Ночные ласки.

Неспокойно ночью. Думы терзают, да спать не дают. Выбрал Лютобор судьбу свою для себя, жены своей, сына маленького, да людей своих. Выбрал, не задумываясь, а теперь ночами тревожится. Сняться пришлось с места насиженного, из дома укреплённого и родного уйти, забрав все важное для жизни. Таиться по лесам, да пещерам пришлось, пока искали место новое для жилья, нелюдимое, да укреплённое. А найдя место такое, не успокоился Лютобор. Всё ещё терзает его выбор, травит душу и сердце. Пожертвовал спокойствием семьи, но не мог по-другому после поступка князя. Неправильно это - доверчивых людей на смерть обрекать, расстреливая и взрослых, и детей малых, и убогих. Не по-божески, уничтожать племя, с миром пришедшее. Вот и отрекся Лютобор от князя. Не смог быть послушным псом, после того, как Куница и скифы ему доверились, а он их подвёл и не смог защитить ни волчонка, ни стаю всю. А теперь вот думы тревожные заснуть не дают. Страшит будущее, да и не свое, а сына родного. Как уберечь и воспитать кровиночку, да так, чтоб верный путь выбирал, пусть и вопреки всему (законам и богам), по велению сердца действовал, как Лютобор тогда. - Лютобор, - шепот тихий женский раздался и на плечо рука нежная тонкая легла. - Опять думы тревожные мучают? Татьяна. Любовь всей жизни. Только она, кажется, может понять и успокоить сердце бывшего ратника. Лютобор руку ее своей накрывает и глаза прикрывает, когда губами нежными она волос его касается. Мягко опустившись на лавку рядом, в одной ночной рубашке, смотрит в глаза супругу своему, другу верному, смотрит, да молчит, понимающе, не спрашивая, что за думы тревожат сердце любимого. Лютобор благодарен ей за это, рукой грубой касаясь нежной кожи щеки, оглаживая овал лица. - Лань моя длинноногая, прекрасная. Тигрица, - шепчет он прежде, чем к губам супруги припасть, чтоб приласкать ее и приголубить, согреть теплом тела своего. Вон как дрожит под тонким хлопком тело женское, стройное. Холодно голубке ночью в постели без голубя своего, без супруга любимого и единственного. Знает Лютобор, никого к себе не подпустит Татьяна, хоть силой пытаться взять будут, хоть ласкою, до конца за честь биться будет, не отдастся по доброй воле никому, кроме него, сокола ясного. Жадно губами губ ее касается Лютобор, истосковался по ласке женской, руками сильными притягивая к себе ближе за талию тонкую. Татьяна с не меньшим желанием отвечает, прильнув к нему ближе, наслаждаясь поцелуем, но все же с трудом отстранившись, шепчет: - Неудобно на лавке же, любимый. Лютобор чуть кивает и встаёт, подхватывая любимую на руки, и несет ее в постель. Хочется губами по телу нежному пройтись, целуя с ног до головы, руками округлости мягкие лаская, удивляться, как и всегда, как послушна и грациозна Татьяна, как умеет огонь в груди разжигать лаской, да так, что не потушишь легко. Опустив любимую на мягкую перину, отстраняется Лютобор, снимая все же с себя одежду. - Потерпи, душа моя. Уж приласкаю на диво, - шепчет он, видя в глазах супруги желание, проклиная мысленно все эти завязки и застёжки на одежде. Стягивая наконец рубаху, оставаясь в исподнем, садится рядом и выдыхает судорожно, застывая. Взглядом скользит по любимой своей, словно вечность не видел. Смотрит и наглядеться не может, как прекрасно очертание тела под тонким хлопком, как манит прикоснуться. Робость вдруг обуяла Лютобора, словно в первую ночь брачную. Вдруг прикоснется и растает дымкой лёгкой дивное видение. Татьяна улыбнулась ему и за руку взяла, положив его ладонь на грудь свою. - Ну же, Лютобор. Не исчезну я. Не пропаду, сокол мой ясный. Супруг мой верный, - прошептала, губы облизнув. Лютобор улыбнулся и все же припал к желанным губам, ладонь с груди женщины не убирая, наоборот, поглаживать начиная, наслаждаясь упругостью. Татьяна тут же ответила, губами его губы лаская, прильнув