Проебался

      Юнги очень любил эту тему его друзей «Мы просто немного выпьем, и ничего не случится». Любил, потому что все знали, что так не будет. Они всегда творили какую-нибудь хрень, потому что по-другому они не умеют. Намджун как всегда что-нибудь сломает, пока Чимин надрывно будет смеяться со стариковских шуток Джина. Чонгук снова будет из себя альфа-самца строить, а Тэхён его специально динамить, как те популярные сучки из американских фильмов. А Юнги будет смотреть пялиться на Хосока, про себя матерясь о том, какой же его донсэн охуенный. Потому что он правда охуенный: он высокий, дохера сильный, улыбается так, что глаза слепит, и голос у него такой, что Мину сдохнуть на месте хочется от удовольствия. Так-то Юнги суровый рэпер, у него жёсткая читка и он кого хочешь до Гонконга языком доведёт, но Чон ему вот улыбается, и Мину хочется на колени упасть и говорить всем, какой его краш классный. — Юнги, может тебе не стоит столько пить? Ты обычно так не напиваешься, — тянет Джин, смотря, как его друг залпом выпивает виски из стакана. Идиот, ничего не скажешь. — О, нет, сегодня особый случай, — Мин морщится и облизывается. Наконец его однокурсница, та ещё шлюха, отъебалась окончательно и бесповоротно, оставив его в покое. Юнги пьет, не замечая ничего, кроме лёгких случайных касаний хосоковских пальцев и ещё более редких коленями. И этого, вообще-то, достаточно, чтобы крышу снесло. Пьяный Мин порой не умеет держать язык за зубами, а потому спустя минут двадцать валится головой на плечо к Чону, прикрыв глаза. Дышит в шею и думает, что его пиздец как распирает поговорить с лучшим другом о своих чувствах к младшему. — Намджун~а… Хосок даже не подозревает, что я в него влюблен, — пьяно тянет он, облизывая пересохшие губы. Чон замирает, но никто этого не замечает, почему-то. Хо нервно выдыхает, не поворачивая головы, и тихо прокашливается. — Хен, ты… Влюблен в меня? — Ой, извини, — все так же пьяно бормочет блондин, поднимаясь с его плеча, и падает на другую сторону. В голове пусто, как в половине здешних бутылок, и на языке все ещё висит желание рассказать всем о том, что он течёт, как сучка, когда видит Хосока. — Намджун, Хосок даже не подозревает, что я в него влюблен.       Намджун вопросительно поднимает голову на Хосока, потому что тот широко открытыми глазами смотрит на Мина, пытаясь переварить, а потом на Юнги, который на вопрос об отношениях привык слать очень далеко. Потом снова на Чона поднимает, потому что ещё утром тот спрашивал, как бы подкатить к хену, чтобы все на месте осталось после этого. — Намджун? — Чон смотрит с откровенной мольбой в глазах, а Ким только головой на дверь кивает. — Я бы на твоём месте его трахнул, — говорит он, на что Хосок поджимает губы, раздумывая. — Хосока? — слышится тихое бормотание с плеча. — Я бы сам не прочь перед ним… — Избавь меня от подробностей, хен, — просит Намджун, и пихает его в руки Чона, снова отворачиваясь, мол, все уже решили.       Окей, Хосоку, вообще-то, даже лучше. У него есть шанс переспать с Мин Юнги, утром сказать, что он тоже влюблен, и потом повторять это с некой периодичностью. Он поднимает Юнги под руку, а на удивлённые взгляды Намджун лишь говорит, что Юнги все заебало, и он хочет спать. В пьяной компании быстро забывается, что «спать» ушел Юнги не один, а с Хосоком. — Как думаешь, что я хочу с тобой сделать? — Юнги не особо соображает, когда Хосок пихает его на кровать, стягивая футболку. Мин тихо стонет от одного вида и облизывается. — Судя по всему, ты много раз представлял, как я буду трахать тебя, да? — Да, — честно кивает Мин, даже не осознавая, что это реальный Хосок говорит сейчас с ним. И джинсы его стягивает точно не он. Плод его больного извращённого воображения. — Мне казалось, ты предпочитаешь чулки, папочка.       