Тёмное/Светлое

      Роджерс никогда не испытывал ревности. Это было немыслимо, дико и неправильно. И он никогда не принимал ее существование, не верил, что она может заглянуть к нему. Пока не узнал Наташу поближе.       Рыжая бестия, она буквально приковывала к себе взгляды всех вокруг. Если ты ее не любил, то ненавидел. И все равно не мог отвести взгляда. Вот такой была Романофф.       Она лёгкой походкой вошла в душу Роджерса, нагло плюхнулась где-то среди важных людей в самую середину и отказалась уходить оттуда.       Она не давала покоя.       На заданиях, если Наташа не была в поле его зрения, Стив буквально терял свойственное ему самообладание, в него будто кто-то вселялся, и он бил в два раза сильнее, разбрасывал своих врагов, будто они ничего не весили и бежал, к Наташе. Ей могла быть нужна его помощь. Вот только он прекрасно знал - не нужна. Она справится, даже если останется одна среди сотни, вооруженных до зубов. Даже если у нее не останется сил - она выстоит. Ей не нужна его помощь. Но он бежал все равно. Вдруг именно сегодня что-то пойдет не так, вдруг её подведёт сила и ловкость? Нет, он не лишится Наташи, он не будет сидеть в стороне, надеясь на то, что она как и всегда справится. Нет, он уже терял людей в своей жизни. Нет, он добежит и если что поможет. Обычно Роджерс появлялся в самый нужный момент, когда Наташу сбивали с ног, или выбивали из рук оружие, хватали за руки и сводили их за спиной, обычно именно в эти моменты Стив появлялся дико злой и до ужаса устрашающий. Они вновь работали, как слаженный механизм, избавляясь от всех преград на пути. Когда Стив работал с Наташей, он знал точно, они справятся с заданием любой сложности, даже если до них этого не мог сделать никто.       Он не чувствовал ревности, он не знал ее, пока у Наташи не засверкали с интересом глаза при виде Брюса. Пока их флирт не превратился во что-то похожее на угрозу спокойствию Стива. Нет, он был абсолютно уверен, что это не ревность, а обычное беспокойство за напарницу и друга. Беспокойство за Наташу. Он же сам подтолкнул Брюса к ней, но кто же знал, что Наташа окажется куда важнее, чем предполагал Стив, пока все ещё думал о прошлом и совершенно не замечал настоящего? Кто же знал, что кулаки будут сами собой сжиматься, когда Наташа будет улыбаться не ему. Не напарнику и другу. Кто же знал, что улыбка и блеск в глазах Наташи так же важны для Роджерса, как и ее безопасность?       Стив не испытывал ревности, пока Брюс не сделал Наташе больно. Пока не лишил ещё на несколько месяцев того самого блеска в нагловато-тревожных глазах. Пока все ее мысли, даже во время тренировки со Стивом принадлежали не их моментам, не ее моментам со Стивом. Роджерс не испытывал ревности. До этого ни разу не испытывал.       Стив не испытывал ревности, когда чувства Наташи к Брюсу остыли, когда она снова улыбалась и язвила, когда снова была собой, а не лишённой сил и чувств машиной для убийств.       Стив не испытывал ревности, когда Наташа выбрала его, а не Тони, несмотря ни на что выбрала его, своего напарника. Того, с кем связано столько всего. Он не чувствовал ревности.       Он не чувствовал ревности, когда Наташа нашла его, скрывающегося, начавшего другую жизнь. Когда она пришла к нему с делом, все перевернувшим в их с ней жизнях. Он не чувствовал ревности, только странное, давно не ощущаемое тепло внутри. Только улыбку и собственный смех.       Он не чувствовал ревности, пока снова не увидел того, кто украл блеск Наташи. Того, кто едва не убил в ней все силы противостоять жестокому миру, того, кто погубил ее надежды на тихую семейную жизнь.       Он не чувствовал ее, темною, съедающую изнутри тьму, противоположную тому теплу, которое он ощущал с Наташей. Он еще не чувствовал этого желания ненавидеть всем сердцем, пока не увидел растерянность на лице Наташи. Пока не услышал слова Сэма. Пока не увидел, насколько опасна может оказаться эта встреча для ее жизни. Для его чувств, тех, что пробудились после долгой спячки, после заморозки на столько лет, для ее чувств, восстановленных общими силами по кусочкам и частицам. Он ещё не чувствовал ревности до этого. Ещё не испытывал этого темного желания вырвать человека из жизни Романофф, желания, чтобы тех чувств Наташи никогда не существовало, чтобы Баннер никогда не занимал того места в жизни Наташи, которое всегда предназначалось для Стива. Но Роджерс позволил себе лишь сдвинутые к носу брови и напряжённую улыбку. Он ее чувствовал, нет, не ревность, он отрицал ее существование. Нет, он ощущал растерянность Наташи.       Нет, Роджерс не принимал, не признавал существование ревности, ведь это бы значило неуверенность в чувствах Наташи, а в нее он верил. Каждую секунду верил. Он знал, что ее чувства настоящие, и Брюс больше не имеет к ним отношения. Всё-таки они с Наташей - единый организм, и понимали друг друга. Он не испытывал ревности, только тепло и лишь усилившуюся нежность к Наташе. К этой стойкой рыжей бестии. Он всё же разобрался, какое место заняла Наташа, и как оказалось, она нагло вошла в его сердце с первой их встречи, а он предполагал, что только лишь в душу.       Наташа вскрывала в душе Стива что-то тёмное, опустошающее, но не давала этой темноте поглотить Роджерса, в конце концов, темнота - это ее стихия.