Ваше Благородие

      Голубое небо украшено молочными облаками, плывущими куда-то вдаль, внезапный грохот закладывает уши: чередующиеся выстрелы ружей, храп черногривых лошадей и предсмертные вопли людей, чьи спины или грудь нещадно настиг порох. Запах паленого железа режет нос и не дает дышать; черно-серый дым от взрывов настолько густ, что от силуэтов людей остается лишь едва различимые темные пятна; на сухих губах привкус крови, смешанной с сырой землей… чья-то рука тянется к моему лицу, и я резко распахиваю глаза, поддаваясь вперед всем телом и пытаясь отдышаться. Снова сон, сковывающий сердце ужасом смерти, отрезвляет сонный разум. Как долго еще неостывшие, но бездыханные тела будут сводить меня с ума по ночам? — М-м, — послышалось тихое мычание в двух метрах от меня. — Оскул? Снова дурной сон? — Простите… молодой господин, — дыхание отяжелело, трудно говорить. — Позвольте… покинуть Вас не-ненадолго? — Слуге, преданно охраняющему жизнь своего господина ночью, запрещается покидать опочивальню до моего полного пробуждения, — гораздо увереннее отвечает мне знакомый еще с детства голос. — Но отказать другу я не могу. Возвращайся скорее. А утром пошлю за ведуньей, пусть наконец избавит тебя от дурноты.       Мне было пять лет, когда господин Невер спас мою жизнь от массовой охоты на разбойников Глиняного леса и забрал в имение Рудневых, несмотря на то, что он старше меня всего на восемь лет. Говорили, что пристанище моего отца сравняло с землёй собранное местными дворянами войско, чья цель была четко обозначена: освободить селян западной части государства от разорения и гнета Глиняных разбойников. Юного Невера взяли с собой, дабы научить наследника наказывать людей, не ведающих о законах или милосердии. Кроме маленького ребенка выжить не удалось никому.       Я благодарен судьбе за господина Невера — кто знает, кем бы я стал без его сильной руки. Вот только из-за происхождения тупую злобу ко мне питают почти все придворные Рудневых, не исключая жителей соседней деревни, которую мой господин посещает раз в три месяца на ярмарках.       Я верно следую за Невером с семи лет, восхищённо наблюдая за его широкой спиной, стараюсь хоть немного приблизиться к тому тёплому свету, что излучает молодой господин. Ему хватило несчастных двух лет, чтобы переучить глупый нрав сына разбойника.       Сейчас Невер напоминает бурого медведя из сказок: такой же сильный и мудрый, с большим лицом, выделяющимися скулами и темно-карими глазами. Но несмотря на устрашающий вид, он невероятно добр и рассудителен для своих двадцати трех лет.       Во время сильной засухи, длившейся четыре месяца, пострадало много крупных городов и селений, наше имение тоже не стало исключением. Руднев старший не одобрил, но молодой господин вместе с простыми жителями искал воду и копал колодцы для поливов широких полей Глиняной пшеницы в то тяжелое время, не отказывая в помощи никому. За ним хочется следовать, хотя многие его поступки для меня так и остаются тайной. Он никогда не рассказывает, как ему удалось вытащить меня из той бойни. Не позволяет следовать за ним в зал заседаний Рудневых, даже охранять вход во время встреч с другими дворянами не разрешает, прекрасно зная, что в делах управленческих я не смыслю вообще. Два года назад приказал мне спать в соседней комнате, а пару месяцами ранее оставил поместье и ушел на всю ночь.       Глядя на высокого Невера, внутри всё замирает, даже дыхание становится бесшумным и еле распознаваемым; остается лишь желание защитить его от всех напастей, с которыми всегда беспомощные люди бегут к нему, укрыть от чужих глаз этот чудесный свет широкой улыбки, чтобы ни одна треклятая душа не смела ею пользоваться. А таких очень много. Я подсознательно дрожу, когда он обращается ко мне или треплет мои волосы, не могу смотреть прямо в глаза…       Когда зародилось это непонятное чувство страха и противоречивого тепла? Когда он закрыл меня своей грудью от летящих из рук детей сапожника булыжников, хотя это я поклялся охранять его жизнь? Или когда он просидел у моей постели всю ночь, сбивая жар и слушая весь горячий бред моих непослушных губ? Так когда же?       