Этот сладкий дурман

В первый раз обычно запоминается внешность, а не улыбка. Он замечает это невесомо, возможно несколько равнодушно, но все равно усмехается. Дефектный монстр с одним шансом на жизнь, в подземелье это достаточно не завидная редкость. Сансу кажется, что это не так уж и удивительно, разве что немного странно. Придя сюда лишь из чистого любопытства и незначительного интереса, он даже не заметил как стал довольно частым гостем, что тоже было в некотором роде непривычно. Как-то раз мелькнула даже мысль о том, что возможно он влюблен, но это было настолько мимолетно, что вскоре забылось. На тот момент он считал, что просто заинтересован. У нее был болезненно бледноватый оттенок кожи, впалые скулы и тонкие губы, приподнятые в безмятежной улыбке. Последнее, что смогла выкроить себе память скелета так это то, что были еще и мягкие светлые волосы, которые он часто гладил слыша то ли приятный смех вблизи, то ли забавное посапывание. В лаборатории Альфис их разделял стеклянный барьер, который иногда можно пройти и аккуратно дотронуться до кончиков ее пальцев. Он любил эти мгновения, в принципе также как и все остальные, особенно успокаивающий и чуть дрожащий голос от затаённой надежды и внутренней борьбы: — Я не умру. — …пока… — тихо отвечал скелет, пока. Провалы экспериментов и различные лечения не приносили результатов, а единственное решение проблемы являлось невозможным. Отнять чужую жизнь. Для нее это было невозможным столько не морально, сколько физически. Несчастная девушка перед ним могла умереть от малейшего колебания воздуха, что уже не давало сдвинуться с места, только лежать на белоснежной простыне и изредка подавать признаки жизни. Это заставляло незримо вздыхать и порой жалеть о невыносимо сладком дурмане в душе. Было слишком трудно жить, не имея полноценно взять ее за руку и никогда не отпускать от себя. Санс уже не помнит те приятные разговоры до утра, уютное шебуршение книжек под боком и тепло до боли нежной кожи, это невольно облегчает и в тоже время приносит осязаемую тоску. Единственным и последним воспоминанием было лишь влажное прикосновение чужих губ, сквозь счастливый смех, распространяющая горячая пустота в области груди и осыпающий прах на руках.