Ты простил?

Тот вечер стал для меня особым. Я понял многое и всё сразу. День начинался как обычно: трезвон надоедливого будильника на пыльной тумбочке около 20 минут, завтрак на скорую руку, ожидание троллейбуса, работа. Опять поругался с шефом, ну, и что? Испорченное настроение? Для меня не впервой. Я возвращался домой на старом городском транспорте. Троллейбус был почти пустой. Я молча смотрел в окно и думал о том, что будет завтра. Меня убивала моя скучная личная жизнь. Ни жены, ни детей. Я одинок. И этому причина – мое неумение общаться с девушками. Мне об этом говорили многие: сами девушки, родители, друзья. Я всегда грубо отвечал на все их замечания одинаково: - Вся моя жизнь впереди, я встречу еще много девушек, и обязательно одна из них станет моей женой. Я тяжело вздохнул, и мой взгляд упал на девушку, которая только что вошла в троллейбус. Ей было около 16 лет, юбка небрежно помята, куртка расстегнута, волосы растрепаны. Я сначала подумал, что это маленькая распутница, но в этот момент она быстро оглянулась на меня, как будто услышала мои мысли. Я увидел: она плакала. Её веки опухли, глаза были красные, усталые. Черная тушь для ресниц стекала маленькой струйкой по белой щеке. Я дрогнул и отвернулся от неё. Девушка села ко мне спиной через 4 сиденья, на улице было темно, и я мог прекрасно видеть отражение ее заплаканного лица в стекле. Она смотрела в окно, но не на улицу, не на свое отражение, она смотрела в пустоту. Ее маленькое тело нервно содрогалось от рыданий, маленькие, красные от ветра руки бездельно лежали на острых коленях. Мне стало жаль ее. Чувства сожаленья и невероятного любопытства охватили меня. Я мысленно перебирал все возможные причины слез этой маленькой девочки, но никак не мог найти самое, на мой взгляд, верное объяснение. - Эх, любовь, любовь! – усмехнулась кондуктор, отрывая девушке билетик. Девочка быстро посмотрела на нее, бледные губы ее дрогнули. «Не троньте мою ранку, она заживет, только не надо никаких слов!» - говорило все ее выражение лица. И тут меня точно кто-то стукнул по голове. Любовь… Я закрыл глаза правой рукой и с болью в сердце вспомнил Юру. Мы познакомились на улице. Тогда я был красивым, самовлюбленным мальчишкой. Мне было 20. Мы понравились друг другу с первого взгляда. Меня очаровали его большие зелено-голубые глаза. Они опьяняли меня, кружили голову… я сходил по нему ума. Самое главное – он любил меня, по-настоящему, по-взрослому. Я тогда был далек от этих чувств. Юра был готов ради меня на всё, он мог пойти на любые жертвы… И я пользовался его любовью, сначала не осознавая этого, потом нагло и бессовестно. Я был влюблен в него, но мне становилось с каждым днем все более скучно с ним. Он был постояннен. Каждый день целовал мои щеки, губы, руки, пока я разговаривал, ел, спал. Он прижимался ко мне и что-то шептал долго-долго. Нет, секса у нас не было с ним, он мне был не нужен. С Юрой я получал душевное удовольствие. Теперь я могу сказать, что оно сильнее любого оргазма, уж поверьте, хотя в 20 лет я думал иначе. С каждым днем эти простые человеческие ласки мне надоедали. Я стал раздражителен, кричал на него, он тихо плакал и прощал. Я мог ударить его ,когда терпение выходило за предел, он молчал, смотрел в глаза и снова тихо плакал. Мне становилось его жалко, я поначалу просил прощение, а потом перестал… Встретилась новая девочка, за ней вторая, третья, а мой Юра каждый день сидел у окна и со слезами тревоги и тоски ждал меня, а я приходил все реже и реже. Так прошли две недели, он решил все выяснить сам и пришел ко мне домой. Я сказал, что больше не люблю его…Большие, некогда любимые мною глаза наполнились слезами. Я пытался его успокоить, обнимал, целовал, тем самым делая ему еще больнее, а он, ничего не говоря, мотал головой и постоянно шептал: - Зачем ты так со мной? Мы простились на крыльце моего подъезда, Юрий не переставал плакать. Надо сказать, он был моей первой