Выть

If you could only see the beast you've made of me, Если бы ты только мог увидеть зверя, в которого ты меня превратил, I held it in but now it seems you've set it running free, Я держу его в себе, но сейчас это выглядит так, будто ты выпустил его на свободу, Screaming in the dark I howl when we're apart, Кричу в темноте, я вою, когда мы порознь, Drag my teeth across your chest to taste your beating heart Тянусь зубами к твоей груди, чтобы испробовать твое бьющееся сердце. My fingers claw your skin try to tear my way in, Мои пальцы царапают твою кожу, пытаясь забраться внутрь, You are the moon that breaks the night for which I have to howl, Ты словно луна посреди ночи, на которую я должна выть, My fingers claw your skin try to tear my way in, Мои пальцы царапают твою кожу, пытаясь забраться внутрь, You are the moon that breaks the night for which I have to Ты словно луна в ночи, на которую я должна Howl howl Выть, выть, Howl howl Выть, выть… Now there's no holding back I'm making to attack, Теперь нет пути к отступлению, я готовлюсь к атаке, My blood is singing with your voice, I want to pour it out Моя кровь поет твоим голосом, я хочу ее разлить, The saints can't help me now the ropes have been unbound, Святые уже не могут мне помочь, веревки развязаны, I hunt for you with bloody feet across the hallowed ground Мои ноги истекают кровью, я охочусь за тобой по священной земле Like some child possessed the beast howls in my veins Словно ребенок, одержима зверем, воющим в моих венах, I want to find you, tear out all of your tenderness Я хочу найти тебя, вырвать из тебя всю нежность. And howl howl И вою, вою, Howl howl Вою, вою… © florence and the machine — howl (Kodaline — Take Control) Нынешнему королю Франции тяжело. Очень тяжёло. И тяжело, что было бы совершенно очевидно, не править огромной страной, тяжело не носить этот приличного размера королевский камзол и плащ, не эту золотую корону, неприятно давящую на голову. Тяжело не удерживать власть, усмирять королеву-мать Екатерину, главную интриганку королевского двора, которая никогда не упускала возможности строить кому-то козни. Всё это в один короткий миг стало так просто. С такой лёгкостью теперь Франциск подчинял себе подданных и собственную мать. С такой завидной уверенностью издавал новые законы и раздавал приказы. С его плеч будто сняли увесистую сумку под названием «страх перед короной» и «неопытность в королевских делах». Могла бы быть для всей страны и абсолютно для каждого человека это радостная новость? Новость, что наконец-то юный король взял в свои руки бразды правления, что сосредоточил в своих таких молодых и ещё гладких ладонях всю необъятную власть. Возможно, если бы не одно но. Причиной такой кардинальной перемены стали простые слова, которые ранили короля до глубины души, до сердца, до самой глубокой и потаённой его части. — Я больше не люблю вас, Франциск, — колючие слова, сказанные такой дорогой и любимой женой, вонзились в плоть, оставляя после себя много боли. Много тупой боли, которая больше не затухала и не отпускала бедного короля. Мария же знала, как её муж страдал и истязал себя за произошедшее с ней. Знала и не могла ничего поделать. Один его вид, одно лишь его присутствие, его уловимый повсюду запах, в прошлом горячо любимый и желанный, теперь выворачивал все органы внутри Марии наизнанку. Её подташнивало и мутило, стоило Франциску нежно дотронуться её плеча и наклониться для робкого поцелуя. Его блондинистые кудри, с которыми королева Шотландии раньше любила играть, перебирая между пальцами, стали предметом ненависти. Как и его голос, как и его прикосновения, как и он сам… Тогда Франциск задумался даже над тем, чтобы лишить себя жизни. Вы представляете, какую боль нанёс молодой король не только своей жене, покинув особняк в ту роковую ночь, но, в том числе, и себе? Такие ужасные мысли посетили его впервые за его недолгую, но всё же насыщенную событиями жизнь. — Вы