안녕
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Она вдыхает воздух, но боится, что стоит выпустить кислород из легких, как слезы непременно выступят на глаза. Это не страшно, нет, но зачем тогда было тратить столько времени на то, чтобы подвести глаза черным карандашом и аккуратно прокрасить нижние ресницы тушью? Она вдыхает воздух, но боится, что когда войдет в закрытое кафе лучшего друга, то там будет темно, а за столиком, с которым связано достаточно много воспоминаний, — пусть не всегда самых приятных, но не менее ценных, — не окажется никого. Выдох. Сидя в машине, прокручивая в голове те события, из-за которых еще год назад хотелось вскрыть грудную клетку и вырвать чертово сердце, лишь бы не было так больно, она теперь почему-то думает, что это все действительно осталось позади. И лишь легкий аромат сладкой выпечки его матери заставляет повернуть голову немного вбок, чтобы одним глазком, всего на пару секунд, заглянуть в прошлое. И вот он там, улыбается, смотря куда-то вверх, вспоминая, как впервые сел на велосипед, как разбил коленку, когда упал, как очень старался не заплакать. Он похож в этот момент на ребенка, которым и был в своих воспоминаниях о первой велосипедной поездке, такой же чистый и искренний. Он всегда был таким. Смеялся без причины, шутил, качал головой немного осуждающе, когда слушал очередной рассказ об учебе в университете или вечеринке у подруги дома, из-за которой соседи хотели вызвать полицию. Умел смотреть серьезным взглядом, таким пробирающим до самой души, сковывающим, когда хотел поцеловать. Бывал отстраненным, когда что-то происходило. Любил выходить на балкон и молча пить горячий шоколад, потому что дома бывал так редко, что в квартире напитки были припасены только для любимой племянницы. Он был слишком особенным. Был. Прошедшее время. Просто все прошло.***
— …Сохён, ты вообще слушаешь меня? — подруга укоризненно смотрела на девушку, но после проследила за ее заинтересованным и одновременно отрешенным взглядом: за столиком в столовой сидели ребята с факультета журналистики. — Он ведь уже не первый раз предлагает тебе сходить куда-нибудь вместе, чего же просто не согласишься? Не под венец же пойдете, а в кафе просто. Парнем, о котором говорила Юнхва, был Ким Чонин, зазнавшийся красавчик-журналист. Так о нем думала Сохён, не желая иметь ничего общего с этим самовлюбленным идиотом. Она прекрасно знала, что он может соблазнить любую девушку. Красив, интересен, язык подвешен — любая от его комплиментов вмиг растает. Но этого она и боялась. Боялась влюбиться, а главное, довериться тому, чьи намерения могут быть совсем не искренними. Говорит о любви с первого взгляда? Сражен наповал? Эта ложь слишком примитивна, чтобы вот так просто повестись. И все же, взвешивая все «за» и «против», может, стоить дать ему шанс?***
За столиком, в свете лампы, он теперь почему-то кажется ненастоящим. Да и настоящий ли тот человек, который в воспоминаниях был таким ярким и живым, а в реальности кажется совсем тусклым, словно старая фотография, которая вдруг выпала из альбома, когда решаешь окунуться в прошлое? И вот оно — твоё прошлое: грустный и уставший парень с неземной улыбкой и погасшим огнем в глазах… После просмотра любимой романтической комедии всегда прокручиваешь в голове первую встречу после расставания со своим бывшим возлюбленным, но когда прошел уже целый год, кажется, что и прошлого не было, всей той боли после расставания — тоже. Это был какой-то сон, длившийся пару лет. Перезвон колокольчиков на дверях, как и появление Со, заставляет Чонина поднять взгляд, часто моргать, будто не верить, что она действительно стоит сейчас перед ним. Настоящая. Живая. Такая родная, но такая далекая. — Здравствуй. Её голос вырывает его из тех мыслей, в которые он непроизвольно погружается. И не может не погрузиться, потому что слишком многое их связывало. Слишком долго они строили то, что в одну секунду было разрушено, чтобы вот так просто и беззаботно обсуждать что-то насущное. В груди, кажется, до сих пор осталась какая-то маленькая пустота. Как маленькая черная дыра, поглотившая целую вселенную счастья, надежд и совместного будущего. — Здравствуй, — эхом отзывается он. Что спросить? Как начать разговор?***
— Сохён! — юноша в белых джинсах и цветастой рубашке встретил свою девушку с цветами в руках. Он потратил целых полчаса на выбор букета в магазине. Долго просил продавщицу проверить, все ли идеально выглядит. Старался как можно аккуратнее нести его, чтобы не помять под потоками теплого весеннего ветра. Чонин не мог иначе, ведь на то, чтобы получить согласие на первую встречу вне университета у него ушло практически два месяца. Сохён была неприступна, как вершина Эвереста, но он знал, что будь у него шанс, он обязательно покорит ее сердце, и ледники в нем непременно растают. — Привет, — она с настороженной улыбкой принимает цветы, поднося их к лицу и вдыхая волшебный аромат. Розы не были оригинальным подарком, но пахли замечательно. — Я не знал, какие ты любишь цветы, поэтому… — Я не люблю цветы, — засмеявшись, призналась Сохён, но из-за сконфуженного вида своего знакомого, поспешила объясниться: — Мне жаль, что ради меня их кто-то срезал. — В следующий раз я подарю тебе горшочек с цветами, — помогая девушке сесть, галантно отодвинув её стул, Чонин продемонстрировал в ту секунду свою самую обворожительную улыбку. — В следующий раз? — Ты больше любишь кофе или чай? — полностью пропустив ее вопрос мимо ушей, Чонин начал листать меню. Он не поднимал взгляда, но девушка уже понимала, что «следующий раз» обязательно будет. Он околдовывал ее, и ей было не под силу противостоять этим чарам.***
