Хайноре. Книга 1

Камни стучали-хрустели-терлись-стонали под колесами телеги, а может это колеса плакали от встречи с ними. Черное небо шуршало-стелилось-изгибалось, как морское полотно под рукой ветра. Очень болел бок, голова и правая лодыжка. Очень хотелось мятного чая и пирога с малиной и брусникой, какой Сорка каждый раз делала в день ее рождения. Сорка… милая, добрая Сорка… какая я была дурочка, как я могла с тобою так… предала единственное существо, любившее меня безвозмездно-безоглядно-безропотно… Лира молча заплакала по своей кормилице, которая, верно, не переживет пропажи любимой госпожи. Она была так предана, она… она ведь предупреждала, она ведь говорила — не верь ведьме, не верь, она зло, она несет беду… Слепая дурочка, маленькая идиотка, глупая зайчиха, слабая, трусливая… Прячешься теперь за пеленой непонимания-нежелания-незнания. Сладко тебе там? Спокойно? Хорошо? Прятаться всегда хорошо, лучше, чем что-то делать… Смирись-признай-пойми тебя обдурили, тебя сломали, тебе солгали, тебе перекроили жизнь, вынули из сладкого плена отца-сестры-служанок, окунули в деготь, болотную воду, в огонь и лед. Ведьма права, права, ведьма. Ты ищешь всюду себе подмогу, как слабо-тонкий вьюнок хватаешься за кого-то, кто сильнее, и зажмурив глаза, покорно следуешь чужой воле. — Альма… — шептала Лира, хоть никого рядом и не было. — Я думала, мы подруги… я думала ты любишь меня… Мне было так хорошо с тобой… Хорошо-тепло-покойно… как в материнских руках, как в люльке, как в пеленках… Ты всегда знала, что делать, всегда указывала и наставляла. Теперь тебя нет, моя подруга, ты умерла, тебя съел Зверь Близ Гри — девушка с твоим лицом, но совсем не ты. Покойся с миром, моя дорогая, я буду помнить тебя, твои слова и советы. Я буду любить тебя, но не то, кем ты стала. Благослови тебя Всесоздатель, даст он тебе покоя, теплой земли и сладкого молока у дверей в Предвечный храм. Отец хранит. — Отец хранит… Я отрекаюсь от Древних, от южной веры, ибо пророк, пришедший наставить меня, говорил ложь, как в священном сказании об искушенном бесами королевском сыне. Я отрекаюсь от Папы Ромоха и Сашаи, от ложных богов и проповедников, и если кто при мне заговорит о них, я брошу в того камень, и пусть он тоже бросит в меня камень, тогда мы увидим кто устоит, а за тем, кто не падет от камня, и есть правда. Отец хранит. — Благослови меня и прости, благослови и прости, Всесоздатель… — шептала Лира, слепая от слез и благоговения. — Даю себе слово, даю тебе клятву — я больше не буду бояться, я больше не позволю бросить меня на камни, я больше не дам никому себя в обиду. Я приму истину, какая она есть, я не отрекусь от нее… Отец хранит… Леди приглушенно вскрикнула, когда что-то тяжелое придавило ей рот. — Ну-ну, не надо, не будем сюда всех созывать, — прошептал Дормонд, нависая над Лирой. — Не кричите, леди, я вас очень прошу. Я надеюсь, что мы с вами выберемся отсюда без шума. Валирейн мгновение мешкала, ошарашено глядя на лохматого медведя со следами от тележных досок на щеках, а потом кивнула, и тот убрал свою огромную руку от ее рта. — Вы очнулись! — Верно. Последний раз удалось выплюнуть половину этого варева. Очнулся, когда телега вошла в ущелье. От такой тряски и мертвый бы поднялся. Ну это ладно. Почему вас сюда принесли? Что стряслось? — Я… упала. Была неосторожна в ущелье, — Лира чуть приподнялась на локтях, морщась от боли. Правая лодыжка посинела с внешней стороны, ныло ребро, и кружилась голова. — О-о-ох… — Ну-ка обратно лягте, не надо