хотите быть с Конде, ведь так? — всё его тело пробило мощным импульсом и в то же время мелкой, но чётко ощутимой дрожью, когда он понял. Когда не просто понял, а даже смог произнести это вслух. Голос Франциска не дрогнул, он был твёрд и напорист, как и подобает голосу короля могучей Франции. Мария, как и прежде красивая, но разбитая и раздавленная случившимся с ней горем, стояла, потупив взор куда-то в пол, сгорбившись и прикусив губу, по-видимому сдерживая слёзы, горестно вздохнула и едва ли кивнула головой в ответ на вопрос мужа. Но тут же рывком мотнула ей, будто передумала, будто пристыдила себя и не смогла признать того, что уже начало происходить с ней. Как бы Франциску хотелось, чтобы это был всего лишь сон. Самый страшный сон в его жизни. Ужасающий и будоражащий кровь кошмар. Но стоило ему попробовать проверить эту теорию, сильно зажмурить глаза до боли и снова их открыть, как он ясно понял. Понял, что всё происходящее с ним — правда, и виной всему он сам собственной персоной, Франциск II Валуа. Открыв глаза, он снова увидел свои с женой покои. И снова её саму. До невозможности прекрасную и восхитительную, но всё так же печальную. Длинные каштановые волосы спускались по плечам и спине, очерчивая линию аккуратной груди и точёной талии. Небрежные и растрёпанные, они как нельзя лучше показывали, что переживала сейчас их хозяйка. А её выразительные карие глаза были такие измученные, такие измождённые и заплаканные. Франциск не мог видеть её такой, не мог выносить её страданий. В противном случае, он изо всех сил старался перенять её боль на себя и страдал вместе с неё. По-другому король Франции просто не мог. Просто не умел. Как же жестоко он наказывал себя. И как же сильно он любил свою Марию. Ведь, если бы это было не так хотя бы на один незначительный процент, в силах короля было избавиться от неверной жены, приговорив её к казни. И любым другим способом пресечь на корню даже простые мысли Марии о другом, мысли о нелюбви к своему мужу. Но, к сожалению для французского короля, не было и одной секунды сомнений, что он её действительно сильно любит и сделает всё, чтобы дорогая сердцу женщина скорее излечилась от своего недуга. Да, поначалу он противился этим мыслям и даже не желал думать, что же в конечном итоге сможет прекратить душевные терзания королевы Шотландии. В ту ночь Франциск отказал ей в своей милости, принял решение, что ни с кем и никогда не будет делить Марию. Он просто этого не вынесет. Не переживёт. Но, оказывается, смотреть, как их крепкий союз рушится на глазах, превращаясь в прах, было невозможно. Франциск всеми силами пытался сохранить его, залатать пробоины. Но, когда тонут двое, один не сможет вытянуть из бездны другого без его малейшего желания и инициативы. А Мария лишь больше отдалялась, не желая принимать мужа и не имея возможности это сделать. Тогда-то и наступил тупик. И королю Франции впервые пришлось принять самый сложный выбор и самое мучительное решение за всё своё правление. Так тяжело нынешнему королю никогда доселе не было. Разрешить своей жене уйти к другому. Возможно на время. Возможно не навсегда. Но уйти и оставить его. Его, томящегося надеждой и верой, что она будет с ним, и всё вернётся на круги своя, будто ничего и не было. — Вы вольны быть с Конде вместе, если того желаете. Я не буду вам мешать, — произнёс наконец Франциск слова, которые он думал, что никогда не произнесёт. — Вы можете остаться при дворе и быть под моей защитой, — всё сказанное казалось таким неправильным и противоестественным, и, в принципе, правда было таковым. Они лишь подкреплялись непоколебимой верой в выздоровление Марии и крепкой поддержкой своего брата, который ни на секунду не остался равнодушным. Ему-то молодой король и излил душу, рассказал всё без утайки и секретов. И Себастьян понял его как никто другой. Он один был в курсе всей истории и был рядом, поддерживая Франциска в такое нелёгкое для него время. (Yusuke