к нему, руками по плечам супруга скользя. Ласковы и сладки губы любимой, податливо приоткрываются, впуская язык Лютобора хозяйничать, оглаживая десны и зубы, с языком Татьяны танец устраивая. Вечно бы поцелуй длился, так сладок и приятен он был. Но не хочет Лютобор лишь поцелуя, как и супруга его верная. Страсть любовная в телах горит. Хочется ласок чудесных, умелых, тех, что лишь меж супругами быть должны. Не убирая руки с груди любимой, Лютобор отрывается от сладких губ, поцелуями опускаясь на шею и ключицы Татьяны, чуть покусывая кожу нежную, ощущая дрожь желанного тела. Второй рукой мягко тянет ее лечь, нависая сверху, чтоб удобнее ласкать было голубку свою ненаглядную. Татьяна послушно ложится, выгибаясь под ним, руками скользя по груди мужчины, помня каждый шрам на его теле, касаясь их осторожно, ласково, словно боль причинить боится. Лютобор хмыкает. Знает, что обманчивы могут быть нежные ласки супруги и в порыве страсти и укусить может и оцарапать, распыляя больше желание. Татьяна улыбается лишь в ответ: - Не буду дразнить тебя сегодня. Если только сам не захочешь. - Тигрица. Жизнь с тобой не мед, - не удержался Лютобор, стягивая рубашку с ее плеч. - Но ведь доволен ты этим. Счастлив? - то ли спрашивает то ли утверждает. - Очень, - выдохнув, припадает губами к груди женщины, целуя, языком лаская ореол соска, покусывая легко зубами, второй рукой кожу шёлковую под рубашкой поглаживая. Изгибаясь, стонет Татьяна, наслаждаясь лаской желанной, послушная в руках Лютобора. А тот не спешит, дарит удовольствие медленно, тянуче, поцелуями каждый кусочек тела любимой награждая, не торопясь к заветному месту прикоснуться. И ласка эта тягучая и сладкая, словно мед, с ума сводит, разум обжигая, заставляя изгибаться, пальцы судорожно сжимать, умоляюще стонать и всхлипывать, и желать большего, послушно бедра разводить, подчиняясь супругу верному. Не может больше сдерживаться Лютобор. Уж больно горяча и желанна Татьяна: глаза горят, сквозь ресницы длинные смотрят с любовью и страстью, губы алые мягкие приоткрыты, зубки аккуратные показывая, волосы по подушке разметались, шея тонкая, манит изгибом (так и хочется целовать, не отрываясь), груди округлые, красивые, вздымаются от дыхания судорожного. - Сейчас, голубка моя, - судорожно выдыхает мужчина, устраиваясь поудобнее, пристраивая головку ко входу. Татьяна не выдерживает и поддается бедрами вперёд, имя его застонав. Лютобор охает, сжав пальцы на белых бедрах любимой, и начинает двигаться, наслаждаясь телом ее, стонами удовольствия, срывающимися при каждом толчке с алых губ. Отдается Татьяна ему неистово, страстно, словно последний раз видятся. Истосковалась по ласкам любимого, да телу его сильному, мужественному. Любит мужа своего, безумно, да и не выбрала бы никого другого. Уж лучше в девках бы ходила, чем за другого замуж пошла. В стонах страстных судорожных имя супруга с нежностями переплетается, витиевато, словно песня. Тает Лютобор от этого, темп движений меняя, подхватывая под бедра ноги Татьяны, приближаясь к развязке скорой. Немного еще и излился в лоно ее, судорожно пальцы сжимая на бедрах супруги, синяки оставляя, слыша стон удовольствия любимой, ощущая, как внутри ее мышцы сжимаются от наслаждения. - Любовь моя, - шепчет Лютобор, выходя из нее, оглаживая нежно руками бедра женщины. Татьяна смотрит сквозь ресницы, улыбаясь немного пьяно и тянется за поцелуем. Припадает к губам ее Лютобор, ложась рядом, притягивая супругу к себе. Вовек не отпустит любимую, никогда больше разлучить их не позволит. Льнет к нему Татьяна, после поцелуя губы облизав, шепчет чуть слышно: - Спокойной ночи, любимый, - и засыпает мирно в его объятьях, согретая лаской желанной. Улыбаясь счастливо, Лютобор целует ее в макушку, шепча: - Спокойной ночи, тигрица моя любимая, - счастливый. От дум тревожных и следа не осталось.