На память

Артур лежит на двуспальной кровати, тяжело вздыхая. После сегодняшних хождений по Сен-Мало ему хочется сразу же заснуть, но ему мешает две вещи. Первая: его спина, черт бы ее побрал, опять обгорела. Годы идут, ничего не меняется, как авторитетно сказал Франциск, получив после подушкой прямо по своему красивенькому лицу. Артур никак не может удобно лечь, он то и дело ворочается на месте, недовольно сопя. Вторая: Бонфуа, который лежит у него под боком, уже минут тридцать играется со своим телефоном (как маленький) и постоянно тихо хихикает при этом, вызывая у Керкленда приступы мигрени, зависти и злости. — Франциск, — строго рычит Артур, исподлобья глядя на любовника. — Что, mon petit coeur*? — Бонфуа ненадолго отрывается от смартфона, оглядывая Керкленда с головы до ног. Тот лежит на животе, майка на его спине приподнята так, чтобы не натирать покрасневшую кожу. Француз успокаивающе проводит по его волосам рукой в попытках хотя немного приободрить. Не то чтобы у него совсем ничего не выходит. — Ты мешаешь мне спать, — ворчливо жалуется англичанин, и Франциск находит это чрезвычайно милым. — А зачем тебе спать? — спрашивает Бонфуа, чуть улыбаясь. Его руки путаются в непослушных шафрановых волосах, и Керкленд немного морщится. Технически француз прав. Воплощениям стран совсем не нужен сон, фактически у них нет никаких физических потребностей. Страны спят по ночам и принимают пищу только потому, что это хоть как-то роднит их с людьми. — О’кей, my love**, тогда нам незачем спать друг с другом, — фыркает англичанин, — И ходить по твоим дурацким французским ресторанам тоже. — Беру слова обратно, — тараторит Франциск, целуя его в макушку. — Bonne nuit***. Бонфуа возвращается к своему телефону. — Чего ты там возишься? — заспанно бубнит Керкленд. — Признавайся, у тебя появился любовник, а? Француз кидает смартфон на прикроватную тумбочку и попадает с первой попытки. — Ты же знаешь, что я люблю только тебя, Артур, — Франциск ложится рядом с ним, пальцами очерчивая чужие острые скулы и веснушчатый нос. Керкленд фырчит (совсем не недовольно), осознавая, что сегодня ночью он точно не выспится. Любовники просыпаются по звонку будильника на телефоне Артура. У них был запланирован поход в очередной французский ресторан, и это важно. Керкленд трет глаза, выбирается из плена ног и рук Бонфуа и тянется к смартфону. Его напрягает гигантское количество уведомлений. — Что за?.. — англичанин продирается через целую кучу диалогов с другими странами, и Франциск, видя это все, уже готовится незаметно одеться и сбежать из комнаты через окно. Кликнув на какую-то ссылку, которую прислал ему Альфред вместе с кучей смеющихся смайликов, Артур застывает на полминуты. На своей странице в социальной сети его дражайший любовник выложил фотографию Керкленда. Керкленда, спящего на желтом гамаке в одних шортах. С покрасневшей кожей и невероятно довольным выражением лица. Артур боится начать представлять то, как маньячно выглядел Франциск, когда снимал его. А еще там на фотографии горизонт завален, но какая на это к черту разница людям (и странам), которые вдоволь нарадовались их любовным похождениям. Керкленд задыхается, его уши, щеки и шея просто пылают. Он чувствует, как его душа горит праведным гневом, и поворачивается к Бонфуа. — Какого черта ты сделал? — отрывисто произнося каждое слово, шипит Артур. Франциск удерживает его за плечи, чтобы англичанин не подобрался к нему ближе, чем на полметра. — Разве плохо? — капризничает Бонфуа, и это прекрасно ему удается. — На память ведь. Артур ударяет ладонью по лбу, скрипя зубами. Он совершенно не может злиться на Франциска за такие выходки. — Еще и так стремно подписал, дурак, — румянец до сих пор не сходит с его кожи. Бонфуа, видя чужое поражение, пододвигается к Керкленду ближе и аккуратно приобнимает его за плечи, стараясь не задеть обгоревшую кожу. — Разве не правда, что ты мое самое главное сокровище, Арти?