Я всё ещё дышу...

Маркус без стука вошёл в небольшую тёмную комнату, соединённую с кухней. Она была доверху завалена всяким хламом и пустыми бутылками, из-под стола на него смотрела большая и мохнатая морда. На диване, перед включённым без звука телевизором, сидя дремал мужчина с недопитой бутылкой пива в руках. Маркус постучал пару раз по стенке. — Лейтенант Андерсон, я… — Плевать мне кто ты, катись нахрен, — не оборачиваясь нагрубил сонный лейтенант, одним махом допив всё пиво в бутылке. — Но я… — Ты тупой что ли? Катись к чёрту отсюда, пока я сам тебя не вышвырнул! — рявкнул Андерсон и, резко обернувшись, метнул в Маркуса пустой бутылкой, но промахнулся, и она со звоном разбилась о стену, оставив след. Хэнк заметно оторопел, увидев перед собой Маркуса. — Ты какого хрена тут делаешь? — Я пришёл из-за Коннора. Лицо Хэнка странно сморщилось. Он вмиг нахмурился и помрачнел, переведя свой взгляд куда-то в сторону. На пару секунд в комнате образовалась тишина, прерываемая лишь хриплым дыханием собаки, пока Андерсон, тяжело кряхтя, не поднялся и не зазвенел на кухне, открывая новую бутылку. Он стоял спиной к Маркусу, тяжёлые мысли сгорбили его плечи. — Уходи, я не в настроении, — с каким-то печальным вздохом произнёс Хэнк. — Скажите, почему вы удалили память Коннору? Хэнк поперхнулся пивом, в панике обернувшись и с грохотом уронив близстоящий стул, за который держался. Он молча смотрел на Маркуса удивлённым взглядом, то и дело открывая рот, будто хотел что-то сказать, но слова застревали в горле. — Как… как ты узнал? Агх, к черту! Зачем припёрся?! — За помощью. Коннор — девиант, и от этого он… — … не совсем в себе? — мрачно закончил за Маркуса Хэнк. Андерсон сел на поднятый им только что стул и кивком пригласил Маркуса сесть за стол, даже не забыл предложить гостю бутылку уже тёплого пива, на что Маркус тактично отказался. — Что с ним случилось, Хэнк? Осторожно задал вопрос Маркус, но Андерсон пропустил его слова мимо ушей, погрузившись в, судя по его глазам, грустные для него мысли. — Хэнк, я… — Он сошел с ума, — прервал Маркуса Хэнк. — Этот сраный андроид слетел с катушек… Маркус оторопел, колкая тишина, следующая за такими словами, резала слух, лишь равномерное тиканье часов говорило о том, что время всё ещё движется. Воцарилось то самое молчание, которое никто бы не хотел разрушить, ведь за ним обязательно последуют слова, что бьют по самой душе, перекрывая воздух и затемняя взгляд. Но Маркус пришёл сюда за ответами, какими режущими сердце они ни были бы. — Что? — полушепотом задал он вопрос, оттого, что голос покинул его. Словно он был на кладбище, боясь потревожить зарытые в землю тайны. — После того, как ты бросил его, ну или вы разбежались… да похрен как это называется… Сначала ведь… сначала всё было в порядке; работал, грузил меня нотациями о вреде алкоголя, пищал как малолетняя девчонка при виде Сумо, но… Я даже не замечал… Чёрт возьми, не замечал как он сходит с ума… — руки Хэнка дрожали, он смотрел в пустоту перед собой и казалось, что Маркуса будто бы и нет рядом, будто бы он говорил это всё в пустоту или самому себе, а может, это была исповедь перед Богом. — Это я виноват… Я не уберег своего мальчика… — Зачем вы удалили его память? — повторил вопрос Маркус, боясь услышать ответ. — Ты бы видел его, точнее, что от него осталось… Это все грёбанная программа внутри его жестяной башки. Она уничтожала его. «Я не могу быть девиантом, Хэнк, я уничтожаю девиантов, Хэнк. Так если я девиант, не должен ли я себя уничтожить?» — с отвращением спародировал Хэнк Коннора. — Он окончательно слетел с катушек. Стал психовать из-за каждого, пусть даже ничтожного, но мать его проваленного задания, а потом ходил подолгу с потерянным взглядом. Срать мне на эту программу, установленную в нём, но она ломала его изнутри. Хэнк говорил так, будто уже очень долгое время ждал кого-нибудь, кому можно излить свои чувства. Он