***
В это время в соседнем кабинете подписывали договоры о дружбе и взаимном сотрудничестве между Россией и Германией. Сверкали вспышки фотокамер, главы государств обменивались рукопожатиями, улыбались и отвечали на вопросы журналистов. Наконец официальная часть закончилась и все разошлись. Даже охранники вышли за дверь, чтобы дежурить в коридоре. Высшие лица остались наедине. - Как же я рад, что все неприятности закончились, - сказал Путин по-немецки, вытягивая ноги в кресле, - Ангела, дорогая, теперь наконец-то можно немного расслабиться. - Не думаю, что всё уже закончилось, Владимир, - натянуто улыбнулась Меркель, - Мы подписали договоры, но наши страны должны их скрепить. Сами знаете как... Путин помрачнел. - Знаю я про эти глупости, - уныло сказал он, - Вот ещё тоже проблема. Они же друг друга ненавидят. И непонятно за что. Иван даже говорить об этом не хочет. Сразу истерит и обижается. - Слушайте, - он доверительно наклонился к Меркель, - Было ведь всё хорошо. Я сам видел как они целовались после падения Берлинской стены. Что случилось-то? Спросите у вашего Людвига, он более спокойный. - Спокойный, - саркастически повторила Меркель, - Лучше скажите замкнутый. От него ничего не добьёшься, молчит как рыба. Особенно когда дело касается личных вопросов. Я порой даже думаю, что он аутист. - Тяжёлый случай, - вздохнул Путин, - Но надо что-то делать. Есть же у них в конце концов чувство долга. Перед своими народами. - Ох, Владимир, - протянула Меркель и на лице её появилось задумчивое выражение, - Думаю здесь нужно не чувство долга, а совсем другие чувства. - Как бы там ни было, - решительно сказал Путин, вставая с кресла, - Дольше тянуть нельзя. Мы должны идти и поговорить с ними. Надо чтобы страны скрепили сотрудничество немедленно. Иначе все договоры к черту! - Ладно, - поднялась Меркель, - Я попробую уговорить Людвига. Пусть он вашего Ивана хоть насилует, но договор о дружбе и сотрудничестве должен состояться. Я сама жутко устала от этой бесконечной вражды. - Нет, нет, - торопливо сказал Владимир, - Никакого насилия. Иван только внешне такой суровый, а внутри очень чувствительный. Пусть Людвиг будет с ним понежнее. А то это плохо закончится. - Я постараюсь, - произнесла Меркель, направляясь к выходу, - Но вы тоже переговорите с Иваном, чтобы проявил понимание. - Да, конечно, - следуя за ней, сказал Путин. Он вежливо открыл дверь даме, пропуская её вперёд. Главы государств вышли в просторный светлый коридор, куда как раз повалили из соседнего кабинета все страны Большой восьмёрки, у которых тоже закончилось совещание. Они так ни к чему и не пришли и по-прежнему вяло переругивались между собой. Решение вопроса по воспитанию Крым решили отложить на следующий день. Высшие лица встали возле окна и стали терпеливо ждать свои страны. Но как назло ни Россия, ни Германия не появлялись. Наконец-то из дверей показался Иван и растерянно застыл, глядя на Путина. Он совсем не ожидал его здесь увидеть и к тому же догадывался, о чем он будет с ним говорить. Лицо его помрачнело, а в фиолетовых глазах появилось загнанное выражение. - Ваня, привет, - дружески улыбнулся ему глава государства, - Можно тебя на минуточку? Нам надо поговорить. Он схватил Брагинского за локоть и потащил в дальний конец коридора, где стояли мягкие кресла. Ивану стало ещё хуже. "Нам надо поговорить" из уст Путина всегда предвещало большие неприятности. - Как прошло собрание, Вань? - спросил президент, усадив его в кресло и усевшись напротив, - Решили что-нибудь? - Нет ещё, завтра опять собираемся, - рассеянно ответил ему Иван, глядя как открывается дверь и в коридор как всегда последним выходит Людвиг. Меркель подошла к нему и улыбаясь стала что-то говорить. Германия