Хосок тормозит на пару секунд, понимая, что Юнги реально не догоняет, что это с ним происходит действительно. Так даже лучше. Чон усмехается и поднимается, направляясь к шкафу. Видел мельком у Мина нечто подобное. Тот тогда сказал, что это, вроде как, очередная пассия забыла, а он все выкинуть не может, но теперь Хосок понимает, что никакая пассия их не оставляла. — Надень, — коротко и в приказном тоне. Чон кидает тонкую ткань на кровать к Юнги, и тот послушно чулки натягивает, все ещё облизываясь часто. — Ты растянут? — Для тебя всегда, папочка, — мурлычет старший, и Хосок думает, что он неплохо так за кота сойдёт. Он наклоняется над хеном, проводя одной рукой по колену и выше, и легко прищипывает на внутренней стороне бедра. Блондин дергается и поджимает губы, чтобы громко не стонать. А потом ноги пошире разводит, поддаваясь чужим рукам. Чон даже и не представлял себе, что Юнги послушным таким может быть. Думал, что тот упрется и сделает все так, как сам хочет, а сейчас лежит, ерзая по простыне, и чуть ли не скулит от желания. — Нравится сон? — с усмешкой спрашивает Хосок, и Юнги кивает. Правда кивает, не понимая, где тут подвох. И даже когда младший внутрь толкается нетерпеливо, все ещё не понимает. Чон его под колени держит, входя до упора в жаркую тесноту, а Мин гортанно стонет, испытывая дискомфорт вперемешку с удовольствием. Обычно его ощущения не были такими яркими, но сейчас… Он не может думать: откидывает голову назад и за простынь цепляется чуть отросшими ногтями, потому что Хосок нетерпелив и ждать вовсе не желает. Мина на кровати подкидывает от электричества, лижущего по позвоночнику. Он лишь краем глаза умудряется поймать образ Хосока перед собой. И, боже, он не хотел бы сейчас закрывать глаза, только веки подводят и не держатся совсем, скрывая чудную картину. И в этот раз Юнги видит все предельно четко: влажные чоновские волосы, его напряжённые мышцы, перекатывающиеся под медовой кожей, дергающийся кадык и пресс, который младший постоянно под майками и футболками прятал. Обидно. — Ещё, папочка, — тянет Юнги, но получает шлепок по бедру от Хосока, который чуть хмурится. — Я не разрешал тебе разговаривать.       Юнги почти ноет от удовольствия, слёзы по щекам размазывает и неловко навстречу подаётся, не обращая внимания на музыку в соседней комнате; до крови губы кусает, и это, кажется отрезвляет. Ненадолго. Хосок снова вбивается внутрь и чуть ниже ключицы кусает. Юнги вскрикивает, выгибаясь ломаной линией, и реально отключается.       Утром же Мин правда не понимает, какого хера болит все так, что сдохнуть хочется раза в два сильнее, чем обычно. Голова раскалывается, и он помнит, что много пил. Но вот отчего так все ниже груди болит — хер поймёшь. Он откидывает одеяло и не сдерживает громкого мата, только начиная осознавать, что в кровати не один. — Какого хуя на мне чулки, засосы и чужая рука? — блондин резко поворачивает голову назад, собираясь хорошенько вдарить сволочи, что рядом лежит, крепко обнимая за бедро, но тормозит, видя лукавый взгляд Хосока. — Эй, детка, как спалось? На будущее, твоему папочке не нравится, когда его будят такими криками, — Чон облизывается, впервые видя, как хен краснеет, и сильнее бедро, обтянутое кружевом, сжимает. — И когда по секрету признаешься кому-то в любви, убедись, что это не тот, о ком говорится в признании. — Вот это я вчера проебался, — тянет Мин смотря в потолок, а у самого внутри фейерверки, как попкорн в микроволновке, взрываются. — «Р» в слово добавлять было не обязательно.

***

      Чонгук толкает дверь в миновскую спальню, как самый смелый. Как самцы перед самкой красуются, так он на Тэхена взгляды кидает, пока в логово чудовища входит. Намджун громко присвистывает, когда видит Юнги в одних джинсах. Тот между ног Хосока устроился, откидываясь на его обнаженную грудь, и затягивался очередной сигаретой, пока Чон ему в макушку сопел. Оба поднимают взгляды на друзей, и Юнги хочет послать Намджуна и всех остальных, потому что явно не хосоковская идея была его в комнату увести. А тут ещё и нарушают спокойную утреннюю атмосферу. — Вот это ты крупно проебался, друг мой, — говорит Джун, отходя на всякий случай чуть дальше от комнаты: кто знает, чем Мин решит в него запустить. Но тот лишь усмехается и голову на чужое плечо откидывает. — Поебался, — поправляет он, следуя совету своего парня.