лишний раз дергаться, — Лорд склонился над ее ногой, внимательно осмотрел, а потом досадливо цокнул. — Перелома мне не видно, авось и пронесло. Но ходить какое-то время не получится. Плохо дело, я-то думал бежать втихаря ночью, но с вами с такой далеко не уйдешь. — Бегите без меня, — Лира взяла северянина за руку. — Так хоть кто-то спасется… — Ну-ну, — нахмурился милорд, погладив ее по голове. — Вместе угодили в западню, вместе будет выбираться. К тому же сестрица ваша мне потом все нутро проест. Дормонд усмехнулся, и Лира улыбнулась в ответ. Но веселье не долго держалось на их лицах. — Жаль, что вас вся эта кутерьма затронула. Уж кто-кто, а вы-то ни в чем не повинны. Лира всхлипнула, но тут же собралась, не желая снова ударяться в плачь. — Не такая уж я невинная, милорд. Ведьма… она… она и из меня сделала преступницу. Я ведь должна была стать приманкой для вас. Я ведь с самого начала знала, что вас используют… правда, не думала, что так… — В том-то и дело, что вас она обдурила. Впрочем, как и меня. Как вы с нею познакомились? Как… ох, это было так давно, казалось, целую вечность назад, хотя всего-то несколько лет. — В детстве я каждое лето проводила на Фандия, там меня лечили от родовой лихорадки соленой водой и морским воздухом. Однажды там появилась она. Альма. Назвалась жрицей Древних, сказала, что сможет меня исцелить. И смогла… не знаю, как ей это удалось… тогда и потом я думала, что она и впрямь ведьма. А оказалось… — Травами лечила, верно? Так никакое это не колдовство. Любой бы северный знахарь вас в миг за одно лето на ноги поставил. У вас лекари по-другому врачуют, с божьей помощью, а это так себе лекарство, — фыркнул лорд. — Ясно, значит из нее и впрямь сделали хорошего агента. Подержали на солнце, чтоб подкоптилась и сошла за южанку, разукрасили, нарядили, научили говорить, а потом подсунули вам. — Разукрасили, научили говорить?! Да чтоб ты знал, плешивый боров, я сама всему училась! — Во внезапно остановившейся повозке вдруг стало ослепительно светло. — Я два года прожила в проклятом храме мать-его-Древних, прикидываясь внезапно озаренной, и несколько месяцев ради посвящения провела в бочке. В бочке, только вслушайся! Постигала мудрость изначального мира, который, видишь ли, в зародыше был меньше зернышка панайи! Да и чтоб ты знал, это была моя идея, подобраться к девке через юг! Я еще год до этого следила за ее жизнью и пыталась найти пути подхода. Так что, дорогая моя северянская богомерзь, я не просто агент, а самый настоящий подарок для повстанцев! — Ведьма взобралась на телегу, в ее руке сверкнул огромный охотничий нож. — А теперь будь любезен, открой ротик и выпей микстурку! — Хватит его поить! — вмешался запрыгнувший следом Биро. — С поврежденным рассудком он никому на севере не сдастся. Как и повстанцам. — Ну вот, — покривился лорд Дормонд. — Все мрази в сборе. — Как ты себя обласкал! — рассмеялась ведьма. — Хватит, я сказал, — рыкнул Биро, выхватывая у нее нож. — Ну, раз уж ты сказал! — передразнила его лже-Альма, делая большие глаза. — Тогда давай-ка теперь сам и подумай, как ты свяжешь эту тушу, чтобы она никуда не рыпнулась, а? А? — Не беспокойся, стерва, я без девушки никуда не уйду. А она пока к побегу не готова. — Ну вот! Как чудесно выходит, — безумная хлопнула в ладоши, а потом пихнула гвардейца локтем. — А ты причитал, зачем-зачем ты с нею говорила, злая ведьма, она из-за тебя копытце повредила, ой-ой-ой. И смотри теперь, как все удачно складывается. Биро шумно выдохнул, на мгновение