внимательно слушал и кивал. Постепенно его бледные щёки розовели и становились пунцовыми. Видно было, что его очень смущало то, что он слышал. - ... понимаю что это может быть неприятно. Но твой долг сделать это. У нас у всех есть неприятные обязанности, но их надо выполнять... Ваня, ты меня слушаешь? Иван вздрогнул и перевёл взгляд на Путина. - А, да, - сказал он, стараясь сделать сосредоточенное лицо, - Конечно слушаю, Владимир Владимирович. - Вот и хорошо, - с облегчением вздохнул Путин, - Значит ты понимаешь, что хотя бы из чувства долга... Как Брагинский ни старался, он снова потерял нить разговора. Потому что Людвиг как раз стал смотреть в их сторону и возмущённо говорить что-то Меркель. Его щёки пылали, непонятно было, от смущения или от гнева. - Значит ты согласен, Ваня? Просто скажи мне - да или нет, - продолжил Путин, потянув Брагинского за рукав, чтобы привлечь внимание. - Да, конечно, - нетерпеливо ответил Иван, отмахиваясь от него. Ангела Меркель взяла Людвига за руку и прижимая её к сердцу, взволнованно что-то говорила. Германия потупился и кивнул. Больше всего Брагинский хотел бы знать, что они сейчас обсуждают. Но они стояли довольно далеко, а слышимость была здесь плохая. - Отлично, - просиявший Путин встал с кресла, - Тогда пошли. - Что? - непонимающим взглядом посмотрел на него Иван, - Куда пошли? Я вообще-то в гостиницу собирался, отдыхать. - Господи, он опять ничего не слушал, - мученически поднял глаза к небу Путин, - За что мне это? Он вытащил Брагинского из кресла и, взяв под руку, повёл куда-то по коридору.***
- Ты просто расслабься и не делай из этого трагедию, - говорил он Ивану, подводя его к комнате отдыха, - Всё не так уж страшно. Главное не дерись и не повреди ему что-нибудь, а то опять будет международный конфликт. Президент открыл дверь и стал мягко, но решительно запихивать Брагинского внутрь. Иван отчаянно сопротивлялся. - Владимир Владимирович, - с горечью сказал он, - Вы вообще понимаете, что сейчас от меня требуете? - Понимаю, Ваня, понимаю, - вздохнул Путин, - Мне самому тяжело. Но что поделать, если это в интересах государства. Он наконец-то втолкнул его внутрь и захлопнул дверь, привалившись к ней снаружи всем телом. Президент до последнего не был уверен, что Брагинский не сбежит. Тут он увидел, что по коридору к нему приближаются Ангела Меркель под руку с Людвигом Байльшмидтом. Путин выпрямился и беззаботно улыбнулся с видом человека, который тут просто мимо проходил. - Здравствуйте, - приторно вежливо сказал он, пожимая руку Людвигу, - Вижу вы хотите обсудить что-то важное? Ну, не буду вам мешать. Он деликатно отошёл в сторонку и стал прогуливаться по коридору, изредка слегка насвистывая, чтобы скрыть волнение. Президент очень надеялся, что Меркель удалась её миссия. - Значит мы обо всём договорились, - с беспокойством сказала Ангела, косясь в сторону Путина, - Только Людди, пожалуйста, будь с ним понежнее. - Вы отдаёте себе отчёт, о чём сейчас говорите? - иронически сказал Людвиг, нервно улыбаясь, - Вы когда-нибудь видели Брагинского с железной арматурой в руках? Ангела растерянно покачала головой. - Вот, - со значением сказал Байльшмидт, - А я видел. Поверьте мне, Россия и нежность - понятия несовместимые. - Пожалуйста, Людвиг, - Меркель умоляюще посмотрела на него, положив руку ему на плечо, - Сделай это с Иваном, иначе договор не будет скреплён. Ты сможешь, я уверена. Ты же такой... сильный... и красивый... Её рука непроизвольно стискивала мощные мышцы Байльшмидта сквозь тонкую ткань пиджака и видно было, что ей это приятно, даже если она не отдаёт себе в этом отчёта. Людвиг посмотрел на неё с таким видом, как будто ему сейчас прочитали смертный приговор. Мрачно вздохнув, он