Sirona

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Накатывало удушливыми волнами, рисуя какие-то серые картины прошлого, пропитанные душевной болью и терзаниями, страданиями и бесчисленными потерями. Серые безликие фигуры окружающие её — слабую и беспомощную, с дорожками слёз на горящих лихорадочным румянцем щеках. Она знала, что они — причинили ей боль. Но она не могла вспомнить их лиц. В памяти лишь всплывали их мерзкие глумливые голоса, которые без устали повторяли и повторяли гадкие слова о её слабости, ничтожности, глупости и бесконечной доверчивости. Она не могла вспомнить этих людей, нет, не людей — чудовищ, но даже сквозь темноту ещё до конца не вернувшегося сознания, чувствовала к ним едкую и жгучую ненависть, пронзающую душу и измученное сердце, которое по какой-то неведомой причине продолжало упрямо биться в груди. Она открыла слезящиеся от яркого искусственного света, глаза и попыталась встать, но острая боль пронзила тело, заставила приглушённо вскрикнуть и откинуться обратно на холодную металлическую поверхность, на которой оно лежало. Боль. Оказывается, она терзала не только душу, но и тело. — Ну, как ощущения? — Насмешливый голос, эхом отдавшийся в голове, заставил поморщиться. — Впервые вижу, чтобы самоубийце давали второй шанс. Да ещё и право на отмщение. Невиданное доселе дело! Мой брат стал таким сентиментальным… Она осторожно приподняла голову и увидела напротив высокого худощавого мужчину, который сидел на операционном столе, изящно закинув ногу на ногу и с любопытством оглядывал худую фигуру, которую прикрывала тонкая простыня. Она сверлила его мутными, словно от сильного удара по голове, карими глазами. Она не понимала, что это за человек, какой шанс кто-то дал ей и почему он назвал её самоубийцей. — Ах! — Мужчина картинно возвёл синие глаза к потолку, — я совсем забыл, что тебе память отшибло. Побочный эффект пребывания на другой стороне, так сказать. — Он ослепительно улыбнулся, но его улыбка больше напоминала акулий оскал. — Не переживай, в течении нескольких часов память восстановится, но это будет принеприятнейший процесс. — Не сомневаюсь. — Её голос походил на воронье карканье. — Ты умеешь читать мысли? Мужчина снова улыбнулся, на этот раз самодовольно: — Конечно. А в твои заглядывать одно удовольствие. Столько боли. Столько ненависти. — Пока он говорил, она с трудом подняла руку. Её уродовал длинный, до самого локтя, широкий порез из которого медленно сочилась тёмная, почти чёрная, кровь. На второй руке был такой же, и они оба очень медленно затягивались. — Знаешь, я такого давненько не видел. Хотя, понять твои чувства можно. Я бы тоже хо… — Мои чувства? — Она хрипло рассмеялась. — Какие чувства могут быть у ожившего трупа? Я ведь труп? — Формально — да. Но есть в этом плюсы. — Какие? — Твою тушку не успели распотрошить. Сама убедись. Она приподняла простынь и осмотрела своё тело. Мертвенно-бледное, с прожилками синих, слегка пульсирующих от возобновившегося кровообращения вен, но тем не менее, живое. — Сколько? — сипло спросила она. — Сутки. — Мужчина оглядел свои ногти и соскочил со стола. — Ну что ж, нам пора идти. Одевайся. — Он швырнул в её сторону какой-то свёрток. Она тупо оглядела пакет, но решила не тянуть. Судя по всему, сейчас ночь и персонал отсутствовал. Неловко получится, если они увидят, что она жива. — Да, они сильно… гхм, удивятся. — Заткнись. — Она неловко натянула джинсы. — Штаны коротковаты… — Брал на глаз. И вообще, скажи спасибо, что я принёс тебе одежду. Если бы не приказ сверху, я бы вообще сейчас занимался другими, более интересными делами. — Он погрозил ей пальцем. — Ну так иди и занимайся ими, Астарот. — Она внимательно посмотрела на мужчину, в глазах которого промелькнул дьявольский блеск. — Зачем одному из высших демонов тратить своё драгоценное время на жалкую букашку? — Ну надо же. Ты запомнила моё имя. — Он проигнорировал её последний вопрос. — Да. — Она растерянно оглянулась. — Но я не помню своего. Почему? Астарот обворожительно улыбнулся: — А этого я не скажу. Сама поймёшь, детка. Ты теперь Палач… Договорить он не успел. Его сшибло мощной волной ослепительного света, в котором смутно вырисовывался высокий мужской силуэт. Когда свет погас, перед ними появился хмурый светловолосый мужчина, сложивший за спиной серые