прикрыв глаза. Засмеявшись, Альма спрыгнула с телеги, напевая какую-то трактирную песенку. Лиру вдруг замутило, но она и сама не могла понять от чего именно — от шума и громких голосов или от театрального представления этой самозванки. Оставшись почти наедине, братья вдруг замолчали, пристально глядя друг на друга. Гвардеец сделал шаг ближе, и лорд тут же вскочил на ноги, будто предупреждая, что готов напасть, не взирая на собственную безоружность по сравнению с противником. — Брат, я тебя прошу… — Лучше уйди. Сейчас. — Дай я скажу, что хотел, и тогда у… — Я сказал — сейчас! — прогремел медведь, и Лира застонала от боли в голове, словно голос лорда звучал в ее ушах громче храмовых колоколов. — Пожалуйста… — Валирейн снова всхлипнула, но постаралась сделать голос серьезным. Она со стоном подтянулась на локтях и приподнялась, чтобы опереться спиной в край телеги. — Я прошу вас… поговорите… просто поговорите… вам это нужно. Дормонд молча сверлил брата взглядом, но нападать не торопился. Биро осторожно наклонился в сторону и отложил нож. — Давай сядем и поговорим. Ради миледи. — О чем говорить? — резко начал медведь. — Все и так ясно. Плешивый мелкий крот предал брата за какое-то обещание короны, а теперь, видите ли, раскаялся. Это ты хотел рассказать? — Может и это. Но ты, братец, случайно не находишь в наших историях ничего похожего, а? На тебя они тоже нашли управу. Корона это умеет. Я… — он опустил руки. — Ты прав, для меня прощения по закону Севера нет. Но у тебя будет хорошая возможность отомстить мне и представить к суду Одноглазого бога. Только вернись на родину не как наместник короны, а как правитель. Верни нам острова, пока они еще могут вернуться. — Так ты и остался мелким идиотом. Только теперь тебя используют повстанцы, а не корона. Какая разница уже? Это их борьба. Для севера все уже закончилось. — Нет! Нет же! — Биро схватил Дормонда за плечо. — Брат, это моя ошибка, я хочу ее исправить. Все, что творится сейчас на севере, моя вина. Но одному мне с этим не справиться… — А вот меня не втягивай, — зло засмеявшись, лорд пригрозил младшему кулаком. — Найди в себе смелость решить все самостоятельно. Или живи и дальше с этой виной на горбу, как все живут. Все те, кто повзрослел и отбросил щенячье геройство. Все те, кто принял действительность, как она есть. Милорд сплюнул и дернул плечом, сбрасывая с себя руку брата, и хотел было уже отвернуться от него, но тот не позволил, крепко схватив за локоть. — Нет. Я хочу хотя бы попробовать все исправить. Ты еще не понимаешь, Бриган, но у нас с тобой одна цель. Я несу ответственность за то, что случилось с тобой. Ты ответственен за то, чтобы вернуть север северянам, ведь только ты сможешь. Не увиливай, это твоя родина, это твой настоящий дом, не королевство. Отца больше нет. Взрослых мужчин там тоже почти не осталось. В совете кланов сидят рыдающие вдовы, день ото дня теряющие сыновей. А королевские плащи ходят там и строят свои порядки. Учат молодежь. Помогают восстанавливать жилища, обещают благополучие и защиту. Ты знаешь женщин. Они не так безумны, как мы, какими бы преданными своему народу ни были. Рано или поздно здравомыслие в них пересилит, и они предпочтут защиту, нежели голод и нищету. Потому что преданностью не накормишь детей и не укроешься от холодов. И будут правы. Но мы… брат. Давай вернемся и защитим этих женщин. Давай оправдаем их надежды, пока они все еще держатся, пока корона не пустила корни на нашей земле. Пока она все еще пахнет нами, а не