Наверное, приходить сюда все же было ошибкой, потому что жить, стараясь избегать друг друга, было куда легче, чем вот так сидеть, смотря глаза в глаза, и начинать говорить. Было сложно подготовить себя к тому, какие ответы ты можешь получить на вопросы, терзающие сердце. — Ты выглядишь… хорошо. Дурак. Какой же он дурак… Конечно, Сохён не может не выглядеть хорошо, по крайней мере, для него, иначе какого черта он целых четыре года ел её любимую пиццу с ананасами, которую просто терпеть не мог? Она не может выглядеть плохо хотя бы потому, что он до сих пор ловит себя на мыслях о ней, даже когда под ним в тусклом свете лампы извивается тело очередной знакомой. Из-за всего этого, а также еще тысячи других причин, Чонин знает, что дурак, ведь дал Со уйти, навсегда потеряв ее. Она напряженно молчит, смотря ему в глаза, пробуя найти хотя бы там ответ на один единственный вопрос. На один чертов вопрос, из-за которого вернулась в Сеул. Наверное, именно из-за этого он так беспардонно срывается с губ, когда Чонин тянет руку к чашке с кофе. — Почему ты изменил мне?***
Дождь барабанил по окну, а время на часах давно перевалило за приемлемое, чтобы оставаться в кресле и ждать его возвращения. Но она ждала. Сидела, гордо смотря вперед, изредка отпивая вино из высокого бокала, время от времени снова наполняя его до середины. Представляла, как он просто уснул у друга, как на следующее утро позвонит и извинится, но даже это не умаляло бурю, разбушевавшуюся в сердце из-за ревности. Она наконец-то получила место в кампании, которое так хотела, и он знал, что им двоим есть что отпраздновать сегодня. Он был уже достаточно успешным журналистом, а вот ей пришлось достаточно сложно как начинающему маркетологу после выпуска и получения диплома. 05:00 Будильник на часах начал играть любимую попсовую песню, которая так прочно засела в голове. Глубоко выдохнув, она все же встала с мягкого кресла, задев бутылку с вином, которая, благо, была наполнена лишь на треть, мягкими шагами направилась в ванную. Яркий свет заставил немного поморщиться, а после с ужасом осознать, насколько уставшей она выглядела сейчас. В надежде, что вместе с водой смоются все воспоминания об этой ночи, — а также о прошлых, таких же одиноких и грустных, — она залезла в душевую кабинку. Ступая босыми ногами обратно на мягкий коврик, она обмоталась полотенцем и почувствовала, что становится лучше. Не впервой. Вот только к счастью или к сожалению? Когда он не пришел первый раз, она не на шутку испугалась. Звонила в больницы, драматично спрашивая о поступивших раненных, вычеркивая неподходящие номера из записной книжки. Так же драматично плакала в трубку его матери, боясь, что произошло что-то необратимое. Подняла на уши всех, кого могла, и последней инстанцией должен был стать полицейский участок, находящийся в их районе. И вот, когда было пять утра — он вернулся. Она, так же как и в сопливых дорамах, закатила ему неслыханный скандал, дошедший до битья посуды на кухне. Кричала о том, как больно он ей сделал, как сильно она переживала, и божилась никогда больше не терпеть такого отношения к себе. Громко хлопнула дверью, в тапочках выбежав на улицу и уехав на такси к подруге домой. Тогда её максималистская душа требовала громких слов и обещаний о «всегда быть вместе», «уважать друг друга», «любить и никогда не обманывать». И по юношеской глупости и влюбленности ей было достаточно просто услышать эти обещания, позднее оказавшиеся пустым звуком в потоке сказанного Чонином. Пытаясь замазать круги под глазами, она потянулась к косметичке, в поисках новомодных цвето-корректоров. Каких-то двадцать минут, и вот она полностью готова. Осталось только дождаться Его. Собрала сумку, вспоминая как мама настоятельно рекомендовала закончить эти отношения, а отец причитал, что это самая большая ошибка в ее жизни. А ведь сначала Чонин даже нравился ее семье. Забавно. Он вломился в квартиру в полуживом состоянии. От него разило тогда перегаром и табаком, а на лице была все та же улыбка, из-за которой ей пришлось сдерживать рвотные позывы. Когда-то ради этой улыбки она была готова на все. Когда-то ради нее почему-то изменила своим принципам. И вот где очутилась — на грани разрыва тех отношений, ради восстановления и сохранения которых так много делала все это время. — Завтрак приготовишь сам. Юнхва придет за вещами, — поднимая сумку со стола и закидывая ее через плечо, она не хотела смотреть в его лживые глаза. Они околдовывают, влюбляют и предают. А его предательствами она была сыта по самое горло. — Я могу объяснить… — Можешь. Мне просто больше неинтересны твои оправдания. Дверь за ней закрылась тихо. Так тихо, что он не стал бежать за ней. В такой же тишине каждую ночь её любовь к Чонину постепенно разрывала ей душу, пока однажды окончательно не убила все те светлые чувства, что связывали их сердца.***
