Равновесие духа

Очень тихо, стараясь не разбудить жену, Вадим передвигал вешалки в громоздком зеркальном комоде. Нужная, с отколотым краем крючка, нашлась не сразу, но, в конце концов, искомый темно-серый пиджак перекочевал на плечи музыканта. Левая сторона слегка перевешивала из-за тяжести во внутреннем кармане, однако Вадим все равно прощупал через ткань металлический предмет, чтобы убедиться, что тот на месте. Затем критически оценил отражение. Все было в порядке, можно выходить. Обойдя кровать, Вадим склонился над женой и легонько прикоснулся губами к ее виску. Она заворочалась, и Вадиму пришлось затаить дыхание, чтобы не потревожить ее утренний сон. Было начало седьмого, незачем ей вставать так рано. Да и Вадиму в этот день не хотелось говорить слова прощания, смотреть в глаза, обманывать спокойным взглядом. Но она не проснулась. Вернувшись к своей половине кровати, Вадим взял с тумбочки ключи от машины и поспешно покинул дом. Позавтракать он решил в каком-нибудь другом месте. Вообще-то есть совершенно не хотелось, но телу, измученному прерывистым плохим сном, было необходимо откуда-то взять энергию. – Двойной эспрессо и что-нибудь сытное, – попросил он, заглядывая в нескромный вырез официантки в первом же подвернувшемся кафе. Посетителей в такой ранний час было немного: дремавший за соседним столом мужчина бомжеватого вида да молодая пара иностранцев, шумно переговаривающаяся о чем-то своем. Заведеньице было явно не первого класса, и с меню Вадим даже не удосужился ознакомиться. Девушка молча чиркнула что-то в своем блокноте и удалилась. По единственному висящему на стене телевизору показывались картинки мраморных статуй, а нудный голос диктора вещал о последнем из пяти хороших императоров. Но Вадим практически не обращал на внешние шумы внимания. Его взгляд был прикован к собственному телефону, который не подавал признаков того, что музыкант кому-то нужен. Ни звонка, ни сообщения, вопреки всем ожиданиям. Появилась слабая надежда, что в этот раз пронесет, и ничего не будет. Но неприятное предчувствие говорило об обратном. Завтрак оказался вполне съестным. Разделавшись с ним, Вадим открыл книжку со счетом, чтобы вложить купюру, но вместо чека обнаружил записку со временем, адресом и пожеланием приятного аппетита. Да... Тот, кто искал сегодня встречи, всегда любил эффектность. Сколько Вадим его знал, жил он так, будто в жребии судеб вытащил роль Дона Корлеоне. Они познакомились летом. Вадим, как сейчас, помнил этот яркий пиджак и темные очки. Безвкусный набор дорогих вещей. Они оба любили власть: один - обладать ей, другой - пользоваться. Он сам подошел к Вадиму, хотя мог представиться через общих знакомых. Внимание сразу привлек заостренный книзу орлиный нос и казавшиеся выцветшими глаза, глубоко посаженные, будто впавшие в череп. Во взгляде читалась уверенность в собственной вседозволенности. Вадим быстро понял, что с такими, как он, ничего сделать нельзя – только убить или подчиниться, но молодость, склонность к риску, желание получить все и сразу, сделали свое дело, и “сотрудничество” продолжалось намного дольше, чем того хотел Вадим. А потом, его знакомый переоделся в черный пиджак и заручился поддержкой государства, и остановить когда-то запущенный процесс музыкант уже не мог. Вадим припарковал машину у многоэтажки. Найти нужный подъезд не составило труда. Поднимаясь по лестнице, он с каждым пролетом все сильнее ощущал тяжесть предстоящего разговора и шел медленнее, но нужный этаж все равно становился ближе. Наконец, он дернул дверь за ручку и прошел внутрь. Тот, кто его ждал, сидел спиной к входу, и даже не повернул головы, будто знал, что Вадим зайдет именно в эту секунду. Музыкант окинул взглядом место. Помещение было похоже на офисное, находящееся в ремонте. Оно было достаточно просторным и не заставленным мебелью. Помимо стола и двух расположенных друг напротив друга стульев, в комнате находилась небольшая тумба с пустым цветочным горшком и деревянное фортепиано. Прикрыв за собой дверь, Вадим обошел стол и оказался прямо перед давним знакомым. – И зачем? – вместо приветствия спросил музыкант. – Я все давно перевел. Мужчина взглядом указал Вадиму на стул, приглашая присесть, и ответил спокойным размеренным голосом. – Мы договаривались на другую сумму. У тебя было три года, чтобы собрать ее. – Договор разорван, насколько тебе известно. Тебе больше не удастся стребовать с меня. Что, собираешься включить счетчик и прессовать? – нервно усмехнулся Вадим, припоминая собеседнику былые времена. – Ну… Зачем же сразу такие меры? Все можно решить намного проще. Если ты попросишь деньги у кого-нибудь в долг. Или… – мужчина широко улыбнулся, наблюдая за реакцией музыканта, – или, например, возьмешь кредит. Вадим промолчал. Несколько лет назад это, возможно, и не составило бы большого труда. Теперь же банки будут