крылья. — Что это значит, Астарот? Почему мёртвого вернули к жизни? Астарот поднялся с пола и отвечать не спешил, отряхивая невидимую пыль с костюма. — Не твоё дело, Азраэль. — Как раз моё. Отвечай! — Его голос громом отразился от стен, и он угрожающе надвинулся на демона. — Ты знаешь, что порядок нельзя нарушать! Тот с усмешкой оглядел крылатого: — Это игра, птичка моя. Прости, но нам уже пора. — Ухватив за руку ничего непонимающую воскрешённую, он исчез в красном тумане утянув её за собой. *** Зелёные глаза пожилой женщины смотрели на неё со страхом, но в то же время с какой-то необъяснимой жалостью. Губы её шевелились, женщина пыталась произнести что-то, но не могла. Сирона смотрела на неё таким же мёртвым и пустым взглядом, каким смотрела на мир с тех пор, как её вернули к жизни. — Ты что-то хочешь сказать… мама? — Доченька… Сирона встала со стула. Оглядела себя в длинное разбитое зеркало, висевшее на противоположной стене. Шрамы на лице, черный доспех, в который её заковали, меч, кровожадно поблёскивающий в неверном свете заново родившейся луны. — Я не твоя дочь… — Моя девочка. Моя Ма… — на глазах женщины выступили слёзы. — Это не моё имя! — Молниеносно преодолев расстояние, что их разделяло, она сжала горло матери рукой, закованной в чёрную металлическую перчатку. — Не моё!!! Не смей его произносить! П-п-почему ты плачешь? Почему. Ты. Плачешь?! Ты боишься смерти, да? — Хрипло рассмеявшись, она выпустила женщину из удушающей хватки и отступила на пару шагов. — Я не боюсь. смерти. — Просипела мать, приподнявшись с пола. — Я боюсь за тебя. Я — твоя мать. И я люблю тебя… — О, ради всех богов, прекрати врать себе самой! Тебе всегда было плевать на меня! Даже до моего рождения! А стоило мне умереть, — глаза девушки сузились, — как вдруг выясняется, что ты, оказывается, меня любила! Офигеть можно! — Ты ослеплена обидой и болью… Сирона с силой стукнула кулаком по стене и закричала: — Да что ты можешь знать про обиду и боль?! Что ты можешь знать?! Скажи мне… Внезапно вспыхнувший яркий свет заставил её замолчать и снова прищурить глаза. — Рахмиэль. Ангел встал чуть впереди лежащей на полу матери Сироны. — Я пришёл… Сирона устало потёрла лоб и с неохотой вытянула меч в сторону ангела: — Я знаю зачем ты пришёл. Но я знаю, что делаю и пытаться вернуть меня на истинный путь не нужно. Рахмиэль умоляюще протянул руки к Палачу: — Сирона, Отец простит тебя. — Простит меня?! Простит? А что я сделала, за что меня нужно прощать? Скажи, Рахмиэль! — Ты убила себя, забыла, что такое прощение, забыла, что такое Любовь к Высшему Отцу, пошла на отчаянный шаг, заключив сделку с падшим братом и стала убивать невинных… Сирона рассмеялась, но по её щекам катились слёзы. — Ты ведь знаешь ПРАВДУ, ангел! Ты знаешь, ПОЧЕМУ я это делала! Но всё равно пытаешься оправдать Отца, глупая ты птица! У ангела сжалось сердце. Девушка была права. Отцу в какой-то момент стало скучно, и он решил посмотреть, что будет с человеком, если посылать на него Испытание за Испытанием. Сироне не повезло — выбор капризного высшего существа пал на неё. Однако, не ангелам указывать Богу, что делать с людьми, поэтому Рахмиэль, с болью и ужасом смотрел на то, каким кошмарам подвергают несчастного ребёнка. Но ни ему, ни его братьям не дозволялось хоть как-то облегчить душевные муки Сироны, ибо следовало за это жестокое наказание. Но то, что последовало потом Отец не ожидал. Измученная душа избавившись от смертной оболочки и попав в Ад, воззвала к Люциферу, который несмотря на свою сущность, сжалился над ней и дал возможность отомстить. Брат знал, что это такое, когда родитель отвергает тебя. Но сам Рахмиэль не мог ослушаться Отца и пойти против своей сущности, а потому, несмотря разрывавшие его нутро чувства боли и жалости, продолжил взывать: — Отец любит тебя! Но этими словами он вызвал лишь гнев: — Любит? ЛЮБИТ?! ТЫ САМ СЕБЯ СЛЫШИШЬ? ТЫ САМ ВЕРИШЬ В СВОИ СЛОВА?! НАСТОЯЩИЕ ОТЦЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛЮБЯТ СВОИХ ДЕТЕЙ И ЗАБОТЯТСЯ О НИХ! ЗАБОТЯТСЯ, А НЕ КИДАЮТ РАЗ ЗА РАЗОМ В ДЕРЬМО!!! — Сирона замолчала, а потом продолжила более спокойным тоном: — Будь по-твоему, Рахмиэль. Её я убивать не стану. Но лишу остальной семьи и веры. Я убью сестёр и их отпрысков, и уничтожу нашего заботливого Отца. А она… она пусть живёт и понимает, что