Я верю в тебя (I've got faith in you now)

Магнус тихо матерится под нос, пытаясь ногтем соскрести расплывшийся по кутикуле лак. Насколько все было проще, когда он мог заставить маникюр соответствовать цвету наряда, просто щелкнув пальцами! Теперь ему нужно мучиться, словно примитивному. Можно, конечно, сходить в салон, но все же унижениям, которые он готов перенести, есть предел! Алек собирается в Институт, надев милую лавандовую рубашку и черный костюм. Из-за этого он выглядит одновременно и счастливым, и будто собрался на похороны. Магнус качает головой и морщится при виде своего неаккуратного большого пальца. У него твердые руки, но кисточка почему-то уходит влево, когда он ведет ею вправо. С тех пор, как он лишился магии, он чувствует себя странно хрупким, будто его кожа предназначена для скелета побольше, а он съежился и не соответствует ее размеру. Магнус окунает ватный диск в жидкость для снятия лака и трет плохо легший цвет злыми, неаккуратными движениями. Услышав раздраженный стон Магнуса, Алек разворачивается от двери, чтобы узнать, что происходит. — Помощь нужна? — спрашивает он, снимая пиджак и небрежно бросая его на спинку дивана. — Разве тебе не нужно на работу? — В чем смысл быть главным, если иногда не можешь позволить себе опоздать? — говорит Алек, расстегивая и пытаясь аккуратно закатать рукава, сдаваясь на полпути и просто поддергивая их выше локтя. Рубашка безнадежно изомнется, но у Алека такие красивые руки, что Магнус не может заставить себя поругать его за небрежность. Алек берет флакон лака, нарочно игнорируя подозрительный взгляд Магнуса. Алек что… Алек издевается надо ним? Алек проверяет, плотно ли закрыта крышка, а потом уверенным движением трясет флакон. Магнус удивленно поднимает брови: — Большой и страшный сумеречный охотник красит ногти? — Однажды Иззи сломала руку. Она быстро излечилась иратце, но несколько дней рука болела, и ей тяжело было ровно держать кисточку. Она психовала, что ей приходится ходить на вечеринки с облупленными ногтями, так что я делал ей маникюр. А потом, если она грустила, я красил ей ногти, чтобы подбодрить. Я перестал, когда понял, — Алек колеблется, — когда кое-кто заметил, что мальчики таким не занимаются. — А теперь? — спрашивает Магнус, неуверенный, стоит ли. Он не любит, когда Алек зависает на вещах, которые ему неприятны, дольше, чем это необходимо. Алек застенчиво улыбается и поднимает ясный и спокойный взгляд: — Мне нравится вот этот лак с блестками на твоих ногтях. Это мой любимый. Я тебе когда-нибудь говорил? — Учту, — говорит Магнус, наблюдая, как Алек склоняет голову, окунает кисточку во флакон, снимает лишнее и аккуратно наносит тонкий слой. Потом принимается за другую руку, пока первый слой сохнет. Магнус изучает свои ногти. А Алек чертовски неплох! — Если у тебя не сложится с карьерой охотника, ты всегда сможешь переквалифицироваться в мастера по маникюру. Алек смеется: — Я запомню. Он наносит еще один слой, потом берет руки Магнуса в свои и нежно дует на ногти. О да! Люди бы за такое хорошо платили, — думает Магнус, изучая четкие линии лица Алека, вечно нахмуренные брови, роскошные полные губы. — А я действительно очень неплох, да? — говорит Алек, откидываясь назад и, слегка улыбаясь, изучает свою работу. Он так редко гордится собой, что Магнус чувствует, как у него в душе что-то расширяется и разворачивается, заполняя все его тело и стремясь к Алеку. Он почувствовал то же самое, когда они впервые встретились: неописуемую связь с человеком, который — ты просто знаешь — станет очень важен для тебя. Он не может дать этому название, и даже не будет пытаться. Некоторые вещи нельзя объяснить. Но в любви заключена великая сила. — Ты — самый лучший, — соглашается Магнус, уверенный, что выглядит до отвращения слезливо и немного нелепо, но ему наплевать. Затем осторожно, чтоб не смазать лак, наклоняется вперед и целует Алека, шепча ему в губы: — Самый лучший вне всяких сравнений.