просто в восторге от его обращения. Да и многие знакомые поубавили доверие. – А как насчет еще одного концерта Агаты? – гадкая улыбка не сходила с его уст. Хотелось врезать по этой роже и выбить из нее все дерьмо с той же эффективностью, с которой его группировка выбивала деньги из людей, подписавших с ним по глупости контракт. Ногти Вадима до боли врезались в ладони, но нужно было держать себя в руках. В памяти всплыли последствия реализации совместной идеи концерта в прошлый раз. – Вы обещали, мать вашу, обещали заплатить все в срок! – кричал не своим голосом в динамик телефона Вадим. – Обстоятельства изменились, – раздался сухой безэмоциональный голос на том конце трубки. – Он собирается писать на вас заявление! Вы хоть понимаете, что это потопит нас всех! – В таком случае, у вас мало времени, чтобы все исправить. Советую поторопиться, – вызов скинули. Вадим сильно сжал телефон в руке и зарычал от злости и бессилия. – Нет, – выдохнул себе под нос. – Агаты больше не будет. – Правильное решение. Верное. Теперь в этом нет необходимости, – мужчина загадочно улыбнулся и продолжил вкрадчивым голосом. – Ты. Ты подпишешь новый контракт и снова станешь купаться в лучах славы. Теперь никто не сможет у тебя этого отобрать, ты будешь один. Вадим вспыхнул. – Никогда. Никогда больше, никаких контрактов! – резко ответил он. – Мне кажется, тебе нужно хорошо подумать, – спокойно сказал собеседник, наблюдая, как Вадим встает из-за стола. – Я ухожу. Я здесь только для того, чтобы сказать, чтобы меня больше не беспокоили! С чего ты взял, что я еще хоть раз в жизни соглашусь на эти условия? Мужчина резко сорвал маску спокойствия и оскалился. – С того, что пистолет в кармане твоего пиджака разряжен. А этот, – он продемонстрировал черный кольт, крутанув его на пальце, – готов выстрелить в любое мгновение. – Вадим, ты, действительно, думал, что сможешь все так просто закончить? Вадим с нервным выдохом опустился обратно на стул. Еще вчера вечером его оружие было заряжено, музыкант точно это знал. Мысли о худшем стечении обстоятельств его преследовали уже несколько недель, и он решил к нему подготовиться. Проверять слова оппонента Вадим не стал, дабы не доставлять тому радость от собственных обескураженных попыток понять, как это могло произойти. Он снова на шаг позади, и теперь этот шаг слишком близок к краю. – Разве на встречу с другом приносят оружие, Вадик? Или... – мужчина направил дуло на своего собеседника и вопросительно наклонил голову – Или же мы больше не друзья? "Блефует. Поводов убить меня гораздо меньше, чем причин, почему этого делать не стоит." – решил Вадим, но кожа все равно покрылась холодным потом. Он часто думал о смерти, представлял ее как некий переход в другой мир, смену биологической оболочки, в которой, по сути, нет ничего страшного. Но вся философия испаряется, уступая место первородным человеческим инстинктам, когда смерть смотрит на тебя в упор. Музыкант попытался унять зарождающееся в животе чувство страха и прямо взглянул в бесцветные глаза напротив. – Не наживай себе проблем, – попытался придать своему голосу безразличие. – И каких же? Насколько мне известно, ты не сильно распространялся о нашей дружбе. Никто и не знает, какая цена была уплачена за эту вашу Агату. – Есть люди, которым известны контакты. Ты теряешь хватку, прокол в пятнадцатом мог дорого обойтись не только мне. Зато в расчетливости тебе не откажешь. И, я уверен, ты прекрасно понимаешь, что от выстрела риска гораздо больше, чем пользы. Мужчина расхохотался и положил пистолет на стол. Подумав, убрал в карман. Его забавляла ситуация. В ней он был похож на режиссера театра, работающего над новой пьесой. – От твоей жизни тоже нет никакой пользы. Эти жалкие гастроли не покрывают тех вложений, что были... – Все ваши вложения окупились еще... – Не перебивай! Я говорю, – мужчина на мгновение повысил голос, а затем выражение его лица резко стало спокойным, и он продолжил гнусаво растягивать слова. – Кроме жизни, все обратимо, Вадик. Все возвращается: деньги, власть, слава... Но, конечно, – растянул губы в улыбке, – все возвращается только к тем, кто принимает верные решения. Вадим понимал, к чему он клонит. Его предложение будет ожидаемым, и не будет включать возможность отказаться. – Ты сможешь снова стать богатым и влиятельным, сможешь снова собирать стадионы. Всеобщая любовь, новая волна известности, которая выйдет далеко за пределы страны. Только на этот раз никто не сможет разрушить твои лавры славы, потому что их ни с кем не придется делить. Вадим представил эту картину. Его воображение отлично рисовало многотысячные толпы веселящихся поклонников, календарь в телефоне, заполненный напоминаниями о важных встречах, рвущихся взять интервью журналистов, афиши зарубежных туров… Представить счастливого себя на фоне этого безумного мельтешения было уже