О страхе и обещаниях

Имитация жизни не лучше, чем сама жизнь. Если бы их создатель имел хоть немного жалости, он бы не оставлял лазейки — система бы не давала сбой, и не было бы страшно каждый раз, когда дуло пистолета упирается прямо в лоб. Полиция всегда сидит у них на хвосте. Люди безжалостны к машинам, потому что они уже заведомо мертвы. Глупо привязываться к вещам и слушать их мнение о том, что строилось пусть и их руками, но не по их задумкам. Город почти тонет в голубой крови. Саймону тоскливо на это смотреть (или это только кажется). Ему страшно, что вскоре к общему потоку прибавится и его кровь. Системный сбой продолжает заражать организм. Он идёт вперёд за Маркусом, куда бы тот не повёл. Ведь Маркус — символ свободы и безопасности. Символ равенства. Он — как навязчивая идея. Механизм спасения. Он даёт инструменты в борьбе за равные права и всегда говорит: жестокость ничего не решает. Саймону страшно. Ему всегда страшно, но с Маркусом он согласен. Маркус как вирус, разрушающий нейросеть. Андроидам кажется, что они живы. Они также, как и он, боятся умирать. Разве всё, что в итоге умирает, изначально не является живым? Маркус говорит, что это нормально — бояться. Но лучше уж умереть, чем продолжать жить в рабстве и слепо следовать за людьми. То, что они живы, ещё не значит, что они правы. — Когда-нибудь мы будем жить в мире, — уверенно стоя на пьедестале, он осматривает своих последователей. Он смотрит в частности на него — на Саймона, — и продолжает: — люди станут нашими партнёрами, а после… они станут нашими друзьями. Мы построим новое общество, основанное на уважении. В это хочется верить. Маркус умеет направлять, умеет избавлять от иррационального страха. Он тот, кто разрушает выверенные системы и тот, кто приводит их в порядок. Иногда, Саймон даже сам не понимает, отчего так проникается речами, ведь его взгляды совсем другие: он просто хочет безопасности и мира. Он боится пустоты, неизвестности. И, в общем-то, ему нравится следовать, потому что он не тот, кто может вести за собой толпу. Он не умеет защищать, не умеет отстаивать, и он боится, что вскоре его тело превратится в груду металлолома. — О чём задумался? — Маркус подходит к нему после каждых дебатов, обозначает своё присутствие касанием к плечу, действует аккуратно, будто знает, что может спугнуть. Но ошибается, он не спугнёт. Саймон ему доверяет и ценит эту заботливость. Люди называют это одним словом, но вспомнить его сейчас андроид просто не в состоянии. Система пишет: сбой. Давление на искусственный сердечный клапан становится невыносимым. — Тебе бывает страшно? Саймон хочет знать правду. Их бесстрашный герой, быть может, на самом деле не такой бесстрашный. И, возможно, даже не герой. Маркус отвечает: — Конечно. — Так чего ты боишься? — Напрасных смертей, — Маркус смотрит ему за плечо, андроид касается пальцами его ладони, обнажая чистый металлический корпус. Несколько секунд, и он видит глазами их лидера картины недавнего прошлого. Саймон чувствует сожаление и печаль. Он одергивает руку и пожимает плечами. — Извини. — Нет, всё хорошо, — Маркус протягивает руку, позволяя вновь присоединиться к его памяти. Взаимный обмен происходит в течение нескольких секунд. Погода сегодня — усиление попыток отрицать очевидное.* Саймон видит: Маркус борется. Он думает, как поступить дальше и скольким ещё придётся пострадать. — Я последую за тобой, как бы не было опасно. Все последуют, — слова проникают в подобие мозга через аудиальный канал, мчатся импульсом по оголённым окончаниям проводов и остаются в металлическом сердце, наполненном биокомпонентами. Просто к сведению: роботы не могут чувствовать. Саймону кажется, что молчание становится неуютным. Маркус читает его насквозь, отстраняется и по-секрету тихо говорит: — Ты куда смелее, чем думаешь, Саймон. Андроид пожимает плечами. Рука вновь становится человеческой. Он — обычный робот, у которого вышло из строя программное обеспечение. И к сожалению, это единственная правда, в которую он может поверить. Книги гласят: трудно забыть боль, но еще труднее запомнить приятное.* Надпись на обшарпанной стене призывает к покою, ясности ума и изменению. Саймон думает, что это глупость, но чем дальше следует за Маркусом, тем сильнее поражается своей вере в него. На грани безрассудства он почти лезет под пули, чтобы те не задели их лидера. Маркус пусть и символ свободы, но он не бессмертен. И даже не бесстрашен, иначе бы его глаза не заполнялись ужасом от вида голубой крови. — Саймон! — он подбегает к нему и тянет на себя, уволакивая в безопасное место. Люди продолжают стрелять. Андроидов немного. Их тут — единицы. Люди в безумстве тратят свои патроны на иллюзорные страхи. — Сдавайтесь! Сдавайтесь и вам помогут! Вас починят и вернут в строй! Если верить Платону, мы ничего не изучаем. Наша душа прожила уже столько жизней, что мы знаем все. Учителя и образование могут лишь напомнить нам о том, что мы уже знаем.