Антон.

***

      С самого утра на весь Краснодарский Край разнеслись народные песни, раздающиеся из эпицентра всех проблем местного Правительства — курортного села Асгарда. Мэрам близлежащих городов оставалось лишь откупорить коньяк и возблагодарить бога за то, что обошлось без атомных взрывов и загрязнения и без того испоганенного Черного Моря.       Повод веселиться у асгардцев, вопреки обычаю, был: сын мэра села Антон Олегович праздновал восемнадцатилетие, а это означало, что он уже официально может занять место по правую руку от отца. Для бывших одноклассников Антона это были, скорее, поминки более-менее адекватной прошлой жизни, но большая часть народа ни сном ни духом не ведала об умственных способностях нового министра финансов Асгарда.       В здании сельсовета собрались самые приближенные люди. Жена Олега Всеотца, в свои пятьдесят выглядевшая на тридцать Фрида, из всех обязанностей жены мэра лучше всего умела красоваться на камеру и элегантно поправлять шиньон. Однако у нее были в роду евреи, а потому женщина обладала завидной хитростью, и мало кто не удивлялся, когда при виде нее у Олега дергался единственный глаз. И еще меньше людей знали, что второй глаз Фрида собственноручно выбила мужу сковородкой, что потом списали на героическое ранение при Афганистане.       Рядом с Олегом крутился его младший сын Леша, местный депутат, к шестнадцати годам с отличием окончивший экстерном школу и два института в Москве. Многие говорили, что тут подсуетился мэр, но на самом деле в столице на Асгард и Олега все давно плевали, да и сам парень почему-то дальше поста депутата не прошел.        — Андрей, твою ж, сколько можно под ногами вертеться?! — рявкнул на сына Всеотец, наливая себе коньяка и нервно поглядывая на Фриду, что неподалеку делала селфи с репортером.        — Пап, я таки Леша, вообще-то, — хмуро отозвался юноша, пригладив щедро намазанные гелем волосы.       Олег сплюнул на пол.        — Сорян, никак не запомню, — буркнул он, вытирая рукавом седые усы и потом зачем-то делая то же самое салфеткой.       Леша был сообразительным еврейским мальчиком и знал, что пьяный батя говорит мало, а думает еще меньше. И щуплый подросток от каждого его леща обычно попадал сразу в больницу. А сегодня в больницу было нельзя: во-первых, во всем селе не было ни одного трезвого врача, во-вторых, у Леши на этот день еще были планы. Поэтому парень отошел в сторонку и принялся залипать в тетрис.       Наконец, когда все уже забыли о том, зачем сюда пришли, и успели опустошить пол-стола, внезапно двери корпоративного зала распахнулись от мощного удара чьей-то ноги. Антон Олегович широким шагом переступил порог, едва не навернулся об него же второй ногой и, отряхнув щегольской костюм, пробасил на весь зал:        — Ну что, не ждали?!       Репортерша от испуга выронила пирожное. Татарин Харитон вместе с суши откусил кусочек палочки. Вова, он же со школьной скамьи Жирный, не рассчитал силы и раздавил табурет. Местный казанова Федя промахнулся и поцеловал очередную закадренную красавицу в бровь.       Не растерялась только Фрида. Грозно подойдя к старшему сыну, она схватила его за ухо и поволокла в конец стола.        — Ай, мам, ну у тебя ж маникюр! — провыл Антон, ощущая, как длинные ногти впиваются в ухо. В ответ женщина, дотащив его до отца, влепила сыну подзатыльник, одернула висящий набекрень галстук-бабочку, лучезарно улыбнулась в камеру и помахала репортеру, а после всего этого грациозно взяла в руки бокал шампанского.        — Ведь знаешь же, гнида, что у младшего брата нервы слабые! — прошипела Фрида в раскрасневшееся ухо Антона, обеспокоенно поглядывая на Лешу, что с перепугу выронил тетрис и до сих пор икал, вздрагивая и размешивая в яблочном соке успокоительное. Пить до восемнадцати ему строго запрещалось.       Антон глянул на брата со смесью снисхождения и насмешки, но воздержался от комментария. Тем временем Олег, в ком все выпитое после угрюмого молчания пробуждало красноречие Максима Галкина, поднял свой древний кубок за единственный выигранный в школе матч по футболу и пафосно начал:        — Возлбля… Пардон, возлюбленные подданные, для меня большая честь представить вам моего сына Антона, — он жестом указал на старшего отпрыска, сбив плечом микрофон, — Как вы знаете, он потом и кровью заслужил не только золотую медаль в школе (на этом моменте Леша, у которого эту медаль для брата отобрали сразу после выпускного, подавился печеньем), но и мою отеческую любовь! Я уверен, все те знания, что дают профессора во всяких там институтах, он сможет получить и в течение жизни…       Олег еще не договорил, как Фрида, гордившаяся и своими, и Лешиными двумя образованиями, незаметно топнула каблуком по его ноге. Проглотив вскрик, ибо шпилька чуть не проткнула ботинок, мэр опустил подробности и перешел сразу к сути:        — Самое главное, что мы наконец-то нашли достойного человека на пост асгардского министра финансов!       Леша тихонько всхлипнул, припомнив, как всеми возможными способами пытался добиться этой должности для себя, но его голос потонул в шуме аплодисментов.        — И поэтому теперь, — продолжал Всеотец, — Я могу смело передать это дело в руки сына. Кто знает, может быть, однажды мой Антошка займет пост мэра нашего села!       Алексей взвыл и снова был заглушен овациями. Мать списала его страдания на последствия выходки Антона и милосердно разрешила сыну сесть, придвинув к нему кусок торта и еще пакет сока. Парень был недоволен таким отношением к себе, но от вкусняшек не отказался и вяло поблагодарил мать.       Всеотец торжественно поднял кубок, завершая тост, и все готовы были уже выпить за здоровье Антона, старательно делая вид, что до этого и не притрагивались к алкоголю, как вдруг с нижнего этажа донесся отборный мат, звуки борьбы и чего-то, со всей дури влетевшего в стену. Олег после Афганистана чувствовал атмосферу даже обычной пьяной потасовки за километр, а потому, залпом осушив кубок, бросил жене: «Жди меня!», кивнул старшему сыну и направился на выход. Антон, в ком отсутствие разума компенсировалось вечной готовностью к бою, с героическим выражением лица последовал за отцом.       Повисла тишина, нарушаемая лишь грохотом на первом этаже и криками Олега, Антона и начальника охраны Романа. Когда от очередного удара по стене затрясся стол, Алеша, не удержав стакан, пролил на белоснежную блузку сок.       «Это ж не отстирывается!» — взвыл внутренний голос юноши, но, не теряя лица перед гостями, он мужественно не сказал этого вслух. Однако эмоции, подогреваемые раздражающими боевыми выкриками брата, сдержать до конца не удалось.        — Маменька, таки шо там происходит? — холодно спросил подросток, но женщина только горько вздохнула. Не найдя ответа, Леша неспешно встал и грациозно выскользнул из зала. Даже несмотря на худощавость подростка, друзья Антона сглотнули при виде его пылающего злостью взгляда. Сообразительный еврейский мальчик, унаследовавший лучшие черты матери, похоже, готов был продолжить традицию таскать родственников-тугодумов за уши от неприятностей, насколько бы те ни вляпались. …