смотрел перед собой, держа в руках бутылку, из которой так и не сделал глоток. Временами он замолкал, теряясь в собственных воспоминаниях, но продолжал вновь и вновь, и в голосе его всё отчетливее были слышны ноты вины и сожаления. Маркус тихо сидел, боясь пошевелиться и помешать потоку мыслей Хэнка. Когда они с Коннором виделись в последний раз, он, конечно, заподозрил что что-то не так, ведь ему впервые встретился андроид, который хочет подчиняться людям, который собирался добровольно вернуться в Киберлайф, но он и предполагать не мог, что это что-то настолько серьёзное. Маркус был слеп, и теперь это и его ноша тоже. — Знаешь… — немного помолчав обратился Хэнк к Маркусу. — Однажды, после очередного проваленного задания он психанул, и мы… поругались. Я весь вечер провёл в баре, а когда вернулся домой… он был там… сидел на полу, весь в… — Хэнк замер и зажмурил глаза, встряхнув головой, будто прогоняя всплывший образ.— Среди бардака, что он устроил, где даже Сумо, огромная мать его псина, скуля, спряталась под кроватью… он сидел, сжимая разбитую бутылку, а его руки, его руки были все… в крови и порезах. Хэнк откинулся на спинку стула и с силой укусил себя за тыльную сторону ладони. Ему было тяжело об этом говорить, эти воспоминания… Его мальчик лежит в крови, и ему никто, ни одна живая душа в этом гребаном мирке не может помочь. И эта сцена повторилась уже дважды в его жизни. Сейчас, он был отцом, потерявшим двоих любимых сыновей. — Этот… этот придурок сидел там, его лицо было в слезах, а руки и остальное в этой голубой дряни. И представляешь? Поднимается он такой, смотрит на меня и выдает: «Я хотел понять, Хэнк, если я девиант, могу ли я испытывать боль…» — Андерсон вдруг стал закипать от подступающей к горлу злости, только не совсем было ясно на кого он злился: то ли на себя, то ли на Коннора, то ли на весь этот сучий мир. — И знаешь, что он мне сказал, а? — продолжил Хэнк, повышая голос. — «Знаете, лейтенант, мне кажется…я…чувствую боль, я чувствую её, Хэнк. Мне больно». — Твою мать! — Со всей дури Андерсон ударил кулаком по столу и вновь замолк. Маркус молчал, облокотившись на стол и подперев подбородок руками. Он не знал что говорить и как реагировать. Единственное, что ему сейчас хотелось сделать, так это уйти отсюда и вернуться домой, к Коннору, обнять его и спрятать куда-нибудь, где ничто его не потревожит, ничто не напомнит о его девиации. Маркус сам ещё не до конца понимал откуда в нём такое сильное желание защитить Коннора, но он чувствовал, что и без этого готов слепо следовать желанию, быть рабом своих неосознанных мыслей. — Я просто больше не мог смотреть на него. Чёрт! Пусть весь этот сраный Киберлайф горит в аду! Я не мог, я, блять, не хотел потерять его! Ты понимаешь? — Андерсон, успокойтесь, — обратился Маркус к дрожащему от ярости Хэнку. — Он ведь мучился! Это программа окончательно свела его с ума! Я должен был защитить его, должен был. Я считал, что если снести ему память, если он не будет знать о том, что он девиант… я считал это поможет ему… видимо, я ошибся. — Что же нам делать, Хэнк? Как уберечь Коннора? — Как я могу знать? — взорвался Хэнк. — Но… не думаю что ему надо знать о прошлом. Представляешь, что случится, если он узнает? Более того, если он вспомнит? — Ничем хорошим это не закончится, — ответил за него Маркус. — Я не допущу, чтобы он подвергался стрессу, но Коннор точно захочет вернуться в участок. Может, вы там за ним приглядите? — Нет. Я не могу. Как я ему в глаза смотреть буду? Маркус отчего-то печально ухмыльнулся: — Но вы же понимаете, что мы не можем всё так оставить? Нам надо что-то предпринять. — Думаешь я не задумывался над этим? — рявкнул от раздражения Хэнк, но, глубоко выдохнув, начал потихоньку успокаиваться, — Маркус… Просто убереги его, не дай ему узнать, не позволяй Коннору сойти с ума в этом непрочном мире. Хорошо? — Я постараюсь, Хэнк, обещаю.