Мир Одиночек

      Мы всегда были не такими. Над нами издевались. Нас презирали. Нас не понимали. Мы всегда были другими. Но теперь все изменилось. Все другие, все другое. Прошло много лет с момента окончания последней войны. Прошло много лет, с тех пор, как планету окутали нескончаемые серые тучи. Тучи, не пропускающие ни капли солнечного света. День от ночи не особо отличался, днем разве что было в несколько раз светлее, чем ночью.       Мир опустел. Во время войны четверть людей мира спряталось в пещерах и метро, четверть остались жить на поверхности, четверть людей погибла и стала ожившими мертвецами. Но остались мы — одиночки. Как ни странно, но мы выживали везде: на войне, в подземельях, в метро, среди оживших мертвецов. Около шестидесяти лет назад мы основали свой орден, хотя в старом мире нас бы назвали сектантами. Это не так. После основания ордена мы стали вести новое исчисление лет, начиная от конца последней войны и погружения мира во тьму. Но это все ложь: люди остались злыми и бесчувственными монстрами, оттого долго группами не могут выжить.       Год семьдесят второй после войны. В то время как остальные люди продолжали использовать календарь от Рождества Христова.       Что–то произошло с этим миром: старцы считают, что последние войны были карой божьей, другие считают, что это Мать-природа взяла бразды правления в свои руки. Единого мнения нет. Я поправляю потрепанный рюкзак, висящий на моем плече. Продолжаю идти, по почти полностью разрушенной за столько лет автомобильной дороге.       А чем же мы отличаемся от других людей, помимо того, что я и весь орден — одиночки? Да особо ничем, за исключением татуировки на тыльной стороне правой ладони с индивидуальным для каждого одиночки числом. Хе-хе. А ведь основатели номера делали себе ножами. Ну, если не считать крохотного кодекса нашего ордена: «Одиночество — это свобода, приносящая боль, лишь морально, но приносящая вечный покой душе». Под «болью» подразумевалось, что одиночка не сможет завести семью, ибо он не способен любить. Интроверты, по-моему, это самое близкое определение к нам. Хоть и в старом мире нас называли эгоистами, не удосуживаясь понять, что творится у нас на душе. Увы, подавляющее нас большинство людей продолжают считать нас жадными и самовлюбленными эгоистами. Как жаль…       «Что ж, раньше вы издевались над нами, теперь мы правим вами», — таковы были мои первые слова в качестве одиночки. А почему же правим? Да мы единственные, кто со времен войны остались такими, какими были раньше. Еще до войны.       Помню, когда в первый раз встретил оживших, мне было двадцать, они прошли мимо меня, совершенно не замечая, и на тот момент мне казалось, что они были уже наевшимися, и какой-то хилый паренек им уже и в рот не лезет. Через два года я впервые убил ожившего, проткнув голову железным прутом, а потом я бежал, бежал от голодной стаи оживших.       Не помню, сколько дальше времени прошло. Исхудавшего и практически на грани смерти меня нашли они, одиночки, люди из ордена. Спустя пару недель я стал одним из них, мне дали пистолет с полным магазином, самодельный железный меч и рюкзак. Дальше я стал жить сам по себе. Одиночки никогда не оставались вместе дольше, чем на пару часов. Эх, как же мало всего времени требуется для того, чтобы мы обменялись информацией, вещами. Недавно встретил одного одиночку на привале. Мы поделились информацией о погибших одиночках, коих всегда было очень мало, я обменял какую-то книженцию, которую даже ни разу не открыл, на обойму и пару метров веревки. Раз в год весь Орден собирается в развалинах бывшей столицы, одиночки обмениваются информацией о погибших соратниках. Номер каждого погибшего заносился в специальную книгу. Почти при каждой встрече мы сверяем номера с книгой. Однако, если хоть один номер был у живого и сразу же в книге, то сразу же требуем произнести кодекс. Если правильно, то пропускаем и допрашиваем, как выжил и т.д. и т.п. Но не раз бывали случаи, что на собрания под видом одиночки пытался проникнуть шпионы из различных банд, их тут же убивали, номер был в книге, и кодекс он назвал правильно, но не на том языке.       «Solitudini - libertas adfert dolorem, nisi quam opera moralia, sed etiam cum ipsa anima Requiem aeternam»,- так звучит наш кодекс на латыни.       Мне навстречу идет группа из людей: мужчина с автоматом в руках, женщина, паренек лет пятнадцати и девочка лет семи. Мы проходим, не обращая внимания друг на друга. А мужчина очень уж заметно стал нервничать. Ха! Все-таки, почему же люди верят слухам, будто одиночки убивают каждого встречного, кроме других одиночек? На следующем собрании надо будет поднять вопрос об этих «байках».       Уже вечереет. Это становится ясно из-за того, что стало уже довольно темно. Кое-как в темноте рассматриваю кучу машин, валявшихся «абы как», подхожу ближе. Эта куча машин на самом деле оказалась загоном для оживших. Свечу фонариком на дорогу перед одним ожившим, он или оно не реагирует. Значит, кормили, а это одновременно хорошо и плохо. Стреляю из пистолета в воздух. Ожившие не реагируют. Пытаюсь как можно больше осветить фонариком оживших. Всего-то двадцать! Хех! Раз плюнуть…       Я вылез с противоположной стороны загона и засовываю меч обратно в ножны. Иду дальше, изредка освещая себе дорогу фонариком.       Новый день, все как всегда: сыро, пасмурно, снова в дороге. Я давно перестал считать, сколько километров я отходил на своих двоих за один день. Начинается дождь. Капли одна за одной падают на землю, разбиваясь о разрушенный временем асфальт. Я стою посреди дороги. Молнии нет, грома тоже. Сажусь под одним из деревьев с редкой кроной. Наконец-то смогу вытянуть ноги, хоть и на сырой земле. Дождь усиливается. Я застегиваю свою черную кожаную куртку.       Может чего-нибудь горячего поесть, в сумке вроде что-то было съедобное, если испортилось, не беда: поймаю зверька. Хех. После дождя в четверг костёр разведу, поем, а то два дня в желудке кроме воды ничего не было. Как иронично, сегодня же четверг, годовщина начала последней войны. А через неделю, тоже в четверг — годовщина ее окончания. Но никто не празднует день окончания войны. Ведь если бы не лидеры почти всех стран в мире, планета бы не оказался в таком состоянии. Мы очень медленно встаем с колен. Земля, что мы с тобой сделали…       Я уже говорил и скажу еще раз, что этот мир изменился. Люди перестали гоняться за невозможным, ведь в этом мире мы все равны. И все бы ничего, если бы не дети, которые с рождения видели лишь развалины некогда живых городов. Но не знаю, повезло ли мне, я родился в старом мире, я успел его повидать, я сражался в последней войне, когда мне было восемнадцать. Меня приняли в орден спустя два года. Мне девяносто лет, и если бы я посмотрел в зеркало, я бы увидел все того же себя двадцатипятилетнего.       Мир изменился, мало кто живет командами, ведь жажда пожить подольше есть у каждого из нас. Люди убивают друг друга за ресурсы и еду с водой, лишь в крохотных поселениях кое-как обходятся без жертв. Я одиночка. Я ответственен лишь за себя самого. Неудивительно, что многие погибают еще в тридцатилетнем возрасте. Команды не могут жить вместе, каждый хочет то, что есть у другого, процветает жадность, и лишь одиночки живут спокойно. Ведь это наш мир — мир одиночек.