розовой водой, вином и шлюхами. Прищурено глядя на Биро, лорд молчал, лишь дышал шумно, как медведь, его широкие плечи напряженно ходили вверх-вниз. Младший брат смотрелся рядом со старшим, как юный принц из сказки про Того-Кто-Живет-Под-Мостом. Но в отличии от того принца, он совсем не боялся чудовища, что стояло перед ним. — Сдаваться, прикрываясь тем, будто ничего уже не поделаешь, это не значит отбросить юношеское геройство и повзрослеть, Бриган. Это трусость. Ты и сам понимаешь. Но я тебя знаю, я помню каким ты был, как ты вел всех нас. Даже Аббан, браги ему за священным столом Воителя, тебя слушался, хоть и ненавидел. Все тебя ненавидели, как и отца. Но и обожали также. Конунг назначил тебя наследникам на Верховном тинге и после ни разу не менял своего решения, даже, когда ты оказался в плену, и никто не знал, жив ли Бриган Рунлейвсон еще или уже отдал меч Воителю. Тебя все еще там ждут. А я… я тебя отнял у Севера, я и верну. Я заставлю тебя вспомнить свой долг, не сейчас так потом. И если мне придется привезти тебя силой на острова, чтобы ты смог заглянуть в глаза тем женщинам и сиротам, я так и сделаю. Потому что я верю в то, что делаю. Впервые верю, брат. Подумай об этом прежде, чем сбегать неведомо куда. — Ну вы натрепались там, семейство? — донесся с улицы хриплый крик сира Галлира. — Телега не волшебная, сама не тронется! — Подумай, брат, — кивнул Биро, отпуская руку лорда, а потом вдруг обратился к Лире: — Миледи, позвольте теперь представиться по-настоящему. Я младший сын Аварики, третей жены конунга Биръёрна Сына Сирен, Ярок Биръёрнсон. Биро меня называла мать, это значит «честный». Если пожелаете, можете звать меня также и дальше. Леди почтительно склонила голову, протянув новому знакомому чуть дрожащую руку. Держать ее на весу было немного больно, тянуло в плече, но Лира старалась, как могла, чтобы все сделать, согласно этикету. — Мне приятно познакомиться с вами по-настоящему, Ярок, сын Конунга. Биро, сын Аварики. Валирейн Оронца, дочь Советника короля Тира Оронца и леди Миалены Настирской. Биро поцеловал ее руку, поклонился и ушел. Лира с улыбкой обратила взор на милорда, ожидая, что и он представится перед ней своим настоящим именем. Но Дормонд молчал. Лира впервые поняла, что может самостоятельно встать следующей ночью после того, как их экипаж наконец-то выбрался из ущелья. Столь долгий и тяжелый переход вынудил путников остановиться на ночлег в зарослях недалеко от большака. В телеге осталась спать только Валирейн, ведьма и сир Галлир, видно, совершенно не доверяли лорду и уговорились по очереди сторожить его. Биро хотел остаться с леди, чтобы присмотреть и помочь в случае чего, но та настояла — я буду одна, я справлюсь. Ты больше не будешь мне отцом, мне больше не нужен спаситель. Я должна… должна стать сильнее. Этого Лира, конечно, не сказала, но северянин будто и без того все понял, даже не стал настаивать. Посреди ночи леди проснулась от чувства тесноты где-то внизу живота, а потом поняла, что жутко хочет по нужде. Выдворяя Биро, она совсем не подумала, как без чьей-то помощи сможет спуститься телеги, да и платье задрать… От одной только мысли об этом, Валирейн неприятно замутило, стало стыдно почти до слез. Впервые за долгое время в ней пробудилась гордость, которая не готова была снести такое унижение. Но от телесных позывов гордость, увы, никак не спасала. Было больно, что и говорить, леди кусала губы, чтобы не вскрикнуть и не перебудить всех, вплоть до птиц, кротов и рыб в ближайшей