решительно рванул дверь и вошёл в комнату отдыха с громким стуком захлопнув её за собой. В коридоре воцарилась тишина. Повернувшись к Путину, Меркель с удивлением заметила, что тот дрожащими руками щёлкает зажигалкой, пытаясь раскурить сигарету. - Володя, - от удивления она назвала его уменьшительным именем, - Вы же не курите? - Иногда курю, - уныло сказал Путин, - В особых случаях. Помогает успокоить нервы. Некоторое время Меркель с изумлением смотрела на него, а потом решительно протянула руку. - Дайте и мне одну, - попросила она, - Мне сейчас очень нужно. Затянувшись дымом, она закашлялась и стала смотреть в окно. Владимир Владимирович стоял рядом, привалившись к стене и тоже курил. Оба молчали, но знали, что думают об одном и том же. О том, что происходит сейчас в комнате отдыха.***
Когда Германия вошёл в комнату, Брагинский задумчиво сидел за столом, глядя в окно. Его фиолетовые глаза были полны страдания. Людвиг почувствовал, как внутри у него всё перевернулось. В такой позе Иван был слишком красив, от ностальгии у него заныло сердце. Но он знал, что внешность обманчива и надо сразу расставить точки над и, не показывая свою слабость. - Чего расселся? - ехидно спросил он, - Я думал ты уже голый и в постели. Брагинский вскочил как ужаленный, глядя на него с ненавистью. Фиалковые глаза сверкали, этот взгляд всегда заводил Людвига до крайней степени. - Ненавижу тебя, - прошептал он, - Циничная сволочь. Байльшмидт снял пиджак и стал медленно развязывать галстук. Нельзя было показывать, что ему тоже очень больно внутри. - Только не надо изображать недотрогу, - сухо сказал он, - Раздвинешь ноги сам или опять придётся тебя насиловать? Он расстегнул рубашку и подошёл к Брагинскому вплотную. Иван смотрел на него страдальческими глазами, словно умоляя остановиться. Но это заводило Людвига ещё больше. Резким движением он сдёрнул с него шарф и рывком распахнул рубашку, отрывая пуговицы. Кончиками пальцев он провёл по его телу, ощущая как Иван вздрагивает от прикосновений, как твердеют и вздыбливаются его соски и получал от этого небывалый кайф. Россия по-прежнему его хотел, и кажется даже больше чем раньше. Но стоило подумать о том, что всё это только секс, а на самом деле Брагинский его ненавидит, как возбуждение пропадало и становилось муторно на душе, как от постоянной ноющей боли. Людвиг сцепил зубы и мысленно приказал себе не расслабляться и не поддаваться сентиментальности. Он схватил Ивана за руки, не давая сопротивляться, притиснул к стене и грубо поцеловал. Потом заломил руки назад, разворачивая его лицом к стенке и, придерживая их одной рукой, другой стал шарить у него по животу, расстёгивая ремень. Он совсем не удивился, нащупав там твёрдый вздыбившийся член. Конечно же этот ублюдок Россия был уже возбуждён. "Ещё и удовольствие получит, развратная тварь!" Тем временем Брагинский был готов плакать от отчаяния. Он так ненавидел этого грёбаного циника и садиста Германию, но предательское тело реагировало на него по-прежнему и с этим ничего нельзя было поделать. - Убери свои лапы, грёбаный садист, - извиваясь всем телом, простонал он, - Ненавижу тебя... Ненавижу себя... за то, что влюбился в такого подонка, как ты... Людвигу показалось, что он ослышался. - Повтори, что ты сказал, - сквозь зубы прошипел он, рывком поворачивая Брагинского лицом к себе. Иван прижимался к стенке и затравленно смотрел на него. - Что ты подонок, - прошептал он, - Грёбаный садист и... Байльшмидт затаил дыхание. - Я влюбился в тебя! Да! Доволен? - сказал, словно выплюнул ему в лицо Россия и разрыдался, закрываясь рукой. - А как же... Как же твои шашни с Сирией? - с недоумением сказал Людвиг, - Мне точно рассказывали... Иван возмутился настолько, что слёзы