— Почему ты изменил мне? — повторяет она еще раз. В эту же секунду Чонин отдергивает руку, словно у него хорошо выработанный условный рефлекс, и пристыжено поднимает глаза, чувствуя, как весь корейский алфавит испаряется из мыслей, словно кипяток, поднимающийся клубами пара с поверхности терпкого напитка из молотых зерен арабики. — Я… Я не совсем могу ответить тебе на этот вопрос. Я… Я правда не знаю. Ей необходима в эту секунду вся доступная в таких ситуациях сила воли, чтобы не позволить себе истерично засмеяться. Внутри медленно закипает злость, и колдунья Боль подмешивает в свое ядовитое снадобье листья презрения, заполняя зельем каждую клеточку тела девушки. — Мне жаль. Он будто бы подкидывает сухие поленья в очаг, чтобы пожар в душе не стихал, а яд не прекращал циркулировать по кровеносным сосудам. Ему не жаль. Нисколечко. Нет. А вот ей жаль. Жаль саму себя, понадеявшуюся на то, что спустя год что-то изменится, и она, наконец-то, получит желаемый ответ. Ему ведь просто нужно сказать одно: «Я никогда по-настоящему не любил тебя», — и дело с концом. — Да и моё «Прости, Сохён, я мудак» вряд ли поможет тебе почувствовать себя лучше, — понимающе кивает Чонин. — Ты и правда мудак, — она не сдерживается, чувствуя, как воздух все же быстрее покидает легкие, а губы искажаются в ядовитой ухмылке. Что ж, прошло достаточно времени, чтобы перестать бояться своих чувств и своей боли. — Ты думала так же в нашу первую встречу? — он мешает ложкой кофе, не поднимая взгляда от напитка, в черноте которого, наверное, отражается его собственная душа, и Со нехотя ступает в болото счастливых воспоминаний. Главное, не забыть с собой спасательный круг реальности, на случай если она начнет тонуть в трясине безвозвратно утерянного.***
— Вы кого-то ищете? Молодая девушка в строгой юбке ниже колена и с папкой в руках приветливо улыбнулась очередному гостю. — Да, я с факультета журналистики, — поклонившись, представился Чонин. — Знаю, у Вас тут сегодня концерт, но мне нужно кое-что забрать у Профессора Чона. — Он сейчас в отъезде, но одна из его помощниц — Сохён — точно Вам поможет. Вы найдете её в его кабинете. — Спасибо еще раз! Ким никак не ожидал, что в кабинете профессора увидит красивую девушку, которая с такой грацией перекидывала волосы ладонью через плечо, что он был сражен наповал в ту же секунду, в тот самый момент, когда её взгляд коснулся его души и сердца, в тот самый момент, когда она посмотрела на него. Она была прекрасной как рождественское утро, и он знал, что будет самым последним придурком, если не заполучит такую девушку как она.***
— Если нет, то что ты подумала обо мне в первую нашу встречу? Перефразировка вопроса совершенно явно намекает на то, что ему действительно интересно. Ему интересно многое из того, что же заставило его сделать больно той, которую он любил. Да и любил ли? А если чувств не было, то каким образом ему удавалось представлять совместное будущее так ярко? — Я думала, что ты заносчивый красавец с завышенной самооценкой, — произносит колко, улыбаясь, явно довольная своим замечанием. — Каким образом у тебя всегда получается говорить мне комплименты, но при этом мне не становится от этого приятно? — на простой вопрос она лишь слегка прикрывает глаза, театрально пожимая плечами и улыбаясь, купаясь в своем превосходстве в этот момент. — Тебе точно стоит предупредить об этом моего будущего парня, если вы вдруг встретитесь. — Я бы не предупреждал его конкретно об этом. Есть многое другое, что ему стоит знать. — «Многое другое»? Что же? — Ты взбалмошная. Любишь спорить. Холодна к незнакомцам. Переменчива. Терпеть не можешь романтические комедии и цветы. Любишь свою работу настолько, что сутками можешь сидеть за компьютером. Диву даюсь, как в тебе может совмещаться подобная непостоянность и такая маниакальная скрупулезность, когда дело касается работы. Он знает о ней буквально все — каждую маленькую деталь, от того, как она морщит нос и глаза, когда пытается без очков рассмотреть что-то вдали, вплоть до точного расположения родинок на ее теле, особенно тех, которые кроме него видели, наверное, только ее мать и отец, когда сама Сохён была еще ребенком. — И это все — плохо? — как-то немного удивленно спрашивает она, чувствуя зарождающуюся обиду после услышанного. Когда все то, что делает тебя тем, кто ты есть, вдруг в какой-то момент оценивается кем-то со стороны как что-то негативное, почему-то хочется поскорее закончить разговор, вернуться домой, лечь под одеяло, предварительно заварив горячего какао, и зачитаться до упоения любимой книгой, герои которой уж точно куда более приятные и уважающие других личностей, чем нынешний собеседник Сохён. — Это не плохо. Это все и есть ты, — уголки губ Кима слабо приподнимаются на последней фразе, и кажется, что его откровенно забавляет столь детская наивность бывшей девушки. — Это послужило бы предупреждением разве что для пятилетнего ребенка, который сможет быстро обидеться, когда ты, к примеру, в очередной раз скажешь, что не можешь встретиться из-за работы. — В этом мы достаточно похожи, согласись?***
