектив; он что-то глубоко обдумывал, и мысль эта неожиданно прилетела, как только он заварил себе кофе. Идеально черный, чтобы прошибало мозги. И без сахара. Как же я ненавижу, когда он его пьет. Пил. Он сделал большой глоток и отставил чашку. Я усмехаюсь про себя: опять забудет и будет ворчать, что опять допивает холодный. Неисправим. — Ты собираешься в Токио ближайшую неделю? Тут пройдет мацури, я хочу тебя сводить по прилавкам. — И в его глазах зажигается слабый огонек, он как будто бы засиял, едва уловимо. Посторонний бы не заметил. — А если честно… Просто хочу конфет поесть. Я не успеваю подавить смешок. Большой ребенок захотел конфет и пойти на фестиваль, но если он пойдет один, на него будут косо поглядывать. Естественно, человеку уже за тридцать. Я снова издал смешок, но уже громче. Я помню, как я постоянно подсовывал ему в сумку шоколад. Лишь бы он успокоился и не ворчал. Вечно дарил ему шоколад… — Я столько тебе шоколадок задолжал… — Аой неловко улыбнулся, посмотрев куда-то за кадр. — Будем исправлять. Я надеюсь. Никогда не возвращал ни одной, болван. Постоянно говорил, что позже, подсовывал бумажки в сотню йен и неловко ковылял в сторону. А я постоянно ждал, хотя обещание вернуть долг в виде шоколада уже стал своеобразной шуткой. Хотя… Если смотреть глубже, это значило намного больше. Плевать на шоколад. Шоколад можно найти всегда и везде. Я готов его постоянно покупать. Только отмотай время назад… Достаю батончик, который лежал в кармане, и откусываю большой кусок. Аой попивал кофе. Сидим вдвоем в тишине. Как в первые недели знакомства. На этом закончилась первая часть склеенного видео. Проигрыватель продолжает мотать пленку. Появляется новое изображение. То же самое место, те же декорации. Только больше света. Аой в мэйк-апе, раздевался на ходу, закинул пиджак на спинку стула, устало плюхнулся на стул, но все равно смотрел в камеру. Ужасно уставший. — Хэй, доброго утреца, Ваше Величество. День — полный пиздец. Как же я хочу спать… — Брюнет поправился и сел ровно, сложил руки на столике. Татуировки привлекали к себе внимание: на нем была черная майка. Краска на правом плече немного выцвела, а ведь недавно только сделал. Или мне только кажется, что это было недавно? Аой кое-как достал пачку сигарет и закурил. Я хмурюсь, замечая, что пачка уже почти пустая. Затем недолгое молчание, потом резкий скачок изображения. Потерялся какой-то кусок; вырезал. Я знаю, он сидел еще очень долго в полном молчании, смотря в объектив и пуская табачный дым. Он не мог по-другому. Он не мог по-другому. В этом кадре брюнет в просторной черной футболке, как обычно — от black moral, штаны… Я не помню, чтобы он их поменял. Как будто бы просто ополоснул голову и попытался сменить одежду наподобие домашней, но что-то не дало закончить. Он ходил из стороны в сторону: от зеркала у левой стороны кадра, до какой-то невидимой части комнаты, исчезающей за правой границей. Во рту опять была сигарета. Я сжал в руке обертку. Он глушит стресс куревом, я — шоколадом. И я вдруг вспоминаю, что однажды мы заразили своими привычками друг друга. Я хлопаю себя по груди и нащупываю пачку сигарет в кармане. Как будто передали часть себя друг другу. — Слушаешь меня? — спросил Аой с экрана, как будто бы между нами не было никакой преграды. Как будто он видел меня. Он оказался за столиком, я и не заметил. — Давай без этих всех вещей. Я знаю, я облажался, когда нагрубил тебе, но… «Но?» — я усмехаюсь, но что-то во мне перещелкивает: я не могу подавить горечь в глазах, ухмылка слетает с моего лица. Я ведь так и не сказал, что простил его за те слова. Даже несмотря на то, что мне было очень больно. Больно до дрожи в руках. Аой с досады опустил голову и запустил пальцы в волосы. — Но и прощения мне нет. Чтобы я ни сказал, это уже значения иметь не будет. Я уже тебя обидел и оправдываться смысла нет. А, господи!.. — Брюнет рывком встал из-за стола, чуть не опрокинув стул, на котором сидел, и начал снова ходить по комнате из стороны в сторону, периодически пропадая из поля зрения камеры. А я жую плитку шоколада, найденную в холодильнике. Стресс проникает через нас обоих. Брюнет сделал последнюю, глубокую затяжку и потушил сигарету, видимо, в раковине, а потом вернулся. Его настроение изменилось: он стал более сдержанным, как будто наконец нашел то, чего добивался. Его глаза темнели от недосыпа, но Аой решил, что нужно действовать сейчас. — Ты очень дорог мне. Я должен тебе просто кучу шоколада. Я хочу сводить тебя на фестиваль. — Аой улыбнулся, скрывая за улыбкой боль и понимание того, что я, возможно, не вернусь. И я могу видеть эту боль в его глазах, он ее наконец не прятал. Я звонил, я слал письма, но никто не отвечал. Никто. Всегда меня встречала только тишина. Он ждал, а я просто опоздал встретить его тогда, когда он был к этому готов. Я рвался, как едва родившийся птенец, полететь с одной ветки на другую. А когда понял, что первый полет удачно пройден, попытался продолжить движение и только тогда заметил, что летать уже не получается. Спустя столько времени я наконец могу различить всё его притворство, зная ответы на собственные вопросы. Но сейчас — это бессмысленно. Я снова опоздал на все поезда к своей счастливой жизни. Я… Это слезы текут у меня из глаз?.. Неужели все из-за одной фразы?.. Пленка домоталась до конца, изображение исчезло. Я выключил экран телевизора. «Ты дорог мне. Я должен тебе просто кучу шоколада» означало «Ты нужен мне. Я должен подарить тебе свою любовь в ответ». Я не могу выбраться. 9 июня 2018