у него сразу высохли. - Какие шашни? К нему в ресторане пристали какие-то кавказцы и я заступился. Сирия такой вежливый, никогда не мог дать отпор. - Вежливый... - горько повторил Людвиг, - И красивый. В постели наверно очень хорош. - Не знаю я какой он в постели, - насупившись сказал Иван, - Очень мне надо! Германия смотрел на него со страданием во взгляде. Теперь он уже не мог этого скрыть, как ни старался. Но Иван ничего не замечал, до глубины души задетый обвинениями. - Ты врёшь, - надломленным голосом сказал Людвиг. Вид у него был несчастный до предела, - Я видел записи со скрытой камеры. Лучше признайся, так будет по крайней мере честно. - Какие записи... - растерянно сказал Брагинский, - Откуда? Кто тебе их показывал? Постепенно на его лице отразилось понимание и он грязно выругался сквозь зубы. - Альфред, сука, больше некому, у него такие технологии - что угодно сделает, - продолжая крыть Америку отборным матом, он слегка встряхнул Людвига за плечи, - Но ты как мог ему поверить? - А как мне было не поверить? - сказал Байльшмидт, бледнея, - Ты приходишь утром с разбитым носом, говоришь, что налетел на дерево. Хотя у нас в окрестностях нет никаких деревьев. И потом я узнаю, что ты подрался в ресторане из-за Сирии... И эти записи... Иван не дал ему договорить, заткнув рот поцелуем. В комнате отдыха стоял большой и очень удобный диван, которому сегодня суждено было быть слегка испорченным. Именно на него Брагинский завалил Людвига, прижимаясь к нему сверху. Байльшмидт даже немного ошалел и растерялся от такого напора. Не разрывая поцелуй, Иван, изгибаясь всем телом, освободился от брюк и крепко сжал ногами бёдра Людвига. Германия уже давно был возбуждён до предела, он расстегнул молнию и его член немедленно скользнул туда, куда нужно. Ваня оторвался от его губ, приподнялся и, упираясь руками в мускулистый торс, стал медленными упорными толчками насаживаться на него, преодолевая сопротивление мышц и издавая сладострастные стоны то ли от боли, то ли от наслаждения. Байльшмидт обхватил его за талию, обмирая от вожделения и задавая общий ритм, который заводил их обоих. С каждым движением его член проникал всё глубже и глубже, и ему там было так хорошо, что он чувствовал, что не выдержит и скоро кончит. Когда он стал проникать на всю глубину, Ваня томно застонал и задвигался ещё быстрее. Это чувство наполненности, которого он так ждал, не давало остановиться, подстёгивало его и заставляло всё скорее стремиться к разрядке. Байльшмидт инстинктивно почувствовал это и перестал сдерживаться, резкими толчками двигаясь ему навстречу, приподнимая над собой. На пике удовольствия он обхватил рукой напряжённый член Ивана и мягко сдавил его, проводя сверху вниз и обратно. Оба кончили одновременно, перебивая друг друга стонами. Людвиг изливаясь внутрь, а Ваня ему на живот. Их тела сладострастно содрогались, передавая от одного к другому импульсы наслаждения. Иван обессиленно упал к нему на грудь, обхватив за плечи и прижался всем телом. В ответ Людвиг благодарно обнял его, легонько целуя в щёку. Это было так прекрасно, что свой восторг он не мог выразить словами. В голове вертелось что-то вроде "Ваня, это было офигенно", "как же я скучал" и "давай повторим ещё раз", но всё это как-то не подходило к случаю. Наконец его осенило. - Я тоже тебя люблю, - прошептал он прямо в ухо Брагинскому. И ещё тише добавил, - Прости меня... я был таким идиотом... Но Иван почему-то ничего не ответил. Он поднялся с дивана, натянул брюки и стал медленно и тщательно приводить в порядок одежду. Лицо его было мрачным. - Ваня, что случилось? - с беспокойством спросил Людвиг, - Я же сказал - прости меня. Не знаю, что на меня нашло. Мне самому очень стыдно, что