все дети были достойны любви. Даже не самые везучие и толковые. Прощай, милосердный ангел. И передай всем остальным, верхним и нижним, если кто-то из них встанет на моём пути будет убит. Взмахнув крыльями, Сирона исчезла, а ангел милосердия тоскливо посмотрел на сияющую в бархатных небесах, луну. В мир пришёл тот зверь, что разрушит всё. А виноват был только он, потому что не посмел ослушаться Отца и не смог вовремя спасти эту душу. *** Ночь ласковыми объятиями накрыла город Грёз, но он не спешил засыпать. Исторгали смрад многочисленные машины, исторгая светлые и не очень мысли в астрал, гуляли люди. Некоторые из них привлекли внимание крылатого существа, что незримо присутствовало среди них и оно прислушалось внимательнее. Уличный музыкант драл глотку в надежде на то, что его заметят и подкинут в драный гитарный чехол доллар-другой. Пальцы уже начинали кровоточить, но парень помнил о том, что в комнате дешёвого мотеля его ждёт младший брат, с которым он сбежал от родителей-наркоманов. Они хотели продать детей в притон, где посетители любили смазливых мальчишек. У парня на глазах выступили слёзы, но он не прекращал играть и петь. Любовь и забота о ближнем. И такая знакомая горькая боль родительского предательства. Молодая художница рисовала мерзкую фальшивую улыбочку клиентки в дорогой шубке, и выслушивала от её любовника колкие замечания о том, что у неё руки растут из задницы. Но девушка помнила о том, что в кафешке рядом с их халупой, пашет племянник-подросток, который лишился родителей и никому, кроме неё он не был нужен. Они были друг у друга, и это их спасало. Девушка проглотила обиду и согнала с глаз наворачивающиеся слёзы. Нужно заботиться о семье. Любовь, ответственность и долг. Местный продавец хот-догов, содрогаясь от отвращения, протягивал очередную приготовленную из некачественных продуктов дрянь какому-то жирному ублюдку в грязной майке и жадным блеском в глазах, изредка кидая взгляды на стеклянную стену дорогого ресторана напротив, где собирались местные богачи и разного рода знаменитости в компании шикарных шлюх не только женского пола. Он бы и сам был не против оказаться там, хоть на одну ночь, забыв о больной раком матери и заботах, связанных с её лечением. Любовь, борющаяся с эгоизмом и усталостью. Маленькая девочка в белом тонком платьице робко просила маму и папу купить ей ярко-голубой шарик с нарисованной на нём дурацкой улыбочкой, отдалённо смахивающей на оскал разыскиваемого педофила, который спрятавшись за газетой, наблюдал за этой самой девочкой, изредка сглатывая слюну, ставшую от напряжения и предвкушения тягучей, словно смола. Он уже представлял, как будет сдирать с этого маленького нежного тельца тонкую ткань, которая будет рваться, маленькие ореолы не оформившейся груди, тугие половые органы, в которые он вонзит свой дрожащий от напряжения пенис... Мерзкая, отвратительно липкая похоть и желание причинять страдания. Люди не спали. Город жил и не подозревал, что за ним наблюдают. Она смотрела вниз и чувствовала каждую жизнь. Каждое сердце. Она пропускала сквозь себя боль, мучения, обиды, радость, счастье, восторг. Она видела людей насквозь. Их мечты, желания, слепую веру в лучшее. — Сирона… — Готовь Жнецов, Азраэль. Сегодня у вас будет жаркая ночка. — Девушка сиганула с крыши небоскрёба и приземлилась аккурат возле педофила, оборвав его сладостные мечтания на том месте, где он начал слизывать кровь со внутренней части бедра той девочки в белом. Сирона ослепительно улыбнулась охреневшим прохожим и полоснула мечом по горлу мрази, которая была так похожа на ту, в лапы которой она сама попала в почти забытом детстве. — Ты никому не дашь и шанса? — Тоскливый, наполненный бесконечной усталостью и печалью голос пронзил её мозг. — Нет. — Девушка с отвращением обтерла клинок о штаны. Люди закричали. Люди запаниковали. Люди бросились наутёк от крылатого существа, которое, не моргнув глазом прикончило человека. Сирона с удовлетворением заметила, как отец, подхватив дочку на одну руку и схватив жену за другую, тоже кинулся бежать. Жаль только, что бегство бессмысленно. Она рассмеялась и вонзила полыхающий клинок в асфальт, вызывая адское пламя, которое в считанные минуты поглотило город и его жителей, отправив их души туда, куда им следовало попасть. Ад. Рай. Чистилище.