Хайноре. Книга 1

      Телега тряслась и подскакивала на каждой кочке, как старая колченогая телка. Хайноре билась головой о прутья, и каждый раз тихо ойкала.       - Долго еще до вашей крепости?       Щербатый возница бросил на них косой смеющийся взгляд.       - А чего тебе? В темницу не терпится, урод?       Северянин плюнул в его сторону, тот возмущенно дернулся, а сидящий на запятках одноглазый постучал рукоятью ножа по прутьям клетки.       - Поласковей, псина, - Он был самый жуткий из всех, со шрамом во весь глаз, пухлыми губами и квадратной челюстью - кулаком по ней треснешь, без кулака останешься. - С благородным господином разговариваешь.       - Этот-то благородный? - осклабился северянин. - Срань деревенская. Небось мать его в нужнике выплюнула.       - Конечно, благородный, - невозмутимо заявил одноглазый, отрезая себе яблока и укладывая его на противно вспухший язык, - Эй, Шмыга, как тебя Сахорная Ягодка тогда назвала? "Господин гвардеец"?       Возница загоготал на весь большак, так что птицы перепугано слетели с ближайшего дуба.       - Ой дура, - смеялся он, - Но роток у ней умелый…       - Вот и я к чему, такая мудрая женщина уж что-то смыслит в вопросах чести, - одноглазый снова посмотрел на северянина. - А вот пастухов убивать это совсем не благородно.       Рыжий снова сплюнул. Он всю дорогу пытался разозлить их, поддеть как-то, за больное ущипнуть, и если возница вспыхивал и огрызался, то этот жуткий надзиратель был спокоен, как мертвец. И взгляд такой холодный, даже когда издевался и насмехался над ними, и не улыбнулся ни разу... Ох, что же с ними теперь будет... Говорила же ему! Говорила! Чуяла подвох! А он не слушал, пил со своим «братом», байки травил, шутки шутил… пока тот их без стеснения Вирхе продавал… Их было пятеро, этих вояк, и все как на подбор будто из ярмарочного зверинца сбежали. Правильно тятька говорил, парни из бригады сущие разбойники, наряженные в гвардейские доспехи. У них только один толковый мужик на всех - начальник.       - Девку хоть отпусти, чего она вам? Я ее в заложницы взял, она не повинна.       - Это пусть начальник решает, кто повинен, а кто Отцовский агнец, - отмахнулся одноглазый.       - Варой, что ты с ним треплешься, ей богу. Дай по башке, пусть заткнется, а то я ж не выдержу...       - Не держится - по нужде сходи, - жестко отрезал Варой.       Хайноре затравленно глянула на рыжего, а тот нагнулся ей к уху и шепчет:       - Ежель я их таки взбешу, и будет драка, беги со всех ног, поняла? В лес прямо, схоронись где-нибудь, ты умеешь...       - Но...       - Цыц! - шикнул рыжий.       - Эй, полюбовники, - Варой снова постучал ножом по прутьям, - прекращаем лобызаться.       Нора и северянин молча переглянулись, тот выразительно нахмурил брови - поняла, мол, слушайся, что велю. Нора кивнула, а сама смотрит на него с жалостью - побитый весь, в кровоподтеках, с синим глазом... какие тебе драки, они же убьют тебя, насовсем убьют... Снова слезы подкатили, страшно стало, что теперь будет, с нею, с ним...       - Так это… девка… эу, - окликнул ее Шмыга. – Ты нам задачку разреши, а? Ты что ли мужика таво в корчме… ну… чик-чик. А то мы всей Таронью гадали-гадали, так и не разгадали.       Нора поглядела на рыжего, тот на нее, брови свел в полосочку и спрашивает:       - Чего?       - Та девка, что нам наводку на вас дала, говорит, мол, твоя зазноба на нее с ножом кинулась, - разъяснил Варой, вырезая червя из яблока. – Вот мы и думали – кто ж из вас на самом деле Палач? В лесу под Мельном брошенный дом лесника нашли. - Нора вскинула голову, рыжий пихнул ее в ногу, мол, сиди ровно. А Варой смотрит ей в глаза, и взглядом не отпускает. - Сначала, думали, ну, ушли куда-то. Неделя прошла, а лесника с семьей нет и нет. Пошли люди в рощу искать. Искали-искали, не нашли. А потом пустили волкодавов. Те аккурат к дому ведут, лают так, погано. Загробно. Привели. И как давай копать. А там вся семья лесника лежит, жмется друг к дружке, уже червями поеденные. - Нора сглотнула тугой ком, но тот встал поперек и стоит. А Варой все смотрит, смотрит в упор. - Не слыхали о таком?       - Нет, - мрачно отрезал северянин.       - Так я и думал, - подытожил гвардеец и подмигнул Норе единственным глазом.       Она опустила взгляд и не поднимала всю дорогу. И хоть обещала сама себе больше никого не боятся, решила, что этот жуткий человек хуже самого беса, и бояться его не стыдно.       Всю дорогу им с рыжим не давали и словечком обмолвиться. Рядом всегда был этот Варой, и когда они ели, и когда спали, и когда по нужде ходили. Первый раз Нора так и не смогла, присела на корточки, юбку задрала, и чует, что этот смотрит, глазом своим одним, поганым, чуяла и не смогла ничего, весь день маялась в клетке, на следующий уже все равно было – смотрит, не смотрит, приперло и все тут. Так ей было страшно, что даже расплакаться не получалось, а очень хотелось. Прижаться к рыжему и всю рубашку ему слезами замочить горючими, ан нет. Думала – ну, поплачу ночью, перед сном, тихонько, тихонько, может полегче будет, да только так уставала, что тут же засыпала, стоило голову уложить.       Рыжий пару раз пытался затеять драку, но только огребал сильнее и сильнее, даже Норе однажды прилетело. От Шмыги. Бросилась она, значит, северянину на помощь, когда его бить стали, а возница ее хвать поперек тулова, тряхнул, как мешок с луком, бросил на землю и рукой наотмашь по лицу.       Тяжело было. Страшно. Жутко. Особливо, когда Шмыга с другим гвардейцем начинали считалочку считать за право первого – того, кто Нору первым оприходовать будет. А Варой, который обычно не давал над ними излишне глумиться, тогда как назло молчал, насвистывал себе под нос какие-то похабные песенки, яблоко жрал да наблюдал за нею, видно, забавляло его это. А рыжий был связан, и как бы не пыхтел, не рычал, ничего сделать не мог. Хорошо, что до дела у них так и не дошло, одноглазый всех строил и не давал расхолаживаться, девок-де и в Тарони полно, потерпите, не салаги какие, что титек не видали.       А ведь когда-то она так до одури рыжего своего боялась… за то, что сиротой ее сделал, за то, что Гавара, как квохталку, придушил, за то, что ее брал, невзирая на мольбы и слезы… но этих людей она боялась по-другому. Так боятся палача или смерти, так боятся чудища из сказок, так, будто холодной воды выпил, и теперь чувствуешь, как она растекается по нутру, так, будто знаешь, дерзнешь – и тебе не простится. Убьют тебя, точно убьют, тут ты не нужен, чтобы дорогу показать, чтобы ладным малым среди людей прикинуться, тут в тебе никакой нужды нет – попользует, а потом придушат. Это Хайноре, дочь лесника, чуяла, как зверь.       В Таронь они приехали на четвертый день, с петухами.       Утро занималось пасмурное, пахло дождем и дул холодный сырой ветер, осенний, поняла Нора. Осень пришла. Это видно было и по людям здесь - все суетились, собирали ранний урожай, готовили новый, поля подле Тарони уже золотились стогами. Но когда их телега завиднелась у крепостных ворот, когда пересекла их и двинула дальше, глубь каменных старинных стен, люди побросали свои дела и смотрели. Шептались о чем-то, нос воротили, плевались.       - Убийцы… Палачи…       - Хде? А хде?!       - Вон едуть.       - Погань какая…       - Ну всё, расчехляй, палач, топор.       - А что начальник?..       - Еще не воротился, говорят.       - Ничего, воротится – разберется.       - Разберется, разберётся.       Нора спрятала лицо в ладонях, чтобы не видеть никого, и чтоб ее не видели, хотелось свернуться в калачик и исчезнуть.       - Что же будет с нами… - плаксиво прошептала она, прижимаясь плечом к рыжему. – Что же нам делать… Не хочу умирать… Ой, мамочка моя…       Но северянин молчал. Смотрел на всех волком, и молчал, точно камень могильный. Уж ему-то, думала Нора, не страшно, он же воин, он же со смертью на короткой ноге, он вон какой сильный, говорила она себе. Так и ты не будь трусихой! Ты женой ему хотела быть! А волки мышей в жены не берут!       - Рыжего в темницу, шкуру его в допросную. На цепь.       Их выволокли наружу, Нора плакала и причитала, а северянин все рычал на нее, шипел:       - Заткнись! Слушайся, не спорь ни с кем, делай что велят, поняла? Хоть раз в жизни меня послушай!       - Не хочу! Не надо! Не бросай!..       Нора кинулась следом, но Варой схватил за волосы и больно дернул. Она сидела на грязной дорожке, ревела и смотрела, как северянина, мужа ее и мучителя, уводят в крепость, толкают в спину, смеются и глумятся. А потом увидела нож на поясе у одноглазого, и очнулась уже привязанная к стулу в каком-то сыром подвале. Саднило лоб, голова плыла, руки и ноги окоченели. Холодно тут было, мерзко, слезы застыли на лице и противно стягивали щеки.       - Звать-то тебя как?       Одноглазый сидел за столом напротив и точил нож. На скуле под здоровым глазом кровил порез.       - Х... Хайноре... Нора...       - Прям как королевскую дочку, - хмыкнул он. - Мамка из тебя принцессу растила?       - Н... нет...       - Ну уж наверняка честную девушку, так?       Нора кивнула, изо всех сил стараясь не смотреть на его кровавую рожу.       - За каким ж лесным хером ты с убийцей якшаешься?       - Он не убийца! Нет! Не так все было! Так... так получилось... он не нарочно... скажите, скажите все начальнику, скажите, что я Нора, дочь лесника, скажите ему, он придет, он с моим тятей хорошо знался, я ему расскажу, как было, скажите, пожалуйста...       Нора замолчала, запыхавшись и дрожа от холода, но лицо одноглазого было неподвижным и жутким, как у деревянной куклы.       - Начальника ей надо, вы гляньте. Думаешь будет ему дело до тебя, начальнику?       - Он... он с моим тятькой знался...       Варой усмехнулся и тут же покривился, потрогал грязными пальцами порез.       - С ножом хорошо управляешься. Кто учил?       - Тятька... а потом... потом...       - Рыжий твой? - ухмыльнулся одноглазый.       Нора всхлипнула.       - Значит, в самом деле полюбовники, - Варой цокнул языком и покачал головой. - Ой, не хорошо. Знаешь, как таких как ты называют?       - К-как?..       - Блядские жёнки. Лет эдак двадцать назад, девок, которых северяне приходовали в своих набегах, жгли. Живьем. Очищали так, от богомерзких меток. Я мальцом был, когда мою сестрицу вот так вот чистили. Хорошо скворчала, как сейчас помню.       Нора сглотнула, чувствуя, как сердце укатывается куда-то вниз, под ноги.       - Что, не знала? Ну верно, ты же из Мельнского предместья, на вас северяне не ходили. А знаешь, что сейчас с такими, как ты, делают? Нет?       - Н-нет...       - И хорошо, голубушка. Такое лучше заранее не знать. Ну а теперь давай-ка расскажи мне, как оно все было.       