Она не верила своему счастью: любимый вернулся из командировки раньше, чем должен был. Окрыленная бежала домой, лишь бы поскорее увидеться. Практически сбивала пешеходов с ног, заставляла машины на пешеходном переходе сигналить, а водителей громко ей кричать, ведь бежала она на красный свет. Всю жизнь она бежит на красный свет, навстречу своим чувствам, не обращая внимания на светофор и другие знаки, которые ей показывает сознание и здравый смысл. В тот вечер она даже успела забежать в его любимую кондитерскую и купить ореховый пирог. Продавец, добрый дедушка Пак, аккуратно упаковывал сладость в картонную коробку, пока его жена наблюдала за ними из кухни, мягко улыбаясь, держа в сморщенных руках две чашки с чаем, от которых поднимались витиеватые клубы пара. — Чонин приехал? — спросила миссис Пак, понимающе переглядываясь с мужем. — Да, Госпожа. Спасибо Вам, — оставляя на столе купюру в пятьдесят тысяч вон, она выбежала на улицу, кое-как успевая поклониться, не давая господину Паку и шанса на то, чтобы вернуть ей сдачу. Сохён была слишком рада сегодня, чтобы беспокоиться из-за денег. В нетерпении жала кнопку в лифте родной высотки. С таким же нетерпением пыталась побыстрее открыть двери в квартиру, практически что роняя карточку, которой пользовалась чтобы попасть внутрь. — Я дома! Растрепанная, но такая счастливая ворвалась в прихожую, и… Ничего. Ее встретила темнота, тишина и записка на кухонном столе, в которой Чонин вкратце объяснил, что его срочно вызвали в Сингапур на слет каких-то влиятельных бизнесменов, и что ему бесконечно жаль. Что Чонин, что сама Сохён — оба часто отменяли совместные планы в самую последнюю минуту. Отговоркой служила работа, но как же паршиво из-за этого Со себя чувствовала в такие моменты. Расстроенная, Сохён поставила пирог на стол, а сама пошла ставить чайник и звонить Юнхве. Не пропадать же знаменитому пирогу с орехами дедушки Пака.***
Они оба перемещаются к барной стойке, за которую Сохён заходит, чтобы тоже сделать себе кофе с каким-нибудь сладким сиропом, но, не найдя ничего лучше прошлогоднего портвейна, решила добавить несколько капель крепленого вина в свой кофе. — Это гадко… — с гримасой легкого отвращения замечает Чонин. — Тебя никто не спрашивал, — отвечает с раздражением Со. Ну, конечно, она никогда не слушала его советов касаемо готовки, наивно полагать, что сейчас вдруг станет. — Скажи мне лучше, где у Чунмёна здесь корица? Как он вообще решился открыть кофейню, если сам такой неорганизованный? — причитала брюнетка, пересматривая баночки с разными приправами для кофе, вроде белого и темного шоколада. — Где-то в ящике сверху, — бубнит Ким. — Неужели французы действительно пьют такую гадость? — не унимался он. — Не пробуешь — не возникай. Он в момент притих, ловя себя на мысли о том, как не хватало этого… всего. Пустых ссор на ровном месте, легкого саркастичного юмора, ее упертости и странных предпочтений в еде. Эти маленькие детали были чем-то совершенно не значимым, но почему-то именно от них на сердце вдруг становилось тепло и уютно, как когда после длинной прогулки зимой возвращаешься домой и садишься у камина погреться. И если бы ее любовь была огнем, то при первой их встрече Чонин бы точно так же шагнул в этот огонь, позволяя сгореть себе дотла. В кармане воспоминаний как раз остался коробок со спичками… Девушка, заваривая кофе, не обращает никакого внимания на изучающий взгляд, и сама не сразу понимает, что ее мысли наконец-то не заняты расставанием, именно когда она здесь, рядом с Чонином. Настолько глупо и парадоксально, что Ги де Мопассан, ненавидевший Эйфелеву башню и обедавший там каждый день, кажется теперь самым умным и проницательным человеком во всем Париже. Когда же осознание приходит к Сохён, она лишь неуверенно поднимает глаза, встречаясь с заинтересованным взглядом Чонина. — Какое воспоминание о нас ты бы хотела снова пережить? — невзначай спрашивает он. — Поездку к твоей бабушке. Чонин чувствует, как сердце болезненно сжимается из-за воспоминания о родственнице, на могиле которой он так и не был после расставания со своей девушкой. Со была знакома с бабушкой, которая души не чаяла в девушке, приняв ее как часть семьи, и для нее смерть этой замечательной женщины была таким же ударом, как и для всех остальных. Сохён была рядом в те дни, когда Чонину было действительно хреново, потому что терять близких нельзя описать парой грустных эпитетов. Это ужасно. Это разрывает тебя на части. И в то же время ты понимаешь, что стоит продолжать жить дальше. — Я давно не навещал ее, — сглатывая, признается парень. — Что? Не навещал? С ума выжил! Айщ, ну что за внук. Раздраженное выражение ее лица заставляет Чонина усмехнуться, а после и вовсе засмеяться. — Что? Смешно тебе? — искренне удивляется тому, какой же он все-таки придурок, если не может выделить хотя бы немного времени для своей бабушки. — Сделаешь мне чашку кофе? — он как бы невзначай наклоняется ближе. — Как обычно… — …Со сливками?.. — …И одной ложкой сахара. Она умело встряхивает сливки, прежде чем нажать и создать красивую аккуратную «горку» из сливок, такую, что любой бариста из Старбакса позавидовал бы. Ее продолжают мучать разные вопросы, и она не удерживается, задавая следующий, подавая Чонину его кофе. — Что бы ты изменил в нас, будь у тебя шанс вернуться в прошлое? Она сама не раз задумывалась об ответе, и иногда размышления доводили ее до самого простого вывода — она бы пожелала не встречать того человека, который сделал ей так больно. — Ничего. Я бы не