Tsutsumi — Tear of Spring на повтор) Тусклый свет от догорающей свечи, едва освещающий покои и очертания большой кровати, вполне устраивал две тени, появившиеся на стене. Их силуэты слились в страстном поцелуе, а тела и руки переплелись, собравшись воедино, словно одно неделимое целое. Слова любви и стоны, срывающиеся с уст двух влюблённых, пронеслись по покоям. Тела двигались в такт и навстречу друг другу, ничего не боясь и ничего не стесняясь. Мужчина крепко обнимал свою партнёршу, заключив её в кольцо из своих рук. Снова и снова дивясь первозданной красоте женщины, лежавшей рядом с ним, он проводил руками по её мягким щекам, пухлым губам, попутно глубоко целуя и чувствуя поистине райское наслаждение, когда его язык сплетался с её языком. Он гладил её по каштановым волосам, которые были словно из шёлка. Они липли к оголённому телу, а женщина, замечая это, сразу стряхивала их на свои плечи. Её лавандовый аромат сразу ударил мужчине в нос, он одурманивал. Как проклятие. Как злой рок. — Я проклят, — выдыхал он в её волосы, — проклят вашей красотой. Проклят вашими глазами, — шептал мужчина, заглядывая в карие глаза, будто бы в бездну, будто бы в бездонную яму, из которой ему не суждено было уже выбраться. В пропасть, в которую он сам себя загнал. Лишь с помощью слабого света свечи в раскрасневшейся девушке можно было признать королеву Шотландии. А после, единственный источник света погас, погружая всю комнату во мрак и покрывая мраком личность мужчины, оставляющего на шее Марии дорожку из поцелуев. Увлечённые друг другом два силуэта даже не заметили этого, продолжая предаваться любви. Обыденная ночь двух супругов, короля и королевы Франции. Франциск и Мария, усердно старающиеся зачать наследника, проводят время в своей опочивальне. Ах, если бы! Если бы… Отвечая на поцелуи своего избранника и пребывая в приступе пылкой страсти, Мария прошептала: — Я люблю вас, Луи! Что?! И тут же всё размылось перед глазами Франциска. Тёмная комната, не пропускающая ни лучика света, растаяла на его глазах, уступая место королевским покоям. И огромным незашторенным окнам, солнечный свет из которых ослепил молодого короля. — Нет! — прокричал он во всё горло, подрываясь с кровати. — Боже! Нет! Нет, нет, нет! Неустанно повторял ошарашенный очередным кошмаром Франциск. Уже в который раз это ужасное видение посещает его. Как он проводит ночь в объятиях любимой женщины, как находится на седьмом небе от счастья, а потом его сознание играет с ним злую шутку. Мужчиной, целующим Марию, оказывается вовсе не он. Не он, а Конде. Но разве такой уж это нереальный кошмар? Разве такой уж это иллюзорный сон? — Нет, пожалуйста! — без конца кричал что есть мочи молодой король, не желая признавать правды, яростно отвергая и отрицая реальность происходящего. И, кажется, чуть ли не в первый раз в жизни на глаза белокурого мужчины навернулись слёзы. Пелена застилала весь обзор, и Франциск не увидел, как его накрыли сильные руки, которые быстро стиснули его в своих горячих объятиях. — Всё хорошо. Я здесь… — прошептал знакомый голос брата на ухо, обжигая мочку своим дыханием. — Это просто кошмар. Себастьян так сильно обнял Франциска, что тот в какой-то момент не смог в полной мере вдохнуть в лёгкие немного воздуха. — Если это кошмар… — рассеянно, словно в бреду, лепетал юный король, — тогда это кошмар наяву… тогда моя жизнь превратилась в ад! Кромешный ад! — после этих слов слёзы, которые так долго сдерживал в себе Франциск, хлынули градом из его небесно-голубых глаз. — О, боги! — голос короля задрожал, глаза в мгновение покраснели. Слёзы же нескончаемым потоком катились по щекам. — Тише, — успокаивал его брат, сильнее притягивая его голову к своей груди, — Тшш… — как маленькое дитя, Франциск прильнул к нему и закрыл глаза, потеряв счёт времени. Король безутешно плакал. Бастард всё понял без слов и просто не трогал мужчину, мир которого развалился на части, раскрошился на мелкие, несчастные