поверил во всю эту чушь. Брагинский молчал, стараясь привести в приличный вид свою рубашку и сконцентрировавшись на том, чтобы попасть трясущимися руками в нужные дырки для пуговиц. Но глаза его постепенно наливались слезами и наконец он не выдержал. - Ты думаешь, что извинился и теперь всё нормально? - сказал он срывающимся голосом, - Как ты не понимаешь, что это будет повторяться снова и снова! Нам нельзя быть вместе, мы слишком разные. Последние слова он еле смог выговорить, задыхаясь от рыданий. Людвиг обеспокоенно сел на диване, глядя на Брагинского страдальческими небесно-голубыми глазами. Лично его всё устраивало, но Иван был чем-то недоволен и поэтому он страдал тоже. - Ерунда какая-то... - сказал он, стараясь сохранять спокойствие, - Не понимаю тебя. Нам было так хорошо вместе... - Вот именно, - фиолетовые глаза Брагинского, ещё блестевшие от слёз, засверкали от гнева, - Ты никогда меня не понимал. Нас связывает только секс! Больше ничего общего, никаких интересов. И ты думаешь, у наших отношений есть будущее? Может Германия и не понимал его, но изо всех сил стремился понять. Секс, который по словам Ивана, связывал их, был потрясающе хорошим, лучше у Людвига никогда не было. Байльшмидт не хотел терять свою любовь, при одной мысли об этом у него неприятно холодело под рёбрами от ужаса. - Может быть нам собаку завести? - с надеждой спросил он, лаская Брагинского взглядом. - Собаку... - презрительно сказал Иван, - Ты так ничего и не понял... Пошёл ты на хрен со своей собакой!***
- Что-то они там слишком долго, - обеспокоенно сказал Путин, стряхивая пепел с неизвестно какой по счёту сигареты, - Как бы ещё хуже не поссорились. - Проявите терпение, Владимир, - натянуто улыбаясь, сказала Меркель, - Я попросила Людвига быть поделикатнее, наверно уламывает сейчас вашего Ивана. Он бы мог и по-быстрому, вы же сами не хотели. Путин поперхнулся дымом и хотел сказать ей что-то резкое. Он не выносил, когда при нём унижали Россию, хотя сам с Иваном не особо церемонился. Но тут в коридоре раздался шум и появилась целая толпа народу. Впереди шли Баш Цвингли со своей сестричкой Лихтенштейн, а между ними, цепляясь своими ручонками за их руки вприпрыжку бежала белокурая девочка лет трёх на вид. Её шаги были такими маленькими, что порой она повисала на руках и прыжок превращался в небольшой полёт. Это приводило её в неописуемый восторг и она заливалась смехом. Следом за ними толпились страны Большой восьмёрки, переговариваясь и улыбаясь. - Мы нашли малышку, - торжественно сказал Швейцария, - Познакомтесь, это Крым. Он отпустил её руку и Крым стала бегать по коридору, изображая самолёт. Места было много и девочка носилась туда-сюда в полном восторге. - Она действительно слишком подвижная, - сказал Англия, - Ребёнку необходимо воспитание и хорошие манеры. Давайте я этим займусь? - Заткнись, Артур, - бесцеремонно перебил его Америка, - Мы же решили отложить до завтра. Хотя я уверен, что выберут меня. - А давайте, - вкрадчиво сказал Франциск, - девочка сама выберет. Пусть её воспитывает тот, кто ей понравится. Он уже однажды проиграл в подобном споре и ему ужасно хотелось в этот раз взять реванш над Англией. Поскольку он считал себя неотразимым для женщин любого возраста, то был уверен, что в этот раз ему повезёт. - В этом есть смысл, - задумчиво сказал Кику, - Ребёнок чувствует сердцем. - А на каком языке она говорит? - поинтересовался Феличиано. - Она ещё не говорит, - улыбнулась Лихтенштейн, - Но мне кажется, она всё понимает. Малышка подбежала к ней, Лили подхватила Крым на руки и покружила вокруг себя. Но стоило опустить её на пол, как она тут же умчалась куда-то по коридору. - Значит, решено, - подвёл итог Альфред, - Пусть её воспитывает