изменил ни малейшей вещи… Правда, я бы постарался быть лучшим парнем, не делал бы тебе больно. И возможно, в некоторых ситуациях вел бы себя более взросло. Взгляд глаза в глаза. Чонин смотрит на губы Со. Та понимает, что они достаточно близко друг к другу, и отстраняется, громко выдыхая. Она практически готова засмеяться в этот момент, ведь так хорошо знает все его трюки, и оказываться как можно ближе к ней во время примирения — один из них, причем самый успешный. Вот только прошел год, и Сохён изменила бы сама себе, если бы просто так закрыла глаза, забывая прошлое, и подалась вперед. Защитный рефлекс срабатывает быстрее, чем она может обдумать свои следующие слова. — Что ж, прошлое все равно не изменить. Все так, как мы хотели. Ты обманывал, а я была рада быть обманутой. — Не говори так. Ты не знала, — на лице Чонина отображается сожаление, вот только этого катастрофически мало, чтобы исправить или хотя бы перечеркнуть прошлое. — Это выглядело, наверное, так глупо и невинно со стороны, не правда ли? — ее глаза опять наполняются слезами, но она так сильно устала плакать. — Со… Я… — Нет, — вытирает слезы аккуратно, не желая задеть макияж. — Все в порядке. Это покажется тебе чем-то смешным, наверное, но я уже свыклась со всем. И даже могу поблагодарить тебя. Я стала сильнее, так что твои измены пошли мне на пользу. Он с недоверием смотрит в ее глаза, и на сердце щемит, ведь он знает, как больно ей было. Его не удивляет то, каким безразличным становится ее взгляд, будто отражение его собственного, скорее удивляет то, как быстро она становится собой, как быстро меняются узоры калейдоскопа эмоций на ее лице. — Мы пришли сюда, чтобы поговорить обо всем. Расставить уже, наконец, эти пресловутые точки на i. Спрашивай, Сохён… Она резко вскидывает взгляд вверх, смотря прямо на него, и он видит, как пелена слез все еще укрывает ее глаза. Он не сказал ничего особенного, нет. Он просто произнес ее имя, и тем самым опять уколол сердце воспоминаниями.***
— Моя принцесса Сохён уже позавтракала? — она улыбается, прикрывая глаза. — Почему улыбаешься? Я правда хочу узнать, позавтракала ли ты. — Тебя нет всего лишь сутки, а ты уже так переживаешь, — тут точно не скажешь, что ей неприятна его забота. Ее молодой человек интересуется такой мелочью, как-то, позавтракала ли она. — Но да, можешь не переживать, я не пропускаю завтраки. — Славно. Знаешь, где я? — В офисе или в своем отеле, скучающе ходишь из угла в угол? — засмеялась Сохён. — Почти. Угол Седьмой авеню и 57-й улицы, — Чонин в предвкушении даже дыхание задержал, зная, какая реакция последует после сказанного. — Карнеги Холл? Шутишь? Ты обязан сделать миллион фотографий и привезти мне кружку из их магазина. — Я купил кое-что еще, — держа в руках билеты, он был рад, что скоро они окажутся в Нью-Йорке вместе и проведут здесь незабываемые выходные.***
Воспоминания вновь и вновь укутывают сознание своей сладостной горьковатостью. И Чонин невольно задумывается о том, что ему всегда хотелось, да и по-прежнему хочется делать что-то невероятное для Сохён. Доставать звезды с неба и дарить ей, лишь бы увидеть восторженную улыбку и горящие глаза. — Почему ты до сих пор не состоишь в серьезных отношениях? — Я… хороший вопрос… Ким задумывается, точно не находя ответа на этот, казалось бы, такой примитивный вопрос. Ведь не просто так он не подпускал к себе ни одну девушку ближе, чем до третьего или четвертого свидания. Как только они начинали выказывать желание узнать что-то более личное, он закрывался, исчезал, переставая отвечать на звонки и сообщения. — Я боюсь, что опять сделаю кому-то больно, но еще больше меня пугает то, что в этот раз я могу стать тем, кому сделают больно. И… я не хочу снова переживать разрыв, когда придется складывать какие-то вещи, которые будут оставаться у меня. Я просто не вынесу этого снова. — Понимаю, — тихо, на выдохе произносит она, стараясь избегать его напряженного взгляда. — А ты? — Я? Мне тяжело доверять людям. Было и раньше тяжело, но теперь я окончательно решила поставить на этом крест. Они все равно предадут. — Не все такие как я. Ты найдешь человека, который будет любить тебя и уважать. — Ты ведь тоже любил меня. И уважал. По-своему, конечно, но это не остановило тебя. Мне все равно было больно. — Я… — Нет, ты действительно любил меня. Я видела это. В твоих глазах видела. — Сохён, я все еще люблю тебя, — она, конечно, замолчала после этого. Откуда знать, что говорить, да и как говорить, когда в грудь будто бы нож вонзили, а после решили еще и провернуть его? — Я… я не могу ни с кем встречаться не потому, что боюсь близости. Я был бы рад пустить кого-то в свое сердце, но как только кто-то рассказывает что-то о себе, я начинаю думать о тебе. Если девушка говорит о том, что любит итальянскую кухню, то я сразу же вспоминаю о том, как мы с тобой забыли зонт дома, когда началась гроза, и пришлось забежать в тот итальянский ресторан. Она может говорить мне о том, что не смотрит дорамы, а я тут же вспоминаю, как мы ели мороженое пока смотрели «Хранителей». Да даже если я просто что-то вижу на улице, то мне всегда хочется рассказать тебе об этом. Сохён не знает, что сказать. Она бы поверила, и, возможно, даже сейчас верит, но знает, что опять обожжется, как только потянется сердцем