кусочки. Улыбка Франциска канула в небытие, как только Мария нашла в себе силы предать их любовь и посмела коснуться своими губами губ другого. Горечь утраты выливалась в слезах, замирающих на щеках, в их бесконечном, бесчисленном потоке. В конце концов, бедный король не мог держать всё в себе постоянно. Ведь никто об этом не знал и, к слову, даже не догадывался. Только он, только Себастьян. Он сбережёт эту тайну, как и обещал. Но как же тяжело молчать и бездействовать, видя, как же горько страдает его брат. Бастард знал не понаслышке, кто такая Мария, и какую боль способна причинить эта женщина, если в конечном итоге выберет не тебя. Баш осторожно вытер слезинки с лица брата, бережно проводя большим пальцем руки вокруг век. — Я так неистово любил её, Баш, — осевшим голосом прохрипел Франциск, прокашливаясь и заметно успокаиваясь, — так любил, так хотел защитить. Но я… но! — король Франции снова начал было повышать и без того покалеченный голос, как Себастьян остановил его, прикладывая указательный палец к его губам. — Не говори этого. Это неправда, — твёрдо произнёс бастард. — Ты просто хочешь меня успокоить, — отрешённым голосом ответил ему Франциск, ни секунды не раздумывая. — Хочешь, чтобы я успокоился. Но отныне покоя мне нет. И никогда не будет, — голос короля как по волшебству снова пришёл в норму. — Нет. Больше всего на свете ты хотел уберечь Марию. Ты сделал всё, что было в твоих силах, — они наконец отпрянули друг от друга, и Франциск, внимательно слушая Баша, удобно устроился на кровати. — Твоей вины здесь нет. То было уготовано ей судьбой. Но она сильная, она это переживёт. Молодой король, стирая остатки слёз с лица, коротко кивнул брату, испытывая неприятное жгучее чувство, стремительно нарастающее в левой части груди, когда представил, как же его жена излечивается. Кадры кошмара снова предстали перед ним. — А как ты оказался здесь? — осторожно спросил Франциск, косясь на Баша, когда осознал, что его брат пребывал в его покоях в такое раннее время. И мало того, так быстро отреагировал на его истерику, не давая собрать всему двору очередные и нелепые сплетни. Слуги уже начали перешёптываться, когда узнали, что Мария вернулась в свои старые покои, отдельно от Франциска. Поэтому, что уж говорить, подливать масла в огонь было бы определённо лишним. На долю секунды на невозмутимом лице бастарда промелькнула неловкость, выраженная в мгновенном опущении глаз, смятении и банальном смущении. Как же это было не похоже на Баша, Франциск даже усомнился в человеке, сидящем напротив него. А в самом деле ли это был его ненаглядный братец? — Ты не помнишь? — наконец выдавил из себя Себастьян. На его щеках заиграл лёгкий румянец, светло-зелёные глаза заблестели, а на лице пролегла глупая улыбка. — Нет, — Франциск нахмурил брови, не понимая, о чём идёт речь. — Мы долго говорили, а после… — глаза с расширенными зрачками Баш поднял на своего брата, видимо, в надежде, что тот вспомнит, о чём он говорит и продолжит начатое бастардом сам, — заснули вместе. На самом деле ты вцепился в меня и не желал отпускать всю ночь. — закончил смущённый Баш, когда понял, что от нахмурившегося короля Франции он ответа не дождётся. Он протараторил всю фразу так быстро, что Франциск не успевал переваривать новую информацию, всё больше округляя голубые глаза. — В самом деле… — бездумно прошептал мужчина, задумываясь и запуская руку в свои белокурые кудри. — Извини, я… Я тяжело справляюсь с этим. Извини, что я доставил неудобства, — он нервно почесал затылок, — как же стыдно… — Полно, Франциск. Никаких неудобств не было, — Баш расплылся в улыбке. Но молодой король продолжал гнуть свою линию: — Благородный Себастьян не может признать, что его брат медленно сходит с ума, — мужчина горько усмехнулся. — Вчера я выпил много вина, — сделал он окончательное умозаключение и слегка помассировал виски, почувствовав резкую головную боль после похмелья. Бастард ничего не ответил. Просидев