Метро

      Толкаю тяжелую металлическую дверь с толстым стеклом одной рукой. Спускаюсь вниз, быстро перебирая небрежно зашнурованными черными кедами по рябым гранитным ступенькам. Теплый восковой цвет ламп над головой оглаживает лица редких проходящих навстречу мне людей. Слишком рано для рождения плотного потока. Среди этих заспанных одиночек, в трансе плывущих по палевым коридорам метрополитена, я кажусь непростительно бодрым. Вот женщина средних лет с завитыми волосами бросает на меня взгляд – как бросают жалкие чаевые официанту, провинившемуся в глазах гостя заведения за слишком длительное ожидание заказанного блюда. Запускаю пятерню в растрепанную светлую шевелюру и усмехаюсь, растягивая левый уголок губ.       Я люблю быть на ногах с первыми лучами солнца. Отрезать тонкий ломтик масла и класть его на подогретый хлеб, чтоб расплылся, расплавился. За кружкой черного чая с ложкой сгущенки, отодвинув свободной рукой тюль, наблюдать в окне преображающееся небо. Как ни странно, вкус жизни ощущается ярче, когда никто не заслоняет собой куски пространства на улице, не перекрывает птичье щебетание звуками сигнализаций и работы авто. Набрасываю джинсовую куртку поверх футболки и мягко захлопываю дверь своей однушки. Снаружи меня принимает в объятия лениво потягивающийся город с сонной улыбкой – точно ласковая любовница на простынях цвета слоновой кости наутро после хорошего секса. И ветер в такое время особенный, чуткими женскими пальцами едва заметно проводит по скулам, подбородку и исчезает столь же неуловимо, как появился. Добираюсь к только что открывшему двери метро, по обыкновению, никого не встречая, словно один я вышел под рассветный желтый шелк небес, сквозь который понемногу проявляется дневная лазурь.       Не сбавляя шаг, касаюсь пальцами гладкой стены из бежевого мрамора. На метафизическом уровне ощущаю, как тянется невидимая линия прикосновения. Коридор уводит меня полукругом, и я подчиняюсь, попадая в воронку.       Электронные часы ведут обратный отсчет оквадраченными оранжевыми цифрами. Гул приближающейся электрички становится все явственнее и через пару секунд заполняет весь перрон. Двери размыкаются, я проскальзываю в вагон, где уже сидит несколько человек: девушка с каре, из-под которого свисают два белых проводка наушников, женщина с кожаной сумкой, женщина с кожаной сумкой другой формы, женщина с лакированной сумкой, мужчина преклонного возраста, задумчиво поджимающий губы за чтением вчерашней «Комсомольской правды», два брата-близнеца с щечками, покрытыми веснушками, увлеченные просмотром ролика в смартфоне. С каждой минутой метро вбирает в себя все больше горожан. Число свободных от ног ступенек вскоре поредеет, в вагонах станет более тесно и душно, и я буду пропускать сквозь себя взгляды чаще.       Имея глупую привычку браться за левый поручень правой рукой, а за правый – левой, прокручиваюсь вокруг него, не отпустив, и приземляюсь на сиденье.       Мой маршрут всегда непредсказуем. Могу доехать до конечной или сменить направление на половине ветки, могу проехать всего одну станцию и выползти наружу, но могу и блуждать по подземке до самых сумерек. Спускаясь сюда, я – турист, лежащий спиной на морской глади с раскинутыми руками, – течение несет меня, и я счастливо морщусь.       Как всегда не заботясь о том, сколько электричек я сменил, меня потянуло наверх. Покидаю вагон при ближайшей же остановке и неспешным ходом направляюсь к эскалаторам. Вместе со мной двигаются десятки людей. Они шагают с разным темпом, сливаются в неравномерную волну: я огибаю их, а они огибают меня – так мы протекаем друг меж другом. В зеркальном направлении льется такое же насыщенное движение. Я будто элемент причудливой химической реакции.       Ставлю носок кеда на убегающую вверх ступеньку эскалатора, затем второй и опускаюсь на пятки. Круглые светильники на стройных медных ножках освещают встречаемые мной лица. Одно лицо смуглое от загара (кто-то уже успел слетать в отпуск?), второе – усыпано акне, на третье спадают непослушные кудри, четвертое – с обветренными сухими губами, пятое охватывает глазами весь тоннель и останавливает их на мне. Притягательный, смягченный взгляд овладевает мной, и я падаю в глубину омутов, наполненных вязким топленым шоколадом. Пристально вглядываюсь в них, пытаясь найти границу радужки и зрачка, но лишь сильнее погружаюсь в бездну терпкости. Обволакивающий бистр поблескивает в приглушенном свете атласным полотном – золотистые блики прибавляют ему выразительности. Время нарушается. Нарочно замедляется спуск и подъем, но биение моего сердца ускоряется в обратной пропорциональности. Кожу окутывает теплота, изливаемая темными океанами, неумолимо влекущими за собой, и тело парализует ей. Обрамленные плотными черными ободами ресниц глаза контролируют мое сознание до тех пор, пока голова их обладателя не оказывается вполоборота – только тогда он выпускает меня, устремив мощь проникающего взора вдаль.       