сложнее. Зато легко представить цену, которую с него будут требовать. Эти бесконечные звонки с незнакомого номера в любое время суток, письма без указания отправителя, которые ему передают на кассе в продуктовых магазинах, на ресепшене забронированных отелей, на завтрак в собственном доме с удивленным вопросом жены: от кого это? Нет, не для этого он все уже один раз разрушил. – Когда-то давно ты попросил меня об одной услуге. Очень большой услуге. Разве я отказал? Разве я подвел тебя, Вадик? Так почему же ты теперь подводишь своего давнего друга? Ведь это предложение выгодно для нас обоих. – Я справляюсь сам. – И как успехи? – лицо мужчины снова исказилось усмешкой. – Где новый альбом? Где новая музыка, которая доносится из окон каждого второго автомобиля, которая попадает в топы и чарты? Вадим резко встал из-за стола и потянулся рукой за сигаретами. Собеседник внимательно следил за каждым его движением. На ватных ногах музыкант подошел к окну и взглянул на город. Внизу кишела жизнь. Люди маленькими точками передвигались по улицам, решая свои повседневные проблемы. Обычные проблемы. Как хорошо было бы поменяться сейчас жизнью с любым из них. – Я бы не советовал пренебрегать нашей дружбой. Ты же прекрасно все понимаешь. Без помощи ты загнешься. – Это мы еще посмотрим, – сухо ответил и перевел взгляд с окна на ухмыляющегося собеседника. – Не будет прикурить? Мужчина медленно поднялся и вальяжно подошел к окну. Он держал огонек зажигалки на уровне своей груди, так, что Вадиму пришлось нагнуться, чтобы зажечь сигарету. Сделав первую тягу, музыкант отвернулся и выпустил белый дым в открытое окно, наблюдая, как быстро он рассеивается. – Пойми, поклонники отвернутся, когда поймут, что их надурили. Один и тот же репертуар невозможно исполнять вечно. Придется покинуть сцену и довольно скоро, раз сам ничего создать уже не можешь. – Это неправда! – Даже твой алкоголик продержится дольше, ведь он пишет песни, у него есть талант, – мужчина был так близко, что его голос звучал прямо над ухом, – А тебе... Тебе, Вадик, нужна дружба... Казалось, будто что-то хлопнуло. Сигарета выпала из рук на подоконник. В голове неожиданно зазвучал убаюкивающий голос диктора из утренней передачи, цитирующий мудрые мысли римского императора: Когда в силу обстоятельств нарушается равновесие духа… Восприятие реальности терялось, как теряется ощущение боли после анестезии. Все происходило будто в замедленной съемке. …восстанови самообладание как можно быстрее… Делая первые пол-оборота, Вадим что есть силы схватил пальцами борта пиджака шантажиста, рванул на себя и закончил по инерции полный поворот, поменявшись таким образом с ним местами. …и не оставайся в подавленном настроении слишком долго… Мужчина еще не успел обрести равновесие, но уже тянулся правой рукой к оружию. " Напрасно", – пронеслось в голове у Вадима, который уже перенес вес на отставленную для опоры ногу. …иначе тебе будет уже нельзя ничем помочь. Оттолкнувшись, вложил всю тяжесть удара в область груди мужчины. Тому не хватило ловкости зацепиться ни за своего противника, ни за оконную раму. Диким, нечеловеческим криком ознаменовались его последние секунды существования. Привычка восстанавливать гармонию усовершенствует тебя, - закончил с укором свою мысль император Марк Аврелий в голове Вадима. Музыкант отвернулся от окна. Он не анализировал произошедшее, не пытался предугадать последствия. Дыхание было сбито напрочь, а тело трясло так, что казалось, будто колебания передаются в бетон и все здание мелко шатается от этих вибраций. Гармония… Гармония… Взгляд бессмысленно блуждал по помещению, пока не упал на фортепиано. Поддавшись внезапному желанию, Вадим медленно подошел к нему. Провел пальцем по лакированной поверхности, оставляя неровную полосу на слое пыли, откинул крышку. Клавиши приятно холодили пальцы. Он заиграл. Комнату наполнила льющаяся мелодия. Он не делал ошибок. Каждая нота врезалась в память с того самого дня... Маленький мальчик в очках усердно переставлял палец по клавишам, и весь дом перемещался в картину из фильма Достояние республики. Ему было волнительно, но не страшно, ведь рядом на диване сидела мама и улыбалась. Когда мелодия закончилась, она подошла к своему пока еще единственному сыну и ласково погладила по голове. – Какой молодец, – похвалила она и нежно чмокнула в макушку, разлохматила волосы. – Ты у меня самый-самый талантливый! И Вадим ей верил. Перед глазами плыли черно-белые узоры клавиш, но Вадиму не нужно было смотреть на них, чтобы доиграть. Мелодия заполоняла все его естество, и он не слышал ничего кроме ее спасительных звуков. Казалось, что рядом сидит мама, а впереди еще целая жизнь и столько шансов не допустить ужасных ошибок... Мелодия, меж тем, сливалась с оглушающим воем сирен, залетающим сквозь открытое окно. Вадим не слышал. Он продолжал играть.