минут пять в молчании, он решил, что их странный разговор окончен. Тяжело вздохнув, мужчина стал подниматься с кровати. — Баш, — позвал его Франциск, недоумевая и вовсе не узнавая своего брата. — А почему ты не занимаешься своими обязанностями? — сразу спросил он, ловя на себе взгляд травяных глаз. Юный король попытался хоть как-то разбавить напряжённую и неловкую обстановку. Себастьян снова тяжело вздохнул и окончательно поднялся с кровати. — Потому что ты меня об этом попросил. Франциск потерял дар речи, ему нечего было ему ответить. Поняв это, Себастьян в полном молчании покинул королевские покои, чётко зная и прекрасно помня, что не выпил прошлой ночью ни одного бокала треклятого вина, в здравом уме и твёрдой памяти оставаясь рядом со страдающим братом и искренне желая ему помочь… (Tom Odell — I Know) И после той тяжёлой ночи, того странного утра, которое два брата встретили в объятиях друг друга, Франциск стал отходить от сложившейся с ним ситуации, стал сильнее духом и заметно выносливее. Он больше не плакал, и ему не приснилось ни одного кошмара, после которого Франциск просыпался в холодном поту. И молодой король вовсю занялся своими основными делами, не думая, чем или же кем занята его жена. Сейчас его коробило другое. Его брат. Брат, с которым после того злосчастного дня он больше не поговорил. Бастард его избегал, пресекал любые встречи и разговоры, постоянно пропадая где-то в столице, в лесу или деревне. Франциска гложило чувство вины. Он толком не мог понять, что произошло, но точно знал, что произошло что-то неприемлемое. Неприемлемое для короля и бастарда, для двух братьев. Для двух мужчин, в конце концов. Должно быть, в этом заключалось его спасение, ибо Баш теперь заботил короля Франции намного больше, чем интрижка Марии с его кузеном. В один из таких дней, когда Франциск всё больше обдумывал, как же наладить все мосты со своим братом, как же вновь вернуть его потерянное к нему расположение, до него дошли нелицеприятные слухи. Слухи об одной прекрасной королеве с длинными каштановыми волосами и выразительными карими глазами и её измене любимому мужу. Кажется, именно в тот момент в мире Франциска вновь всё перевернулось. Пытаться помочь Марии? Оправдать её? Опровергнуть все слухи и защитить их с Конде, как он того ей обещал? Она сама оказалась неосторожной, хотя он её предупреждал и просил. Да даже умолял. Но королева Шотландии не стала его слушать, внимать мольбам. И излечиваться, к сожалению, она тоже не стала. В этот самый миг Мария Шотландская потеряла всякое доверие своего мужа, Франциска. Да что там доверие! Она потеряла его любовь, которая была такой вечной, бессмертной и всепоглощающей. На место любви пришла лишь ненависть. Ненависть такая злая и холодная, такая чуждая и такая непохожая на все те чувства, которые Франциск когда-либо испытывал к Марии. И сил бороться и отстаивать имя своей жены у молодого короля просто не было. Будь, что будет. Отныне он презирает её поступок, какая бы причина у него не была. Это было непростительно. И если Мария захотела отношений, которые были у его отца Генриха и матери Екатерины, то она их получит сполна. Франциск будет менять любовниц, как перчатки, а их брак станет лишь формальностью. Эту цель он чётко поставил перед собой и старательно пытался воплотить в жизнь. Но, не понимая почему, король Франции ни с кем не мог сойтись. Женщины отталкивали его. Может он искал среди них такую, как Мария? Все расфуфыренные леди, одна краше другой, были слишком поверхностны, слишком пафосны и высокомерны. И все, как одна, желали понравиться Франциску. Может быть, король был бы не против их общества. Но у одной недоставало притягивающего запаха Марии, другая обнималась не так крепко, как она, а у третьей не было таких же карих глаз, за которые без промедления можно было продать душу дьяволу. Хотя, скорее всего, дело было вовсе не в Марии, а в том, что ни одна женщина на свете, даже самая обворожительная