речке. Но встать ей все же удалось, а это уже было хорошим знаком. Малек, сын отцовского камергера, когда заигрался на скале и, свалившись, поломал себе ногу, встать не мог несколько месяцев. А Лира, вот, ходит. Везде болит, ноет и тянет, но зато ноги могут стоять! Она так обрадовалась, что чуть не рухнула обратно на дно телеги, едва удержавшись за настил. Но стоило ей его отодвинуть, как у проема вдруг вырос Биро. — Что такое? — Я разбудила тебя?! — охнула Лира. — Ну… — Ха! Как же, — громким шепотом отозвался сир Галлир, сидящий у маленького костерка. Одна большая и одна маленькая тень лежали подле на земле. — Он тут у телеги сидит, как сторожевой пес. Ждет, видно, случаю, вам юбки в кустиках подержать, миледи. Биро резко обернулся. Лира не видела, как северянин посмотрел на мужчину, но тот хмыкнув замолчал. — Помочь? Леди вздохнула, и протянула ему руку. — Можешь помочь мне спуститься. И все, — поспешно уточнила она. — Как скажете. Северянин позволил Лире опереться на него, и, осторожно придерживая за талию, помог сойти со ступенек. — Ты, что, в самом деле не спал? — Оказавшись внизу, леди снова почувствовала себя крохотной, почти ощущая нависшую тень Биро, целиком скрывающую ее от света костра. Это чувство подстегнуло в дочери Советника короля недовольство. — Я не просила меня сторожить. — Я знаю. Но вы же не думали, что я и впрямь оставлю вас без присмотра, особенно в таком положении? — Особенно? — Леди громко фыркнула. — Хочешь сказать, что в ином положении, мне тоже требуется присмотр? Нет, не требуется! Лира увидела на затененном лице Биро смутные очертания улыбки и это ее так возмутило, что леди не сдержавшись толкнула северянина в плечо. Так, как леди вовсе не подобает. — Не надо со мною, как с ребенком! Хватит! — Дело не в этом, миледи. Я просто беспокоюсь. Пару дней назад вы были слепы и беззащитны, как новорожденный каур, а теперь еще и упали… — Это было пару дней назад и уже закончилось, и ходить я могу сама, — строго оборвала его Лира, слыша в собственном голосе тон Алессы. — Я больше не… слепой каур. Это кто еще такой? — Детеныш северной кошки. Лира снова фыркнула. Лучше я буду северной кошкой, чем ее новорожденным котенком, решила она, и отбросив руку северянина, медленно, но уверенно, пошла в лес по своим делам. Утром телега двинулась дальше. Завтракали на ходу сыром и вяленым мясом, запивая все это водой. Милорд, не евший несколько дней, обильно налегал на запасы, приводя в бешенство ведьму. — Нечего было держать меня в забытьи и морить голодом, — невозмутимо отвечал северянин, ковыряясь в зубах щепой. — Если боишься остаться без еды — пусти меня в лес. Будет тебе дичь. — Ой ли! — фыркнула ведьма руки-в-боки. — Ты еще помнишь, как охотится? Без слуг, гончих псов и позолоченного лука? — Остроумно, — беззлобно отметил лорд, утирая руки о свой длиннополый, подбитый мехом кафтан. — Но не беспокойся, я хорошо помню, каково охотиться голыми руками, пока ты сидишь у дерева и ревешь в три ручья. Все затихли, даже Биро застыл, не успев откусить сыру. Альма так глянула на милорда, что впору было тому прятаться прямо под землю, а потом, ничего не ответив, скрылась за настилом со стороны возницы, где вовсю подгонял лошадей сир Галлир. — Теперь я понимаю, кто научил ее такой беспроглядной жестокости, — хмуро проговорил Биро, неохотно доедая сыр. Милорд глянул на брата исподлобья, то ли отряхивая грудь от крошек, то ли утирая о рубашку руки. — Что, ужель она тебе поведала нашу славную историю знакомства? Надо