навстречу к Чонину. Проблема в том, что он не умеет оставаться верным себе и своему выбору. А Сохён — взрослая девочка, не станет доверять ему снова. — Ты — идиот, и все же приходить сюда действительно было ошибкой, — стараясь выйти из-за барной стойки, она хочет поскорее схватить кардиган и сумку и просто уйти. — Ошибкой было бы не прийти, — перехватывая ее руку, зная, как ее раздражает подобное проявление силы, он все же не дает ей двинуться дальше, крепко, но при этом осторожно сдерживая ее запястье. — Я хотел увидеть тебя. — Ты… Господи, как же я тебя ненавижу, — выдыхает, прикрывая глаза, молясь о том, чтобы все это оказалось злой шуткой фантазии. Он не может. Это все неправда. — Хочешь знать, почему мы все-таки расстались? — непроизвольно повышает голос, не в силах сдерживаться. — Мы расстались, потому что ты был эгоистом! Всегда ставишь свои желания на первое место! Даже сейчас. У тебя просто нет права вот так вот мне признаваться. Я не хочу знать, остались у тебя какие-то чувства еще ко мне или нет! — Да, кричи на меня, — он еле заметно улыбается. Ведь если она кричит, то злится, а если злится, то у нее тоже еще остались какие-то чувства. — Если тебе так будет легче, то кричи на меня сколько понадобится. Я заслужил. — Ты мерзок. — Знаю. — Отвратителен. — Согласен. — Представляешь, сколько сил мне понадобилось, чтобы наконец-то прийти в норму? Сколько времени понадобилось, чтобы вернуться к прежней жизни? И даже тогда мне каждую неделю приходилось отвечать на вопросы о тебе. Господи, да я даже смогла простить тебя… — Ты простила меня? — Чонин удивленно моргает, не зная, что и сказать, и даже отпускает руку девушки из своей. — Да, — ее голос тут же звучит намного тише. — Почему? — Потому что ты был моим лучшим другом…***
— И все же он идиот, раз позволил тебе уйти, — пьяно лепеча, Юнхва наливала себе и подруге очередную стопку соджу с персиковым вкусом. Идеальный напиток, на случай если хочется напиться до потери памяти. А значит — идеальное средство для девушки, которая хотела забыться, лишь бы не думать о Киме. — Кто из нас еще идиот. Я каждый раз прощала его, не идиотка ли? — горько усмехнувшись, Сохён выпила крепленый напиток залпом, ставя после этого стопку на стол, со свойственным стуком стекла о деревянную поверхность. — Ты не идиотка, ты просто была влюблена. — Влюбленная идиотка. Стыдоба. — Это ему должно быть стыдно. Этот Ким Чонин не стоит и ногтя твоего. — Ты права, наверное… Знаешь, несмотря на то, какой он негодяй, я, кажется, уже простила его. Юнхва в мгновение протрезвела, и теперь ее взгляд был серьезным. Она тут же обняла Сохён, поглаживая подругу по спине, и постоянно приговаривая: «Ничего, ничего», и вместе с тем мысленно проклинала этого чертового Ким Чонина за то, что тот вообще появился в жизни ее дорогой Сохён. — Ничего… Все будет хорошо, Со, все будет хорошо…***
Они сидят друг напротив друга и молчат. Каждый думает о своем, и каждый где-то глубоко внутри жалеет о признаниях, которые, стоит заметить, были сделаны в порыве эмоций. Сохён медленно пьет свой кофе с портвейном, как вдруг улыбается, а когда ставит чашку обратно на столик, так и вовсе начинает смеяться. — Что? — Чонин непонимающе улыбается, не удивляясь ее привычным переменам в настроении. — Нет, ничего, — она все еще улыбается, стараясь подавить очередной приступ смеха. — Да что? — не выдерживает Чонин. — У тебя… У тебя взбитые сливки на носу, — она продолжает смеяться, а Чонин улыбается, вытирая нос и представляя как глупо выглядит в этот момент.***
— Напомни, почему мы должны готовить торт для Чунмёна? — Он наш друг, и у него скоро день рождения. Мы должны помочь ему с приготовлениями. Плюс, я обещала его сестре. — Так и знал, что это проделки Чанми… Эта несносная девица должна сама готовить торт брату, а не эксплуатировать нас! Я на это не подписывался. — Т-шшш, у нее вообще-то скоро защита диплома, не забывай. Плюс есть что-то сексуальное в том, что мой мужчина стоит за плитой в фартуке, — усмехаясь, Сохён отвернулась обратно к крему, который размешивала, как родные руки обвили ее талию, а к спине прижалась грудь любимого. — Твой мужчина, говоришь? — Чонин демонстративно облизнулся, заставляя Сохён только громче засмеяться и повернуться всем телом к нему. — Так, возвращайся к тесту, ты еще не добавил в смесь са… — он прервал ее поцелуем, и на каких-то пару секунд Сохён все же дала слабину, полностью отдаваясь эмоциям, чувствуя, как приятно бабочки в животе задевают крыльями само сердце, дурманя сознание. — Чонин, а! — предупреждающим тоном произнесла она, упираясь ладошками в грудь Кима. Она немного укоризненно смотрела на него, давая понять, что сейчас на первом месте все-таки торт, а не поцелуи. — Хорошо-хорошо, займись кремом тогда, — поворачиваясь к плите, рядом с которой стояла кастрюля со смесью для выпекания, Чонин вновь становился серьезным. Сохён ненавидела, когда он вдруг начинал командовать, да и к тому же, крем уже был давно готов, осталось только поставить его в холодильник. Почти что дьявольская усмешка на ее лице становилась все более устрашающей, пока девушка окунала палец в крем, готовя план мести. — Дорогой, — протянула она, незаметно подкрадываясь к ничего не подозревающему шатену. — Да? Стоило ему повернуться, как его нос оказался в креме, а довольная Сохён побежала как можно быстрее из кухни, заливаясь смехом. И, не в силах сдержать улыбки, Чонин побежал за ней.***