и притягательная, не была интересна белокурому мужчине. В чём заключалась причина? Франциск тоже очень хотел бы знать ответ. Он лишь вспоминал, как из ямы, в которую он безысходно проваливался по милости своей жены, помог выбраться никто иной как его брат. Лишь он был тогда рядом. И Баш сделал всё, чтобы король Франции оправился, как можно быстрее. Он, не выполняя своих прямых обязанностей, всё время проводил с Франциском, выслушивая все его безумные речи и успокаивая его в самые тяжёлые минуты. А мужчина этого даже не заметил, пропустив мимо ушей и мимо глаз всё, что сделал для него Баш. Он принимал это как должное, хотя не имел на это право. И в момент принятия этого факта Франциск оказался в покоях Себастьяна. (Florence And The Machine — Howl на повтор) По одному виду спальни бастарда было видно, что с ним явно что-то не так. Что-то происходит с ним. Незастеленная постель, сапоги, разбросанные по разным уголкам комнаты, перевёрнутые вверх дном объекты интерьера и одежда, кучей наваленная везде, куда только Франциск не взглянул, ужасаясь всё больше. Вместе с беспорядком комната переняла и настроение своего хозяина, потеряв яркие цвета. Подсвечник едва ли освещал окружающее пространство, превращая покои Баша в какой-то своеобразный подвал, в котором находиться было не по себе. — Баш…? — спросил Франциск у темноты, молясь, чтобы брат ему откликнулся. И он ему откликнулся. Может быть, это была всего лишь нелепая галлюцинация, посетившая короля Франции так не вовремя, но в самом тёмном углу, полностью погружённом во мрак, мужчина увидел два зелёных нечеловеческих глаза. Они появились будто их темноты, когда голос Франциск пронёсся по комнате, и сверкнули недобрым блеском. — Я держу его в себе… — хрипло прошептал родной голос. Молодой король, узнав брата, сделал шаг в темноту, протягивая руку: — Что с тобой приключилось, Баш? — Я держу в себе зверя, в которого ты меня превратил, — но тот будто его не слышал, продолжая говорить какие-то непонятные вещи. — Ну же, возьми мою руку, — Франциск сделал ещё несколько шагов и перестал что-либо видеть, погрузившись во тьму. — Баш… — он всё так же тянул брату руку, но чувствовал, как страх начинает овладевать им. — Ты словно луна посреди ночи, на которую мне остаётся только выть, — туманно проговорил Баш, протягивая руку в ответ. Увидев, как знакомая рука хватает его руку, Франциск выдохнул. Но в ту же секунду его оглушил крик. Крик брата заставил короля сгорбиться и закрыть уши руками. Крик был такой неимоверной силы, что белокурому мужчине казалось, что вот-вот из его ушей польётся кровь. И наконец из темноты показался силуэт Себастьяна. Кажется, за силуэтом тянулась страшная волчья тень… или же это была лишь игра света? Силуэт набросился на Франциска, повалив его на пол. В темноте молодой король даже не сразу сообразил, что произошло с ним. Он лежал на полу, придавленный собственным братом. Белокурый мужчина чувствовал его тяжёлое дыхание на своей шее. Он, оглушённый происходящим, замер, дожидаясь, что же сделает Баш дальше. Как ни странно, страх ушёл. Да, король Франции лежал на полу без возможности двигаться. Но его брат был рядом, а значит причин бояться больше не было. Ведь страх Франциска нарастал лишь из-за беспокойства о Себастьяне, а, ни в коем случае, не о себе. И белокурый мужчина был уверен, что бастард не причинит ему вреда. — Я вою, когда мы порознь, — томно вздыхая, шептал Баш, нарочно заглядывая в небесно-голубые глаза, стараясь что-то увидеть в них, что-то отыскать. Но что? — Тянусь зубами к твоей груди, чтобы испробовать твое бьющееся сердце, — рыкнул он и забрался руками под одеяния Франциска. — Что… — сначала тот подумал было остановить его, хватая и сплетая их руки вместе. Но, почувствовав странное и непреодолимое желание, король позволил брату сделать то, что он собирался. Это было простое и даже детское желание. Франциск захотел, чтобы Баш потрогал его, легонько коснулся его