и последней любовью, которая так много и так искренне плакал обо мне. Он пошел на остановку, такой заплаканный, как и эта девушка зашла в троллейбус, сел, наверное, на сидение сбоку и думал обо мне, о том, какой я подлец и эгоист, неблагодарный и наглый. - Мужчина, конечная! – крикнула кондуктор. Я открыл глаза, девушки уже не было, я медленно сошел с троллейбуса и, все еще не понимая, что я проехал свою остановку, остановился в недоумении. «Конечная! – подумал я. – Здесь живет Юра» Я смело решил зайти к нему, но страх остановил меня, а если он уже имеет семью и не живет здесь больше? «Да, конечно, у него ведь такие красивые глаза, у него точно есть кто-то!» - размышлял я, но продолжал шагать в сторону его дома. Знакомый двор, двуместные качели, на которых мы любили сидеть, а вот и скамейка… Помню, что тогда была осень, мы долго сидели на ней и молчали, слушая шелест желтых листьев, которые ветром поднимались с асфальта и падали у наших ног. Сердце забилось сильнее. Каждый мой шаг давался с трудом. Иногда хотелось скорее бежать, я жаждал встречи, а иногда – просто развернуться и уйти. Я заплакал, наверное, это были слёзы раскаяния или страха… Подъезд, лестницы, этаж, стальная дверь, номер 88. Я замер. Щелкнул замок, и передо мной показалась пожилая женщина в синей пижаме. Седые длинные волосы лежали на ее острых, худых плечах. Она была сердита но, отворив дверь и увидев меня, изменилась: морщинки на лбу расправились, на сухих губах мелькнула улыбка. - Пришел-таки! – шепнула она. Это была мама Юрия, она хорошо знала меня и вместе со своим сыном переживала все наши ссоры и радости. - Пришел… - растерянно проговорил я. – А вы что ждали? Елена Александровна глубоко вздохнула и предложила мне войти. Я шагнул в квартиру – в нос ударил резкий аромат каких-то сухих трав, настоек, приправ. Женщина закашляла, укрылась какой-то белой тряпкой и, сотрясаясь в сухом кашле, глазами показала мне портрет, висевший на стене. Там был Юра. Он сидел за столом, ее красивое лицо смотрело прямо на меня, а большие глаза шептали: «Зря ты так со мной». Я чуть покраснел, не знаю от чего, от стыда или от душного воздуха. - Это Юрочка наш… - тихо сказала Елена Александровна. Я взглянул в старое лицо женщины. «Как он изменился, вот что делает с людьми время!» В ее морщинистых глазах блеснули слёзы, словно бусинки. По моей спине пробежали мурашки, я предчувствовал плохие новости. Женщина, хромая зашла в комнату, ничего не говоря, присела перед сундуком и медленно начала там что-то искать. Я ничего у нее не спрашивал, мои глаза бегали по комнате, по той самой комнате, в которой мы так часто сидели, целовались. Все было как прежде: кровать, стол, сундук, книжный шкаф, на стенах картины, изображающие различные времена года, на столе мой портрет. «Сколько лет прошло?» - подумал я. - 11 лет. – Прошептала Елена Александровна, будто отвечая на мой вопрос. – Прошли годы, вот, тебе это… Она протянула мне желтый листок, вдвое сложенный квадратиком. Дрожащими руками я хотел развернуть. - Дома прочтешь, там и поплачешь, – совершенно серьезно проговорила мама и ответила на мой немой вопрос: «Что случилось?» - Юра умер8 лет назад. Как сейчас помню этот день, - голос ее дрогнул, тело, казалось, еще больше сгорбилось, глаза опустились вниз. Я задрожал в волненье, ноги мои подкосились, я тяжело плюхнулся на кровать рядом с несчастной матерью. - В тот день, когда ты его бросил, он пришел вся в слезах, я сразу поняла, в чем дело. Юрочка не сказал ни слова, лег в постель и не вставал где-то 3 месяца. У него была горячка. Он плохо спал, ничего не ел, похудел бедняжка, одни глаза были…красивые… - Елена Александровна остановилась, откашлялась и продолжила: - Днем он молча смотрел в потолок, плакал все время… О тебе (глаза блеснули холодной злостью). Прошло немного, он поднялся, стал что-то делать, а тут ему диагноз поставили… - Какой? – ужаснулся я. - Сердце слабое… слой миокарды