же. Я б о таком молчал, скрипя зубами да точа ножи. — Ножи, как видишь, она уже наточила. — Бабы, — отмахнулся северянин, прикладываясь к меху с водой. — О таком разве треплют? Или, скажешь, у вас с нею особая близость возникла, а? Поди узнала в тебе мои черты и по старой привычке… — Совесть тебя совсем не грызет, брат? — прервал его Биро, пристально глядя в прозрачно-серые глаза Дормонда, в которых и Лире уже сложно было разглядеть то сострадание, что милорд проявлял к ней когда-то. — А смысл какой? — спокойно спросил северянин, не ерничая и не злорадствуя. — Я и тогда, и теперь в ней толку не вижу. Сделанного уже не исправить. Хочет ненавидеть меня — пускай, ее дело. Хочет отомстить — все лучше, чем обожать душегуба, скажешь, нет? Да я сам гляжу не нарадуюсь какой девка стала. Если в конечном счете расквитается со мной, выпью за ее здоровье в чертоге Воителя. — А что ты думал с нею станет? Заведет дом в лесу и мужа лесника? После пережитого? — Честно? — хмыкнул милорд. — Я о том вообще не думал. На этом братья завершили не слишком понятный для Лиры разговор и молчали до самой стоянки. Место ведьма выбирала лично, ориентируясь на какие-то только ей известные знаки. В итоге повозка встала в очередном закутке бора, где от большака ее хорошо укрывал густой подлесок. Биро и ведьма снова начали пререкаться. Одна стояла на своем — надо, дескать, северянина связать, чтоб не сбежал, а второй упирался — не надо, мол, и так не уйдет. — Да свяжите уже, надоело слушать! Сказал же, что пока девушка не поправиться, никуда не убегу, а когда соберусь, то веревка твоя все равно не удержит, — встрял милорд. — В эти слова я верю, — кивнул Биро, глядя на ведьму. — Его и корона-то смогла удержать, только потому что Лис сам был на то согласен. — Не делай из этого обрюзглого пропойцы полубога! — взвилась лже-Альма. — Хорошая, умело стянутая веревка удержит кого угодно. К тому же, сам слышал, он все равно попытается бежать и даже не скрывает того. Уверяю тебя, если все провалится, вздернут не только меня! На этот раз ведьма не поддалась и упорно стояла на своем с такой яростью, что мужчины решили — лучше послушаться. Завели милорда в телегу и хорошенько связали. Сторожить его остался Галлир. Потом Альма ушла вглубь леса, велев Биро и Лире за нею не соваться и ждать. Свои, мол, дела. Впрочем, никто и не собирался идти следом за ней, все так устали с дороги, что не прочь были отдохнуть у костра. Кто знает, что там у ведьмы стряслось. Может, крови подступили, надо озаботиться. Может еще нужда какая-то. Она весь путь до этого места была сосредоточенной, почти не разговаривала, только на дорогу смотрела и, как по глазам было видно, думала. Биро развел небольшой костер, и они с Лирой уселись на покрывало поближе к огню и друг к другу, чтобы согреться. С приближением осени вечера стали холоднее, в телеге спать было уже не так уютно даже под шерстяным плащом. Но сейчас ладони Лире грел огонь, а плечо прижималось к теплому телу северянина. Было почти хорошо. — Что со мной будет? — вдруг спросила она, а потом сама же себя поправила: — Нет, не так. Что она хочет со мной делать? Биро поморщился и повел плечами, будто от холода. — Не важно, что она там собирается. Я ей дурного не позволю. Лира грустно усмехнулась. — Она не похожа на ту, кого можно легко обхитрить. — Ничего. Я попробую. Она не так идеальна, как… — северянин вдруг замолк, стрельнув своими темными, лошадиными глазами, в Лиру. — Что? — она снова усмехнулась. — Ты хотел сказать: она