— Ну как? — показывая лицо, Чонин указывает на свой нос. — Сливок больше нет. Он выглядит немного разочарованным в этот момент, а Со лишь с вызовом продолжает смотреть ему в глаза. Неужели думал, что я поведусь и постараюсь стереть тебе крем с лица сама? — Как дела у Юнхвы? — У нее все прекрасно, — зная историю отношений Бэкхёна и Юнхвы, Сохён просто рада, что может хотя бы о своей подруге с уверенностью сказать это пресловутое «она в порядке». — Юнги сделал ей предложение, и они планируют вскоре переехать в Мельбурн, чтобы он мог больше времени уделять работе в студии. — Вот как, — задумчиво произнес Чонин. Он редко думал о параллелях между теми отношениями и его собственными с Сохён. Бэкхён был таким же бабником, только учился на факультете психологии. Повеса и ловелас, он зачем-то решил поменять свои привычки ради Юнхвы. Но в результате девушка ушла от него после года отношений. Она не могла оставаться с человеком, которому для изменений нужно было так много времени. Судьба друга сложилась не самым лучшим образом, и из студента факультета психологии он превратился в постоянного клиента у одного из своих практикующих профессоров. Но он менялся. И сейчас все было уже хорошо, если не учитывать того, что он упустил любовь всей своей жизни. — Чанми теперь с ним. Чонин не знал, зачем сказал это. Он почему-то считал, что Сохён слишком мало общалось с сестрой Чунмена, чтобы знать подобные детали. А еще он хотел как-то натолкнуть ее на какие-то мысли. Хотел ли он, чтобы Сохён вдруг в эту секунду осознала, что они созданы друг для друга? Вряд ли. Хотел ли, чтобы она все же подумала о том, чтобы снова сойтись? Несомненно. Он бы ни за что на свете не пришел на встречу, если бы не видел в этом возможный предлог для примирения. — Один я никак не могу оставить прошлое позади. Его тон звучал как-то двусмысленно, и эта игривость по-прежнему не до конца была понятна Сохён. Что будет, помирись они сейчас? Счастливое «долго и счастливо»? Нет, это невозможно. Невозможно хотя бы потому, что каждый раз смотря на Чонина, Сохён чувствует как сердце все еще давит, и воспоминания не хотят отпускать в этот момент. — И все же, мне стоит идти… Она поднимается, поправляя одежду, чувствуя, как усталость постепенно подступает к кончикам пальцев, маня в сладостную негу сна. Вспоминая прошлое, она вовсе и не заметила, как быстро иногда летит время в настоящем. — Уже? — Чонин в мгновение опять меняется в лице: из расслабленного становится серьезным и, наверное, отчасти разочарованным. Он не хотел вот так просто отпускать Сохён. То, что этот вечер подходил к концу, означало лишь одно — жизнь продолжается, будет также идти своим чередом, унося их обоих все дальше от того маленького островка, на котором навсегда останется их прошлое, зарытое где-то в зыбучих песках воспоминаний. Сохён была счастлива. По-своему, не так, как раньше, пару лет назад, но счастлива. Казалось, что все точки над i расставлены, и она в кои-то веки сможет спать спокойно, не прокручивая перед сном абсолютно каждую ошибку, совершенную в порыве чувств. Ее сердце теперь понимало, что, пусть Чонин и оставался дорогим ей человеком, порознь им будет лучше. Просто потому, что так будет правильно. Так будет легче. — Да, мой самолет завтра утром, — признается она, когда оба стоят рядом с выходом из кофейни. — Завтра… — эхом отзывается Чонин, понимающе кивая. Он знал, что Сохён вряд ли когда-то действительно сможет вернуться в Сеул навсегда. Ее дом был бы здесь, если бы не миллионы ошибок, совершенных им в прошлом. — Так странно… Кажется, что моя жизнь полностью изменилась. Как думаешь, сколько нужно, чтобы изменить жизнь навсегда? — Не знаю, пара дней, хотя для некоторых людей не хватит и нескольких лет. — Сколько бы ни задавалась этим вопросом, никак не могу найти правильный ответ… — Иногда ответы на самые сложные вопросы лежат на поверхности, стоит лишь протянуть руку. Сохён несколько секунд внимательно смотрела в глаза Чонина, пытаясь узнать ответ на один из своих главных вопросов. Ким в этот момент оказался как-то слишком близко, и девушка поспешила ретироваться, понимая, что знает ответ на свой главный вопрос. Ее пугала правда. Пугала, так как Сохён понятия не имела, что делать с этой правдой. Чонин, наверное, действительно что-то еще чувствует к ней, вот только это вряд ли что-то может поменять.***