Вдоволь надышался морозным ночным воздухом, вернувшим моей голове дневную трезвость, а потому собрался обратно в покои господина, стараясь не шуметь в темноте. Я преданный слуга Невера, ставшего мне не просто господином, а единственным другом. По его же велению — совсем недавно — мне обустроили небольшую кровать в дворянской спальне, чтобы верный пес каждую прожитую минуту мог оберегать заслуженный и такой прекрасный сон своего господина. Именно так мне сказали.       Как только внутренний засов на двери тихонько скрипнул, я на ощупь направился к своему месту, осторожно ступая на деревянный пол. Внезапно кто-то схватил меня сзади, а свободную руку с силой прижал к моему рту. Вот черт, меч остался рядом с дневной одеждой. Что же делать? Господин в опасности! — Какая беспечность, — едва слышный шепот на ухо, после которого меня будто прорвало. Я сильно наступил на ногу нападавшему, после чего смог быстро освободить правую руку и пихнуть чужака локтем в живот, отчего тот закашлялся и потерял хватку. — Оскул, тише, — хрипло выдавил из себя мужчина, и меня осенило. — Господин? — Прости, кха-кха, — продолжил кашлять Невер. — Хотел немного тебя напугать. — Немного? Ты ума лишился?! Я мог тебя убить! — позабыв об уважительном тоне, закричал я. — Ты бы не сделал ничего подобного с лучшим другом, — усмехнулся пришедший в себя Руднев, выпрямляясь в спине. — Твои навыки воина заметно улучшились, надо благодарить Гремислава, — он по обыкновению положил свою грубую руку на мою макушку и потрепал ее, отчего едва заметная дрожь пробежала по спине. — На то он и главный сотник вашего имения, — специально выделил «главный», скверный характер Гремислава был его отличительной чертой. Перед тренировкой он прежде назовет меня воровским отребьем, немытым чучелом или разбойничьей харей, а уж после станет учить, не забывая периодически оставлять синяки деревянным мечом на спине, боках и пояснице, дабы Невер не заметил. — Вы почему не спите? Для подъема еще рано, — хоть Невер и старше меня, порой шестнадцать лет по поведению дашь ему, а не мне. — Не смог заснуть без тебя. Хорошо себя чувствуешь? — он обошел меня почти вплотную, дыша в макушку, и приложил горячую ладонь к моему лбу. — Х-хорошо, — начал заикаться и краснеть — как хорошо, что все свечи потухли. Ну что за неловкость? — Г-господин… — Невер, — строго перебил меня Руднев. — Зови меня по имени, никто ведь нас сейчас не слышит. — Невер… не делай так, прошу, — стыдливо опустил голову. — Извини, привычка — прикасаться, когда тебе нездоровится. А мне в самом деле плохо спится. — Опять? — чуть слышно прошептал в никуда, понимая, что Невер снова попросит лечь с ним рядом. Это ведь неправильно, даже если мы просто делим одну перину на двоих. — Опять.       Когда я был совсем маленьким, Невер иногда ложился спать со мной, чтобы я не плакал во сне. А ночные слезы лились часто, хоть сейчас я точно не помню их причины. Тем не менее, ложе нужно делить с женщиной, а не с мужчиной. Что подумают остальные слуги, если прознают? А Его благородие? Не припомню, чтобы лучшие друзья спали вместе. Тем более, Руднев младший — мой господин, а я его неприкосновенная охрана с тринадцати лет. Господин Данияр, отец Невера, долго смеялся над моей просьбой, быть личной охраной его сына. Он мне так и не ответил, дал возможность Неверу решать вопрос с защитой самостоятельно, отчего тот улыбчиво согласился. А я ведь не шутил. В самом деле хотел отблагодарить Невера жизнью за жизнь. Невер лег на правую сторону мягкой перины, отодвинув для меня пуховое одеяло. Негоже жалкому псу марать чистое ложе хозяина, потому я вернулся к своему месту за покрывалом. — Ты что делаешь? — недоуменно спросил Руднев, в его голосе различалось легкое недовольство. — Стелю покрывало, чтоб не испачкать Вашу постель, господин. — Ты опять дурью маешься? — он угрожающе обратился ко мне. — Сколько раз тебе повторить? Ты не грязное животное, и мне плевать, что думают другие. Ты принадлежишь мне. Если я сказал, чтоб ты лег рядом, значит — ложишься рядом! — Тише… перестань кричать. Разбудишь всех, — я оставил все на своих местах и поплелся к Неверу, скинув кожаные сапоги, начавшие морщиться от износа.       Да не шелохнется мой разум, а помыслы останутся чисты. Я не должен забывать, кем являюсь, даже в такие нелегкие моменты, когда затылком чувствуется чужое теплое дыхание. Знаю, что безопасность господина превыше всего, но с каждым разом спать рядом все сложнее. Надо уснуть, утро уж точно меня отрезвит.