Северянин сказал, чтоб она слушалась, чтоб делала, как велят, а Нора со страху иначе и не смогла, выдала одноглазому всё, как было, что знала, что видела, и что не злодей рыжий, что не надо его казнить, пожалуйста, а лучше все же позовите начальника, дайте словечко ему сказать, он поймет, поймет ведь... Но Варой ничего не отвечал, только кивал, ковырял ножом под ногтями, слушал, а потом, когда Нора закончила говорить, велел стражнику, что караулил у двери, запереть ее в комнате.       - Вы... вы начальнику скажете? Скажете, что я Нора, дочь лесника, друга его? Скажете?       - Конечно, скажу, - заверил ее одноглазый, - Поссать только схожу, а потом к начальнику, докладывать.       - Вы скажите обязательно, я буду ждать, и попросите... попросите, чтобы не обижали... чтобы не били... он не злодей... не злодей он...       И когда у нее перед носом захлопнули дверь какой-то каморки, когда поковыряли ключом в замке, и стало совсем тихо и одиноко, Нора упала на пол и всласть наревелась.       А потом принялась себя утешать. Вот поговорит одноглазое чучело с начальником, все ему расскажет, и он Нору примет. И она уж его уговорит, уж сможет. Ластиться и уговаривать она умеет, еще тятька говорил, дескать, голосок у ней сладок, слова подбирает умеючи, любого заболтает, особливо, когда надо что-то.       Пусть только Варой ему скажет, пусть только передаст...       Вечером какая-то рыжая девчушка принесла ей похлебки с зайчатиной и хлеба. Нора улыбнулась гостю, только хотела с нею заговорить, а та смотрит так, то ли напугано, то ли зло, плюет в сторону и уходит.       А потом в ее темную каморку вошел стражник.       - Вставай.       - Что такое? - Нора вскочила. - Куда? К начальнику?..       Тот сверкнул гнилым ртом, и по сузившимся в темноте глазам Нора поняла, что он ухмыляется.       - Ага, к начальнику. Пошли.       Он взял ее за локоть, и повел, но Нора не поспевала за широким шагом, а когда взбрыкнула, мол что ж вы со мною как с животиной, дайте сама пойду, стражник только сильнее ее прихватил. Но когда он толкнул рукой одну из дверей, и в коридор с размахну ударило смехом и громким говором, Хайноре, дочь лесника, поняла, что вовсе это не кабинет начальника Вирхи...       Стражник вошел, ведя ее за собой, пахнуло брагой, луком и дичью, и как только глаза привыкли к свету, Нора все увидела. И толпу гогочущих мужиков, и длинный деревянный стол, выставленный из двух коротких и устланный всякой снедью, и ту девицу, что плевала ей в каморке, снующую с кувшинами, и самого Вароя. Он сидел, закинув ноги на стол, без рубахи, блестел вспотевшей грудью и масленым глазом, и что-то втолковывал очень уж серьезному Шмыге, когда ее стражник остановился подле них.       - Привел.       Варой поднял свой единственный глаз и кивнул.       - Вольно.       Стражник ушел, оставляя Нору с ними. Она стояла и ждала, что одноглазый скажет хоть слово, объяснит что к чему и зачем ее сюда приволокли, сюда, а не к начальнику, к тому же ей отчего-то страшно стало, что она и спросить ничего не могла. Но Варой не стал ничего объяснять, просто сгреб к себе на колени и прижал к курчавой груди.       - О делах потом потолкуем, - сказал он Шмыге, и тот хмуро кивнул.       - А... а где начальник? - робко спросила Нора. Вдруг он где-то здесь, а она просто его не увидела, и так мужиков много, к тому же и не узнала бы она начальника среди других, ведь не видела его ни разу. Слышала от тятьки только, что он высок и плечист, и что носит хорошие одежды, что глаза умные и речь не деревенская. А здесь все то полураздеты, то в рубахах, уж больно жарко, и плечистые есть, только глаза все пьяные, ума там за брагой не разглядеть.       - Начальник? - Варой глянул на нее осоловело, снова приложился к кружке. - А, я ж тебе сказать забыл. Начальник нынче в отъезде. Решает, понимаешь ли, политические вопросы с вышестоящими. Простите, госпожа, что раньше не отчитался.       Шмыга загоготал, брызгая слюной, и ущипнул Нору за бедро.       - Ну что, командир, - кивнул он Варою. - На двоих ее приговорим?       Варой причмокнул мокрыми от браги губами и покачал головой.       - Не пойдет. Она ж брыкаться будет. Ты от такого быстро взбесишься, еще придушишь ненароком.       - Это верно, не люблю брыкастых.       - А я вот люблю, - протянул Варой и так глянул на Нору, что той мутно стало. - Боишься?       Нора кивнула. Соглашайся со всем, сказал рыжий, слушайся и не перечь.       - Хорошо. Это тоже люблю. Вы, суки вольные, даже со страху брыкаетесь. Наши местные-то уже научены, - он проводил пьяным глазом идущую мимо них рыжую девку. - Выдрессированы, как волкодавы. Молча подставляют зад, даже не кричат. А мне вот надо, чтоб покричали. Будто свежую заживо. Понимаешь?       Нора снова кивнула, вспоминая, как северянин с ней на озере расправлялся. Мужчине нужно, понимаешь? Надо так. Терпи. Все бабы терпят. И девчонка подавальщица, и подружки твои из деревни, и мать твоя терпела. Всегда так. Слабые терпят сильных. Потому что иначе не умеют. И ты потерпи. Не такое терпела.       Варой вдруг захохотал, заламывая ей руки.       - Ишь ты, уже начинаешь? Я ж тебе еще даже под юбку не лез.       И верно. Она сама и не заметила, как замахнулась на него и чуть не ударила. Как тогда с ножом на Айну, как тогда на самого Вароя и вот сейчас снова...       Он наклонился к ее лицу, больно сжимая два ее запястья одной рукой.       - Больно ты много о себе думаешь, маленькая сука. Деревенская девка, нет в тебе ничего, дура дурой. Откуда только замашки такие - не понятно. Но это ладно. Это у нас лечится.       Ах нет во мне ничего... Ах дура... Ах деревенщина... Нора оскалилась, и Варой довольно засмеялся. Черная, жгучая злоба из нутра шла, поднималась, как река в паводок, и страх в ней топ.       - Только тронь. Живой не дамся.       - Вот и хорошо.       Он пил и пьянел, проливая брагу то на себя, то на Нору, он припадал губами к ее шее и кусал больно, Хайноре вскрикивала, дергалась, а он только больнее делал, трепал ее как куклу, хватал где хотел, страшные вещи говорил ей в ухо пьяным шёпотом, а она терпела, терпела, как велел северянин. Что же там с ним сделали, как он там, муж ее невенчанный?..       Вскоре она узнала. Шмыга и Варой пошептались о чем-то, и рыжего привели в зал, скованного, с разбитым глазом и черным синяком на скуле. У Норы сразу подкатили слезы, а когда она поняла зачем его сюда притащили, то и вовсе закричала:       - Не надо! Не надо так! Не губите!       Варой сжал рукой ее рот и схватил поперек тела, чтоб не дергалась.       - Ну тихо ты, тихо. Что ж так кричать в трапезной среди честных господ? Не боись, никто твоего милого не обидит. Шмыга у нас парень меткий. Скажи, Шмыга?       - Ага, - кивнул тот, подбрасывая в руке нож, - если уж промахнусь, так сразу в глаз.       Мужики загоготали.       Рыжего усадили на стул, привязали поперек груди, и дали подзатыльник, сиди мол ровно. Один глаз у него заплыл и не открывался, а второй смотрел так, что впору было Шмыге этот нож проглотить.       Нора вывернулась из руки Вароя, прижалась к нему и вдруг, ни с того ни с сего, сама от себя не ожидая, начала целовать.       - Не губите, - приговаривала, - я все сделаю, все-все, все как скажете, послушной буду, все сделаю, пожалуйста, не надо, не мучьте его, пусть уведут...       А потом вскрикнула, падая с его колен на пол.       - И все ж таки, - холодно отчеканил одноглазый, упираясь ей сапогом в грудь. - Больно много ты о себе думаешь.       Нора прижала ладонь к горящей от боли щеке, глотая злые слезы, пыталась выскользнуть из-под его ноги, но Варой уперся сильнее, аж ребра заскрипели. Потом раздалась знакомая ругань и смех пьяной толпы - Шмыга угодил первым ножом северянину в плечо.       - Давай, давай, ещё! - кричали ироды. - Бей северянскую тварь!       - Вырежь ему яйца, хер ему вырежь!       - Начальнику не понравится...       - Да все равно казнят, какая разница - с яйцами аль без!       - Да начальник и разбираться долго не будет - сам башню ему срубит...       - А ну заткнитесь, черти, под руку же болтаете, - рыкнул пьяный Шмыга.       Его уже шатало, как осину на ветру, рука дрожала, неровен час попадет ему куда не надо, и прощайся с рыжим... И тут Нора дернулась, вывернулась из-под сапога, вскочила, кинулась к своему северянину, заслонила собой.       - Не тронь!       - Дура, а ну свали...       - Я дочь лесника! - крикнула она так громко, как могла, что голос свой не узнала, даже мужики смеяться перестали, смотрели с пьяным любопытством. - Знаете лесника из Мельна? Он к вам ходил сюда, в Таронь, он с самим начальником дружбу водил, пил с ним из одной чарки, сидел за одним столом! Много кого из вас начальник так привечал?!       Шмыга прищурено глядел на нее, но нож опустил.       - Эт... Варой... Правда что ли? - спросил он.       - Слушай больше, - тот махнул рукой, но даже не встал, чтобы ее оттащить, только сидел и как-то странно ухмылялся.       И тут в ней вдруг что-то повернулось, как ключик в замочной скважине, будто затвердело что-то внутри на миг. Нора ухмыльнулась ухмылкой одноглазого и посмотрела на Шмыгу.       - Давай, кидай нож, потом прознаешь правда или нет. Поглядишь, как начальник с тобой обойдется, за то, что ты дочку его друга обидел...       Шмыга пожевал губами, повертел нож в руке, потом досадливо кинул его в стену.       - Да чтоб тебя... Варой! Убери ее к чертям, весь задор в пыль!       - Нет! - закричала Нора, снова чувствуя себя маленькой мышкой. - Не трогайте его! Пожалуйста!..       Варой лениво поднялся со стула и направился к ней, но замер на пол пути, когда в зале раздалось зычное:       - Вы что тут творите, черти?!       На пороге стоял высокий грузный человек, с черной гривой волос и густой бородой в белых прожилках седины, он глядел грозно и зло, держа ладонь у рукояти меча, на его плечах покоился шерстяной плащ, а под ним добротный камзол с широким, красивым поясом. Все мужики замерли и затихли при виде него, молчал даже Варой, а Шмыга и вовсе вдруг сделался маленьким и незаметным.       - Капитан? - послышался озабоченный женский голос из-за спины мужчины. - Что стряслось?       - Кхм... Леди Алесса, будьте любезны, подождите меня в кабинете, я...       Прежде, чем капитан закончил, в щель между его телом и проемом двери, будто шелковый дым, просочилась изящная фигура.       - Какая... прелесть, - заключила женщина, оглядывая зал.       У нее было тонкое лицо, темные брови и узкие глаза, а губы изображали самую красивую из улыбок, которую когда-либо видела дочь лесника. Леди прошлась чуть вперед, с любопытством осматриваясь, осторожно переступая через раскиданные кружки и осколки кувшинов. Подол бархатного платья стелился по грязному полу, женщина чуть кривилась от витавшего всюду запаха браги и пота, но, кажется, совсем не торопилась падать в обморок, как королева из сказки про глупого принца.       - Леди Алесса, я все же попросил бы вас... - мужчина на пороге казался напряженным и очень недовольным медведем, который почему-то терпел лису в своей берлоге.       - О, не беспокойтесь обо мне, - она вскинула тонкую белую руку, не знающую грязной работы. Нора никогда в жизни не видела таких чистых рук... ей даже на миг захотелось подкрасться и понюхать - чем же пахнет эта женщина. Наверное, розами и ландышем, как та королева...       Капитан быстрыми шагом подошел к Варою и прошипел:       - Живо, убрать здесь все, понял? А после я с тебя три шкуры спущу, пес ты шелудивый...       Тот коротко кивнул, будто бы вмиг протрезвел, и лицо его снова не выражало ничего.       - О Отец Всесоздатель, так вот он - ваш Палач! - воскликнула леди, направляясь к ним. - Хм... мне кажется я узнаю это лицо...       - Проклятье...- сдавлено прошипел капитан и преградил ей путь. - Не стоит, леди, зрелище не для женщин.       Но она снова проскользнула мимо, будто не слыша его слов, и когда подошла ближе, Нора инстинктивно шагнула в сторону, к стене, желая слиться с тенью, но в зале было слишком много света.       Северянин досадливо чертыхнулся и сплюнул кровью под ноги леди, но та даже не дернулась, с интересом осматривая его.       - Неужели... - шептала она, попеременно то охая, то озабоченно касаясь пальцами своих губ, а потом воскликнула. - Кто бы мог подумать! Это же наш потерянный принц! Бриган Рунлейвсон, собственной персоной.       Она засмеялась, словно ребенок, выигравший в прятках.       - Какое совпадение... - леди бросила шутливый укоряющий взгляд на капитана. - Сир Грихар, ужели вы хотели скрыть его от меня? От короны?       Капитан казался очень-очень недовольным, будто он вот-вот скажет что-то гадкое, что-то жесткое, но его голос звучал почти спокойно.       - Я впервые вижу его, леди. Мои люди должны были поймать Палача, творящего бесчинства в Мельне и Выселках.       - Значит, совпадение? Творить бесчинства очень в его духе...       Капитан кивнул.       - Не иначе, миледи. Если случилась какая-то ошибка и этот северянин не повинен в смертях, которые ему приписывают, я передам его в руки короны. После суда.       - Никакого суда, - отмахнулась леди Алесса, даже не глядя на капитана - она продолжала осматривать рыжего. - Вы что, не узнаете его, сир? Ох, вас, конечно, уже давно отстранили от службы в гвардии и сослали в эту Отцом забытую глушь, но вы не можете не узнать любимого бастарда конунга Корхайма и сына жрицы Одноглазого бога. - Она насмешливо склонила голову, глядя на капитана. - В конце концов, вы бились с ним на полях Глиндура.       - Да, - помедлив ответил капитан. - Кажется, я его узнаю.       - Хорошо, - леди довольно улыбнулась и негромко хлопнула в ладоши. - Тогда, извольте привести принца в порядок до моего отъезда.       - Сделаем.       Капитан отдал пару коротких приказов, мужики засуетились, расставляя обратно столы, и, тихо переговариваясь, покидали зал. Леди Алесса наклонилась к рыжему, упершись руками в спинку стула.       - Какая встреча, Бриган, душа моя. Я скучала.       Северянин сплюнул кровью ей на платье и чуть не угодил в расшитый кружевами вырез.       - А я уж надеялся ты сдохла под своим королем, сука, - прохрипел он.       Женщина рассмеялась, и резко выдернула нож из его плеча, рыжий не сдержался и хрипло рыкнул.       - Какая тонкая работа... - сказала она, разглядывая окровавленное лезвие.