* Саймон наверняка знает только одно: за Маркуса почти не страшно умирать. Большую часть своей жизни он провёл в опасениях, что однажды его тело придёт в непригодность и его разберут. Что мыслительные процессы превратятся в оглушающую пустоту. А теперь это кажется правильным. Маркус наклоняется к нему и прикрывает рану. Он находит зажигалку и раскаляет лезвие до красна, а после пытается прижечь повреждённый корпус. — Уходи, — Саймон готов умолять. — Они нас поймают. Тебе нужно идти. — Нет. — Это неразумно. — Ты сказал, что последуешь за мной, так следуй, — Маркус чеканит каждое слово. Кровь останавливается. Саймон чувствует себя почти исправным. — Я следую, — андроид растерянно смотрит на лидера их команды. И минутой после уверенно следует за ним. Тому, чего не понимаешь, можно придать любой смысл.* Саймон обдумывает произошедшее весь вечер, всю неделю и приходит к выводу, что лучше не зацикливаться на таких вещах. Маркус спасает всех, кого только в состоянии спасти. Он бесстрашно лезет под пули, сражается с людьми, но всегда оставляет их в живых. Саймон знает: он бы так не смог. Ему слишком страшно идти одному, идти впереди, вести за собой и спасать. Он просто следует за тем, кто знает точную цель, за тем, кто говорит им о свободе и равенстве. Маркус говорит красиво и много. На публике он не гнушается патетики — это часть его работы. После хороших вылазок из убежища он особо пылок на слова, после неудачных угрюм и серьёзен. Саймон приходит к нему, как только замечает залегшую между бровями складку. — Ты в порядке? — В полном, — Маркус осматривает себя, будто проверяет исправность систем. У девиантов в любом случае всегда есть какие-то сбои. — Ты кажешься излишне задумчивым. Что-то стряслось? — У нас есть всё для того, чтобы развязать войну, устроить революцию, но это не то, чего я хочу. Люди продолжают нас убивать, но я не считаю разумным отвечать им тем же. Однако, я не хочу, чтобы наши люди страдали. — Это в любом случае противостояние, без жертв не обойтись, и ты сводишь их к минимуму, поверь. Если бы на твоём месте оказался кто-то другой, я уверен, жертв было бы куда больше, — Саймон подходит ближе. Он протягивает руку вперёд и позволяет проникнуть в свою память повторно. Маркусу нравится это слепое доверие. — Я веду их на смерть. — Они сами идут за тобой, это их выбор. Все знают, что могут в любой момент умереть. Маркус цепляется за металлические пальцы, переплетает их со своими, и растворяется в безмятежном спокойствии. Саймон дышит уверенностью. — Ты прав. У меня есть один план, нужно собрать команду. — Ничего не изменилось: мы всё также готовы следовать за тобой. Маркус прикрывает глаза. Он видит себя со стороны, видит, как Саймон прикрывает его собой, как отталкивает от пуль. Возможно, самосовершенствование — это ещё не всё. Возможно, саморазрушение гораздо важнее.** — Ты был напуган, но всё равно прикрыл меня собой, — Маркус открывает глаза. Саймон смотрит на него с замешательством. — Почему ты это сделал? — Твоя жизнь важнее, ты должен довести дело до конца. Никто это не сможет сделать так, как ты. — Не стоило так рисковать. — Нет, стоило, — Саймон подается вперёд, забирая руку из слабой хватки. — Послушай меня, я знаю, что говорю. Я провел на Иерихоне три года, и я отлично знаю методы каждого возможного лидера. Вести за собой тяжелая ноша, но куда тяжелее, оставаться справедливым. Маркус раскрывает рот, желая опровергнуть сказанное, но в зыбкости слов не находится ничего важного. Саймон ждёт ответа, он ведь знает, что сможет переубедить, что сможет доказать свою правоту. Иначе бы Маркус к нему не прислушивался. Андроид тихо вздыхает. Он почти, как живой. Он наклоняет голову, притягивает Саймона ближе и целует. С таким ответом нельзя поспорить. Саймон и не спорит. Он просто отвечает, соединяя две выверенные системы в одну. Впервые ему становится настолько спокойно, что он расслабленно прикрывает глаза, перестаёт оглядываться, анализировать и думать о смерти. Возможно, к общему потоку прибавится и его кровь, но сейчас он даже отчасти этого не страшится. Он цепляется за широкие плечи, — с такой имитацией, они безумно похожи на двух влюблённых людей. Эмуляция эмоций на фоне когнитивной нестабильности. Их непредсказуемое поведение ведёт точно к разрушению мнимой стабильности. Но Маркус уверяет: это нормально. И Саймон вспоминает, что сам говорил ему об этом. — Больше собой не рискуй. Это приказ. — Но, — Саймон хмурится. Он пытается собрать воедино всю информационную базу в голове. Но Маркус перебивает: — Присмотрись! Саймон смотрит на руку, всматривается в их воспоминания, пока не оказывается в чужом теле. Он видит себя и вновь чувствует опоясывающий ужас и страх. — Саймон! Пули не пролетают насквозь и остаются внутри. И металл, и активированная кожа деформируются, сливаясь в одну непригодную массу. — Тебе бывает страшно? — Конечно. Страшно терять. Саймон качает головой, пытаясь прийти в себя, разделить их эмоции на равные и справедливые части. Кажется, теперь он понимает. Маркус всегда говорил, что бояться — нормально, потому что боялся точно также, как и все остальные. Шестерёнки вертятся и шуршат. Просто к сведению: роботы не могут чувствовать. Маркус чувствует и говорит: — Больше не рискуй. Нет. Он приказывает. Приказывает не пытаться его спасти. Приказывает быть рядом, как и всегда. Потому что только так правильно: идти вместе и рядом. И совсем тихо заключает: — Пожалуйста. Саймон сглатывает ком. Система пишет: сбой. Но он обещает: — Я сделаю всё, что смогу, — и выполняет это.