кожи и потом сразу же отпустил. И больше ничего. Это было необъяснимо, но юному королю очень сильно захотелось это почувствовать. Бастард прощупал руками мужское тело, изучая его. Лаская его. Каждое прикосновение его рук оставляли на теле Франциска горячие, обжигающие следы. Будто Себастьян водил по ключицам, груди и торсу пламенем восковой свечи, а не своими ладонями, забираясь всё дальше, всё глубже, полностью исследуя предоставленную ему территорию. — Мои пальцы царапают твою кожу, пытаясь забраться внутрь, — шептал Баш Франциску на самое ухо, слегка прикусывая его. Действуя по нарастающей и с каждой секундой становясь активнее, смелее и грубее, бастард делал то, чего желал, о чём мечтал и о чём тайно грезил. Нежные поцелуи неожиданно стали оставлять малиновые засосы на шее, ушах и груди Франциска, который лишь закрыл глаза, сдерживая стоны. Кажется, исполнение его желания затянулось. — Мои тоже, — смог наконец взять контроль над ситуацией французский король и тоже запустил руки под рубаху брата, — мои пальцы царапают твою кожу. И я тянусь зубами к твоей груди, — повторил он слова Баша, одним движением срывая с него одежду и оголяя верхнюю часть мужского разгорячённого тела. Франциск прильнул губами к груди бастарда, начиная, как и он, с невинных поцелуев. Они поднялись с пола, встав на колени. Затуманенному разуму короля не было дано вспомнить, в какой момент они уже оба оказались без одежды, в страстных объятиях друг друга. Но, кажется, именно это желание, скрытое под множеством других простеньких желаний, преследовало Франциска день и ночь в последние дни. — Как только видел, какой ты красивый. Наблюдал, какой же ты милый, когда улыбаешься, показывая два клыка. Какой уверенный, когда меч оказывается в твоих сильных руках, — говорил Баш, оторвавшись от брата и осторожно водя пальцами по его рукам, вызывая у того непроизвольную дрожь, — и как незаслуженно ты был разбит, когда она предала тебя, — процедил мужчина, делая акцент на «она», и только больше нахмурил брови. — Ты тоже, — согласился Франциск, когда они оба поднялись на ноги. — Рвение желать тебя я пытался сдержать. Отчаянно и тщетно пытался. И это превратило меня в зверя... — отрывисто продолжил свою речь бастард, гладя молодого короля по щеке, и взлохматил его белокурые кудри, специально дожидаясь недовольного фырка их хозяина, — я, словно ребенок, одержим зверем, воющим в моих венах. — Я тоже, — ответил Франциск, максимально сокращая расстояние между ними, остро чувствуя тепло Баша, а оттого преодолевая новое дикое желание воссоединиться с собственным братом. И это произошло. Так значит, не так уж улыбка короля Франции канула в небытие после измены жены. Теперь он улыбался, приняв себя и свои странные, запретные желания и усмирив зверя внутри Себастьяна. В первый раз улыбка на лице Франциска появилась спустя такое долгое время. Они с Башем слились в поцелуе, давно желанном ими обоими. Было приятно чувствовать вкус сладких, мягких губ и одновременно грубой щетины. Все спектры чувств ощутили тогда вместе и Франциск, и Себастьян. Свершился взаимный акт измены. И если Мария целовала Конде, упиваясь и наслаждаясь этим поцелуем, она может быть уверена, что в точности то же самое делал и её муж. Если её любовник в порыве страсти срывал с неё королевское платье, преследуя желание поскорее сблизиться с ней, сомнений быть не может, что Баш делал с Франциском то же самое. Вскоре, когда жизнь при дворе приняла такой неожиданный для всех оборот, Мария отплыла с Конде в Шотландию, как давно того хотела. И как гласили слухи, пулей разлетающиеся по всему двору, которые все подхватывали, как горячие пирожки. Франциск не стал сопротивляться её решению, а тем более каким-либо способом пытаться остановить. Он принял, что потерял. И он сполна наслаждался тем, что смог приобрести. Король Франции отныне был счастлив, сбросив груз с души и искренне радуясь каждому дню, который он встретил в объятиях брата.