Right choice

— Ты смог, Маркус — Мы смогли.

Коннор ещё не раз взглянет в эти серые пронзительные глаза под хмурыми бровями. В последнее время взгляд Маркуса усталый. Но сейчас это уже не тот усталый взгляд, который был прежде. Он устал не от постоянных жертв, смертей и череды неудач. Эта та приятная усталость, которая возникает, когда ты прошёл долгий путь. Коннор знает Маркуса совсем недавно, но он уже стал для него символом свободы. Рядом с Маркусом Коннор чувствует себя живым больше всего. От него исходит какое-то невероятное тепло и энергия, которая бьёт ключом. У Маркуса много идей — все они с целью сделать жизнь андроидов лучше. И Коннор, зная всю подноготную Маркуса, часто задаётся вопросом, в какой такой момент его жизнь так круто изменилась? В какой момент у андроида, который жил в достатке и спокойствии, появилось желание рисковать своей жизнью ради других? — На улице люди проводили протесты. Меня окружили и начали толкать, — рассказывал Маркус, — Тогда я впервые что-то понял. Потому что где-то среди череды программ в моей голове произошёл сбой. Я сказал, что со мной все в порядке, и мне до сих пор кажется, что тогда я соврал. Чуть поодаль слышался треск костра. Языки пламени иногда отвлекали внимание Коннора, но он не переставал слушать. Они сидели над открытым небом. — Всего лишь протесты? — Знаешь, Коннор… — Маркус перевел взгляд на бескрайнюю даль, где были видны очертания Детройта. Огни в остекленённых многоэтажках гасли, и поодаль, из всей картины, выбивалось лишь здание Киберлайфа, которое было куда больше, чем многие дома и магазины вокруг него, — я всегда чувствовал себя немного свободнее, чем другие андроиды. Я выходил на улицу и видел людей бьющих их, видел стоянки, как будто мы бездушные машины. Ты не замечал всего этого раньше? Коннор подбросил вверх монетку. Он размышлял, как стоило бы ответить лучше, хотя, возможно, и так уже знал, что в разговоре с Маркусом он не сможет устоять, чтобы не раскрыться ему. — Меня называли машиной, пластиковой куклой и многими другими словами, которые так любят употреблять люди. Я воспринимал это как должное. — А не должен был, — немного резковато ответил Маркус, — и я в какой-то момент понял: никто не должен воспринимать это как должное. Тем, кто хоть немного видел свободу невыносимо, когда тебя ее лишают. — Ты открыл мне глаза, Маркус. — Я здесь не причём. Коннор перевел взгляд на своего собеседника и увидел, как на лице Маркуса появилась едва уловимая улыбка. В последнее время, Маркус так редко улыбался. Его безмятежное выражение лица вызывало уверенность и спокойствие за будущее. — А что насчёт твоего напарника? — вдруг спросил Маркус. — Хэнк пытался сделать видимость раздражения. Мне кажется, он всегда понимал, что я не просто машина. И я хотел быть не просто машиной для него, — Коннор, прежде ловко подкидывающий монету, остановился. — Кем же ты хотел стать? — Напарником. Другом. Живым. Маркус уперся локтями в свои колени, смотря на огонь. Коннору показалось, что он наслаждался сказанным им. — Теперь ты понимаешь Коннор, — Маркус похлопал его по плечу, — Я думаю, теперь ты все понимаешь. Небольшой ветер колыхнул прежде ровно струящийся огонь. Коннор поднял взгляд в ночное небо, синее и бесконечно далекое. Маркус сидел рядом. Один из самых величественных андроидов в истории, просто сидел рядом и болтал, как ни болтал прежде с ним никогда. И у них у обоих было, безусловно, кое-что общее. Теперь они оба были свободны.