Минус на Минус

      Мы такие разные. Это видно во всем. В поведении, привычках, положении. Да даже в росте. У меня темные волосы, глаза, ехидная улыбка и вечные подколки. У тебя глаза и волосы янтарные, такие тёплые, солнечные, пропитанные ароматом дорожной пыли, меда, вереска и совсем немного теплого парного молока. Хоть ты его и не выносишь. Рядом с тобой я кажусь демоном, таким же темным, мрачным, желающим получить твою душу. И это действительно так, но я хочу чтобы ты принадлежал мне весь. И тело и душа. Все, до последней капли.       Я люблю тебя. Но мы слишком, СЛИШКОМ разные. И это невыносимо. Ты уже много раз порывался уйти. Это всегда выливалось в скандал. Я всегда знал, что пока ты орёшь на меня благим матом, лезешь в драку и пытаешься вывести меня из себя — я еще могу тебя удержать. Когда же ты спокойно говоришь, это значит ты все обдумал и менять своего решения не намерен. Раньше, когда ты еще был цепным псом армии, я еще мог тебя удержать. Ты искал способ вернуть тело брата. И ты его нашел.  — Я ухожу. Навсегда, — дверь моего кабинета тихо прикрылась.       Я бы мог тебя остановить, но ты больше не государственный алхимик, и я не имею права тебя больше удерживать. У тебя своя жизнь. Ты будешь заботиться о младшем брате, потом скорее всего уедешь в Ризенбург и женишься на Уинри.       А я… А, что я? Я все так же буду армейским псом, буду пробираться на верх. К креслу фюрера. Я, наверное, снова стану жутким бабником, буду уводить девушек у Хавока. Но уже без интереса. Просто, чтобы заполнить пустоту в сердце.       Снова буду спать на рабочем месте, вспоминать о тебе, о твоих волосах, голосе, нежной коже. И получать папкой по лбу от Хоукай. В ее шоколадных глазах плещется сочувствие и от этого только хуже. Шоколадные… А ты любил шоколад. Молочный. Приторно-сладкий, воздушный. Ты всегда обляпывался им, где только можно и нельзя. Именно поэтому у меня всегда были с собой влажные салфетки. А я любил темный шоколад. Любил по дольке откусывать его и держать во рту, пока он не раствориться, полностью оставляя горькое послевкусие.       После Ишвара я потерял себя, тогда меня вытащила из глубокого запоя Риза. Именно она не дала мне опуститься на дно. Но все равно редкие ночи проходили без кошмаров.       Но утром я опять надевал маску разгильдяя и бабника. В глубине души у меня жила грусть и тоска.       У тебя же все наоборот. Под маской взрослого, скрывается ребенок, который до сих пор радуется каждому спокойному дню.       Год. Ровно год прошел с тех пор когда ты ушел.       Я не изменился, только глаза потускнели, изменилась осанка и меня все чаще стали навещать кошмары, которых не было пока ты был рядом. Ты был моим личным Солнцем, отгоняющим кошмары и согревающим в своих объятиях.       А ты, как я и предполагал, уехал в Ризенбург. Ты мне не пишешь. Пишет твой брат. Он считает это долгом, потому, что я столько лет заботился о вас. Он рассказывает о тебе, о том чем вы сейчас занимаетесь и что планируете.       На днях пришло письмо в котором он оповестил, что ты приедешь в Централ. Когда читал эти строки, я не сразу понял, что он имеет в виду. Но когда до меня дошло… Я развел бурную деятельность, узнал сколько обычно идут письма из Ризенбурга до Централа и вычислил примерную дату твоего прибытия. Но потом… А что, собственно, я собираюсь сказать тебе? Это я до сих пор люблю тебя, а ты наверное уже забыл меня. Но все же, если мы и не сможем пообщаться, то я хотя бы увижу тебя.       