не так идеальна, как ты о ней думала, леди Оронца? Она не так идеальна, как внушала тебе? Биро шумно выдохнул. — Не бойся, — Валирейн положила ладонь на его колено. — Я устала прятаться. Лучше знать правду, чем быть доверчивой дурочкой. Северянин промолчал, мрачно уставившись в огонь. Он, наверное, чувствует себя виноватым, поняла Лира. Думает, что потворствовал лже-ведьме в ее игре с леди Оронца, молчал и ничего не сделал. Что ж, может в том и есть его вина, бессмысленно его утешать и оправдывать. Как он тогда сказал? Мы всегда жалеем о плохих делах, невозможно о таком не жалеть. Они помолчали, слушая треск огня, стрекот цикад и негромкие разговоры мужчин в телеге. Потом Биро заговорил. — Знаешь, я на самом деле плохо посвящен в планы противников Короны, так уж у них все устроено, агент знает лишь то, что должен, и не больше. Потому не могу сказать точно, какой путь нас ждет завтра, но… я бы хотел, чтоб ты поехала со мной на север. Когда… все закончится. Если все закончится так, как я о том думаю, то мы с Бриганом отправимся налаживать дела дома. И тебе бы там понравилось. Там… чище. Понимаешь? Лира кивнула. Задумавшись, она снова уставилась в огонь, понимая, что в голове реет пустота и ни одной толковой мысли. Она не знала, что делать. Знала только, что уже не сможет вернуться в лоно семьи, не сможет больше прятаться за сестринской юбкой и искать утешения у отца. Больше не сможет позволить решать ее судьбу. Но что тогда? Куда ей идти? Куда податься? На север? С Биро? Или ее опять не спросят повстанцы, желающие заиметь такого выгодного пленника? Пустота в голове вмиг заполнилась ворохом мыслей, голосов, противоречий и Лире вновь захотелось трусливо сбежать за занавес, за которым было так хорошо прятаться и ничего не понимать. Такого она раньше не чувствовала. Тяжесть. Ответственность. Свобода. Страшная и легкая, кружит голову и вместе с тем давит к земле. Но это было приятное чувство, словно леди Оронца наконец действительно вылезла из детских платьев, в которые ее так любил наряжать отец. Словно бы… стала взрослее? — Знаешь что, Ярок Биръёрнсон? Я… наверное я бы хотела побывать на севере. Биро посмотрел на нее с прищуром, а потом улыбнулся и кивнул. Стало теплее, особенно, когда, устав от нелегких мыслей и долгого пути, Лира прижалась спиной к северянину и незаметно для себя задремала. До тех пор, пока чья-то рука не дернула ее плечо. Лира подскочила от неожиданности, разбудив Биро, и с испугу чуть не вскрикнула. В нависшей над ними темноте безумно сверкали глаза Альмы, склонившейся над ними и догорающими углями от костра. За ее спиной маячили тени и факелы. Ведьма прижала палец к губам, выпрямилась, а потом громко свистнула. — Эй! Галлир, сладкая моя розочка! Выходи, пришла твоя награда за верную службу. В жуткой тишине лесной ночи из телеги послышался шорох. — Награда? В лесу? Затейница… — Полог настила отдернулся, за ним была только темнота. — Ну иди сюда, награда, я тебя… Лесную тишину прорезал свист, и темная фигура сира Галлира ухнула с телеги, точно холщевый мешок с яблоками. — Это все лишние? Ведьма опустила насмешливый взгляд на них с Биро и кивнула: — Пока что, да. Из темноты за спиной ведьмы отделилась пара высоких фигур в плащах. Одна залезла в телегу, закинув за спину арбалет, другая пошла к стреноженным лошадям. Альма снова посмотрела вниз, но уже не на Лиру, а на напрягшегося всем телом северянина. — И не гляди на меня столь осуждающе, малыш. Ты знал, что так оно и будет. Вставайте. Нам пора идти.