тот, кого она выберет сама. Только как это сделать, если она носится как угорелая? - Подождите, - вмешался Путин, - Какие ещё выборы, если двух стран не хватает? Если решили завтра, значит завтра. - Конечно, - поддержала его Меркель, - Устроим девочку куда-нибудь переночевать, она выспится и будет поспокойнее. Да вот хотя бы в комнату отдыха! Она повернулась к двери, которая как раз распахнулась. На пороге стояли Россия и Германия, оба в некоторой растерянности. Они не ожидали увидеть здесь такое количество народу. Рука Людвига обвивала талию Ивана. Брагинский незаметно пытался освободиться, но получалось у него плохо. - Что здесь происходит? - недовольно спросил Людвиг, - Нам надо было... обсудить с Россией очень важные вопросы. Вы нам мешаете, шумите тут, неужели непонятно? - Смотри, - Брагинский толкнул его в бок с радостным удивлением, - Они её всё-таки нашли. Малышка подбежала к нему и, задрав голову кверху стала смотреть на Ивана. То, что она наконец остановилась, вызвало всеобщее изумление, если не шок. Но Крым ухватила Брагинского за палец и попыталась куда-то потащить. Ваня опустился перед ней на корточки. - Привет, - сказал он, улыбаясь, - Куда спешишь? Давай лучше познакомимся. Крым не отпускала его палец, но подошла поближе и уставилась на него своими круглыми голубыми глазами. Иван подхватил её и усадил к себе на колено. - Хочешь, расскажу тебе сказку, - неожиданно для самого себя предложил он, чувствуя как сердце его плавится и тает под взглядом этих голубых глаз, - Я помню парочку очень интересных. Малышка кивнула. Все присутствующие замерли. - Уложите её спать, - шёпотом сказала Меркель, - Кажется она вас слушается. Иван взял Крым на руки и выпрямился. И тут же столкнулся взглядом с точно такими же круглыми от удивления голубыми глазами Людвига. - Я понял чего нам не хватало, - потрясённо выдохнул Германия, - Ребёнка. Брагинский улыбнулся и крепче прижал к себе малышку. - А ты заметил, - сказал он, - что глаза у неё точно такие же как у тебя? - Зато волосы как у тебя, - ответил Людвиг, открывая дверь в комнату отдыха и заботливо пропуская внутрь Ивана с девочкой на руках. - Она просто красавица, - нежно проворковал Брагинский, глядя на Крым. Германия смотрел на них и недоумевал, как он мог совсем недавно сказать, что Россия и нежность понятия несовместимые. Когда Иван рассказывал девочке сказку и укладывал её, сонную, на подушки, заботливо укутывая пледом, он был самим воплощением нежности. Потом они долго сидели рядом и смотрели как она спит. Обоим казалось, что это самое замечательное зрелище на свете. Тем временем в коридоре присутствующие потихоньку начинали расходиться. - Ну что, кажется вопрос решён? - ехидно сказал Артур, глядя на Альфреда и Фрациска, - Завтра уже можно не собираться? - Вот только не Брагинский, - пробормотал Альфред, - России нельзя отдавать Крым. Он её избалует, неужели вы не видите? - Не избалует, - надменно произнесла Меркель, - Людвиг за этим присмотрит и проконтролирует. Привьёт ей железную дисциплину. Возразить на это было нечего и Альфред со вздохом удалился. Высшие лица опять остались наедине. - Ну что ж, госпожа канцлер, - официальным тоном сказал Путин, - Думаю, что договор о дружбе и сотрудничестве можно считать скреплённым. - Да, господин президент, несомненно, - в тон ему отозвалась Меркель, - Скреплённым окончательно и бесповоротно. Рассмеявшись, они пошли к выходу из здания. Там дежурила посольская машина, поджидавшая Путина. Прощаясь с канцлером, Владимир Владимирович случайно бросил взгляд вверх. "Когда только успело так стемнеть", - подумал он, садясь в машину. Небо над Берлином было безоблачным и уже совсем тёмным. Только звёзды сегодня светили как-то необыкновенно ярко.