В тот день, когда ты должен был приехать, я не находил себе места. Ближе к обеду я не выдержал и решил прогуляться до ближайшего кафе. Кто бы мог подумать, что ты решишь пообедать там же где и я? Наверное сама Истина решила нас столкнуть. Я сидел за своим столиком, пил кофе с коньяком (моя, теперь, привычка) и рассматривал тебя. Ты сильно похудел и вытянулся, стал более серьезным и глаза… Глаза стали тусклыми, матовыми. Будто из них пропала жизнь. Нет, мне Альфонс, писал, что ты после потери алхимии плохо себя чувствуешь, но настолько?!       Сердце предательски сжалось. Вдруг ты поднял глаза и посмотрел прямо на меня. Криво усмехнулся и шатающейся походкой пошел к моему столику.  — Ну, что Полковник? Как дела? Колитесь давайте.       Я промолчал. Рассматривая его вблизи я заметил его синяки под глазами.  — Чего же вы молчите?  — Что… Что с тобой произошло? — мой голос дрогнул.  — Что? Жалкое зрелище? — он хмыкнул, — а ничего со мной не произошло… Кроме вас, Полковник.       Я вздрогнул, о чем это ты?  — В смысле?  — Ну как же «в смысле»? Будто вы еще не поняли? — ты развел руками, рукав соскользнул с тонкого запястья и обнажил свежие и не очень шрамы. Я поймал руку и притянул ее к себе.  — Что это такое, Стальной?! — я еле сдерживал рвущуюся из меня ярость.  — Я давно уже не Стальной, — ты не обратил внимания на мой вопрос.  — Я повторю. Что. Это. Такое?!  — Неужели за тот год пока меня не было вы потупели? Это шрамы, — ты попытался вырвать руку, но я держал ее крепко, — поясняю для слабоумных, шрамы появляются когда кто-то…  — Не пудри мне мозги, Стальной! Я знаю как и почему появляются шрамы, особенно вдоль вен. Так ладно.       Я оставил плату за кофе, схватил Эдварда за руку и потащил к выходу.  — Эй-эй-эй! Помедленней! Я чемодан за своим столиком забыл!       Я смерил его подозрительным взглядом, но все же вернулся.       Пока мы шли по коридорам штаба, нас провожали удивленными взглядами, затолкнув тебя в свой кабинет, я рыкнул, чтоб ко мне никого не пускали и запер дверь.       Ты же развалился на диване, но все равно было видно, что тебе неуютно.  — А вот теперь поговорим нормально. С чего это вдруг ты решил покончить с собой?  — А что мне еще оставалось? — твой голос был тихим, пустым, — Уинри вышла замуж за какого-то проезжего лейтенанта и уехала. Ал собирается уехать в Ксинг, его там ждет Мей-чан. А я… Я остался один. Без алхимии, без места в жизни, без того, кто мог бы меня поддержать, — голос совсем затих, ты обнял себя за плечи и едва заметно вздрагивал.  — Дурак, — зло произнес я, — просто идиот!       Я сгреб тебя в объятия и посадил на колени, и как ребенка стал укачивать.  — Глупенький, маленький ребенок. А еще эгоист! Додумался тоже помирать из-за того, что брат уехал.       Ты развернулся и уткнулся носом мне в китель, руки судорожно сжимали ткань и послышались чуть слышные всхлипы которые вскоре переросли в полноценные рыдания. Я же гладил его по волосам и как умел успокаивал.       Когда ты успокоился, то произнес:  — Рой, прости меня. Я… До сих пор люблю тебя. И все это в большинстве своём произошло из-за того, что мне не хватало тебя, — ты замер, ожидая моей реакции.  — Знаешь, я сначала хотел предложить тебе пока пожить у меня, но после этих слов, извини, предложения не будет.  — Прости., — он попытался слезть с коленей, но я только крепче прижал его к себе.  — Предложения не будет. Я просто ставлю вас, Эдвард Элрик, перед фактом, что теперь вы живете у меня. И это не обсуждается!       Ты поднял на меня покрасневшие, заплаканные глаза.  — Но…  — Ты думал, что я отпущу тебя теперь? После того как ты произнес это? Ну уж нет! Я слишком сильно люблю тебя.       Верно. Я тебя люблю. Любил всегда, влюбился как мальчишка как только увидел твои теплые, янтарные глаза наполненные решимостью стать Государственным Алхимиком, и вернуть тело брату. И буду любить. Нет никакой разницы, какие испытания приготовила нам на этот раз Истина. Мы преодолеем их все. Все не важно, пока мы вместе.