какой-то… Юра мужественно выслушал врача, ни слова не говоря. Слег и умер скоро. Он ведь без тебя эти три года как маялся! Сколько слёз! А ты ведь, подлец, ни разу о нем не вспомнил. Он всю душу, всего себя тебе отдал и все твердил: «Нет, мама моя, он придет, одумается, Отабек придет, и я тогда выживу, обязательно выживу». Елена Александровна замолчала, глотая комок в горле. Я чувствовал, что краснею, но кому сейчас нужно было мое раскаяние? - Последние дни своей жизни, он все в окно смотрел, высматривал кого-то, а глаза такие пустые-пустые, у меня от его взгляда сердце замирало. Я заплачу, уйду в кухню, чтоб он не видел и реву… - Елена Александровна, - сдавленным голосом проговорил я, – простите меня! – я кинулся перед ней на колени, старая женщина даже не дернулась, ни одна жилочка, ни одна морщинка не шевельнулась на ее бледном лице, полном страданий и переживаний. - Иди домой, Отабее. Для меня главное, что ты пришел, пусть поздно, но все же вспомнил о моем Юре. Я быстро поднялся, направился к выходу, но вдруг вернулся, снова встал на колени перед Еленой Александровной, взял ее худую жилистую руку и приложил к своим губам. Ее холодная рука пахла пихтовым маслом, которым она мазала руки. Этот приятный аромат еще долго оставался на моем лице. Я снова сидел в троллейбусе, в руках была записка. Я не мог больше терпеть и развернул ее. На смятом листке я узнал красивый почерк Юры. Сердце бешено забилось. «Здравствуй, мой Отабек! Вот ты и пришел ко мне, жаль, что я тебя не вижу. Не вижу твоих красивых глаз, твою улыбку, которую ты даришь давно уже другим. Зря ты так…Я ведь так тебя люблю! Ты для меня воздух, ты мой свет, но тебя нет рядом, и я не хочу жить. Нет у меня смысла встречать дни без тебя. Если бы мы остались, о, как бы ты был счастлив! Я сделал бы для тебя все, что ты захотел. Ты не понял, но только я любил тебя так сильно. Я среди тысячи твоих недостатков нашел одно достоинство и полюбил тебя всей душой. Не плач…Ты никогда не любил меня! И пришел, лишь потому что вспомнил маленького идиота, который, задыхаясь, просто любил тебя. Нет, я не злюсь на тебя. Тебе плохо, и я прощаю тебе все, чтоб тебе дальше жилось легко и спокойно, пока мое безжизненное тело холодеет под землей. Я умираю, я приношу себя в жертвы ради твоего счастья. Обещаю, что, если я попаду в рай, я попрошу Бога сжалиться над тобой и простить тебе все грехи… А если не простит, то ты останешься один… Хотя нет, со мной. Я всегда буду рядом с тобой. Я буду лучами солнца, которые будят тебя по утрам, я буду первым снегом на карнизе твоего окна, я буду крошечной снежинкой на твоих ресницах, каплей дождя на твоей руке. Я буду ветром, обдуваемым твое красивое лицо, я буду свежим воздухом, который ты будешь с наслаждением вдыхать в легкие… Прощай, мне уже пора, я вижу в окне розовую лестницу. Там стоят люди, много людей и все с улыбкой смотрят на меня. Меня уже ждут… Прощай, мой ангел!» В это время троллейбус остановился, и я вышел на свою остановку. На улице шел дождь. Я забежал под крышу, но вдруг вспомнил строки из письма…Крупные капли падали на мое лицо, поднятое вверх. На улице было пусто, я плакал, плакал и, не переставая, шептал: «Если бы я знал, Юра! Прости! Я люблю тебя, Юра! Люблю!» В небе сверкнула молния, раздался гром, повсюду сработала сигнализация машин. Я хотел было идти, но вдруг ясно увидел в небе какой-то силуэт. Появилась окруженная белым туманом розовая лестница, которая вела куда-то вверх. По ней спускался молодой парень. Это был Юрий. Я бросился к нему навстречу. - Юра! Это ты?! – закричал я. Он кивнул головой, улыбнулся и протянул мне руку, ни слова не говоря. - Что это? – удивленно проговорил я. – Я сплю? - Как я ждал тебя- его голос звучал четко и ясно, но губы не шевелились. - Я теперь с тобой? – прошептал я вслух, так же, как и Юрочка, не шевеля губами. - Да, мой ангел. Я пришел за тобой. - А ты простила меня? - Конечно, любимый…