Прихожу в себя не сразу. Некоторое время по инерции держу голову повернутой, сквозь мой расфокусированный взгляд проплывают плечи спускающихся. Сойдя с эскалатора, останавливаюсь. Понимаю, что улица меня не зовет. Кто-то больно толкает локтем мой бок и бросает что-то грубое. Видимо, я перегородил проход. Отступаю к стене.       – Молодой человек, с вами все в порядке? – подошедшая пенсионерка выглядит обеспокоенной.       – Да, – как-то потерянно произношу я, натягивая слабую улыбку. – Спасибо.       Стоит только положить голову на подушку, как память запускает воссоздание образа тех завораживающих карих глаз: каждый взмах ресниц в цейтраферной съемке. От воспоминаний живот стягивает сладким чувством, словно мед пролили. Кажется, я не испытывал ничего подобного от одного лишь соприкосновения взглядами. Неожиданно пробирает на смех ни то от радости, ни то от обреченности. И что в тех глазах такого особенного? Ответом служит прекращение трескучего смеха и медленно спадающая с лица улыбка. Всё.       Они даже снятся мне. Несравненная красота, скрывающаяся в каждом пигменте, что распяла меня ржавыми гвоздями. Сосредоточенность, которая тонко льстила и вместе с тем заставляла трепетать обезумевшим от света цвета мотыльком. Исключительная уверенность – безотказный инструмент ловли и удержания моего внимания. Я сгибаюсь жертвой, падшей от демонически зачаровывающего взгляда хищника. Признаю свой проигрыш.       Пробудившись, я безапелляционно бросаюсь в поиски. Ищейкой прохожу между фигур незнакомцев, всматриваюсь. Впиваюсь в каждое лицо и отметаю в сторону, не находя заветных глаз. Протискиваюсь в переполненный вагон, бегло оглядываю пассажиров: не то, не то, не то. Выхожу на следующей станции и трусь на платформе, приветствуя и провожая поезда. Ревизирую сотни входящих и выходящих, не заботясь о том, что выгляжу, должно быть, пугающе – помешанным, опасным маньяком. И даже когда спустя долгие часы моего ожидания пустые вагоны вхолостую открывают двери, не трогаюсь с места. Судьба, как правило, имеет специфическое чувство юмора, поэтому он может ехать в последней электричке.       Но отчаянные собачьи надежды не оправдываются. Подпирающим стену напряженной спиной с чуть сгорбленными лопатками, меня обнаруживает охранник.       – Парень, ты чего там? Иди домой.       Пышный мужичок подступает ближе и кладет руку мне на плечо. Скорее всего, хочет проверить по зрачкам, не наркоман ли я какой, раз в столь поздний час тут шляюсь. Нервозно дергаюсь от нежеланного телесного контакта, точно вспыльчивый подросток, и кидаю в охранника острый взгляд, мол, «на, смотри, трезвый». Пухлая ручка соскальзывает вниз.       – Но я ищу, вы понимаете? – тон голоса повышается на автомате.       – Кого ты там ищешь? Нет здесь никого уже, кроме тебя. Иди домой.       – Мужчину. С глазами такими… как корица… как две кружки какао… как мореный дуб… Вы понимаете?       – Завтра искать будешь. Метро закрывается. Положено.       Раздраженно фыркаю. Не понимает. Потому что он не встречал таких глаз. Если бы встречал, непременно бы понял.       Последующие ночные встречи с Захаровым Н. Н. (так гласила нашивка на форме) носят иной вид. Не пропитаны злостью и начинаются с другого вопроса: «Ну, нашел?». Я отрицательно мотаю головой. Пивной живот Н. Н. поднимается и опускается в тягостном сочувствующем вздохе. И я ухожу домой.       Потерян счет дням, на протяжении которых я сную по лабиринту метрополитена до самого закрытия, но я упорно продолжаю пускаться в толпу, по-прежнему одержимый сумасшедшей идеей: среди миллиона найти одного и вновь попасть в плен его фантастического взгляда. Спину продувает добротным, невесть откуда взявшимся, сквозняком. Черные, серые, изумрудно и салатово-зеленые, синие, голубые глаза встречных неминуемо складываются в невыносимо пестрый узор, от которого виски пронзает спицами боли. Лица смазываются. В мозг проникает гадкий червь сомнения. Не потерялось, не растворилось ли реальное воспоминание в красках воспаленного воображения? Быть может, я уже упирался в вожделенный взор, но, отуманенный, не придал ему значения, потому что в тот день все казалось иначе? С какого потолка я взял столько убежденности, что справлюсь? Я бестолково трачу время, обгладывая нулевой результат. А если это была такая жестокая игра и мне попросту причудилось, что между нами возникла связь?       Поглощенный раздумьями, наступаю на развязавшийся шнурок и позорно лечу вниз. На полпути лба к плитке меня подхватывают сильные руки случайного прохожего, не позволяя упасть. От неловкости сложившейся ситуации долго не осмеливаюсь поднять голову, генерируя в голове тысяча и одну фразу извинения, но, когда поднимаю, – меня поражает безупречностью шоколадных глаз напротив, и я растрачиваю все формулировки. Не спешу оставлять рукав хлопковой рубашки, в который мне пришлось вцепиться пальцами, решившими вдруг подрагивать.       – Здрасьте, – глупо заулыбался. – Меня Саша зовут.