Нью-Йорк кишел людьми: местные жители спешили куда-то по своим делам, туристы пытались найти нужную достопримечательность на карте, прося помощи у продавцов в маленьких лавках, торгующих мороженым или хот-догами, молодые девушки выходили из дорогих бутиков, садясь в личные машины с водителями, а за ними шли люди, несущие в руках пакеты с покупками; уличные музыканты и художники пытались разбавить серую массу строгих костюмов и потертых джинс своими причудливыми нарядами. Сохён влюбилась в Нью-Йорк еще тогда, когда жила в Сеуле. В этом городе было что-то притягивающее. Как мотылек, она без страха обжечься летела на яркий свет небоскребов, и, к счастью, город принял ее. Здесь она нашла друзей, работу и свое призвание — девушка время от времени публиковала свои статьи в одном из журналов, что было чем-то немыслимым, если учесть, что она всю свою жизнь думала, что будет работать в какой-нибудь кампании, занимаясь маркетингом, а теперь она могла не просто следовать каким-то правилам или схемам при создании концепта — она создавала правила, в то время как писала статьи на экономические темы. Но сегодняшний день она может провести просто в одиночестве, наслаждаясь ритмом своего любимого города. Уплетая фирменный чизкейк в кафе рядом с домом, Сохён почему-то не могла остановить себя от того, чтобы написать несколько строк в блокнот, никак не связанных со статьями или рыночными трендами. Личные записи достаточно комично смотрелись в подобии личного дневника, который уже давно стал блокнотом для заметок. Сохён писала о Чонине. Очень часто она писала о тех чувствах, которые испытывала до встречи с ним, либо же пока любила его. Она часто описывала то, какой была ее боль, когда они расстались. Описывала то, какой эта боль стала спустя полтора года, какой она будет в будущем, и сможет ли вообще когда-нибудь исчезнуть так же, как затягивается маленькая ранка на коже, или же появление шрама неизбежно? И стоила ли эта любовь всех этих страданий? Каждый раз, когда Сохён задавалась этим вопросом, она лишь понимала, что на самом деле была рада, что встретила Чонина, была рада, что влюбилась, что любила так сильно, пусть это и принесло ей в конечном итоге слишком много боли. И если бы любовь Чонина была морем, то при первой их встрече Сохён бы точно так же, без страха, нырнула с головой не раздумывая. Но когда она почти что утонула, а потом пришла в себя и спаслась… лезть обратно в воду стало слишком страшно. И стоит ли оно того? — Не стоит. Сохён поднимает взгляд от листа в дневнике, с удивлением смотря на сидящую напротив нее девушку. Как она вообще оказалась здесь? Проходит менее пары секунд, и Сохён радостно вскакивает, чтобы обнять подругу. Юнхва в последние пару месяцев мало писала и звонила, и теперь увидеть ее здесь казалось чем-то за гранью возможного. — Как ты здесь? — все еще улыбаясь, и не желая отпускать подругу, спросила Сохён. — Юнги приехал по делам в город. Сохён почувствовала тепло где-то в районе солнечного сплетения от перспективы провести вечер в компании любимых друзей. Все же она слишком сильно соскучилась. Подруга рассказывала много о недавних путешествиях, о Мельбурне и даже немного о новых проектах Юнги, часть их которых была для корейских компаний, из-за чего, как оказалось, последние три месяца пара провела там. Юнхва была счастлива. Ей приносила удовольствие работа с частными клиентами, и ее услугами фотографа пользовались многие журналы. Она хвасталась тем, что работала с самим Ли Чон Соком, мечтательно прикрывая глаза и рассказывая о том, что у него самое красивое лицо, которое она когда-либо видела. А после главной темой ее рассказа опять становился Юнги. Она восхищалась тем, какой талантливый мужчина ей достался, и что они, наверное, действительно были созданы друг для друга. Союзы, заключенные на небесах. Сохён все еще думала о том, чтобы написать одну статью о влиянии темы любви на продажу товаров, вроде музыки, фильмов и книг. И только где-то на самой грани сознания она все еще мысленно возвращалась к Чонину. Можно ли было назвать их встречу предначертанной? Суждено ли им было остаться вместе? И что было бы, останься она в тот вечер в кафе Чунмена подольше? — Ты сама как? — карие глаза Юнхвы горели интересом. — Работаю над новой статьей. Никак не могу придумать название… — Мне кажется, что ничего лучше шоппинга тебе помочь с вдохновением не сможет. А потом мы обязательно заглянем в тот парк, — увлекая подругу за собой, девушка продолжала придумывать планы на день, а также на последующие, желая взять все возможное от своего пребывания в Большом Яблоке. Сохён только перейдя улицу поняла, что забыла очки на столике, и попросив подругу остаться на месте, поспешила вернуться обратно в кафе. Официант как раз убирал пустую кружку из-под кофе с ее столика, и он с добродушной улыбкой вернул владелице ее солнцезащитные Миу Миу. Один взгляд в противоположную от выхода стеклянную витрину кафе, — и сердце пропустило удар. Улыбка в момент исчезла с лица, а во рту пересохло, и отчего-то показалось, что голова стала в момент тяжелой, а ноги прикованы к полу. Он стоял со своим коллегой, пытаясь поймать такси. Дорогой костюм, который явно не был предназначен для летнего нью-йоркского зноя. Взгляд серьезный, сфокусирован на проезжающих мимо машинах. Секунда. Еще одна. Когда же он все-таки переводит свой взгляд на витрину кофейни, он видит лишь множество людей, сидящих за своими столиками, не спеша попивающих свои горячие и холодные напитки. А после он снова наблюдает за проезжающими машинами, пытаясь поймать одно из желтых такси. — Неужели тот официант все-таки попросил твой номер телефона? Сохён лишь непонимающе смотрит на подругу. — Просто ты как-то долго забирала свои очки. Ладно, пошли, а то ты, смотрю, совсем заработалась, — весело хохотнув, Юнхва подхватила девушку под руку, вызывая у той очередную улыбку. Сохён надела свои очки, начиная рассказывать Мин об одном из вечеров, когда официант из кофейни действительно попробовал узнать у нее номер, и как сильно он в конце концов покраснел, так и не выдавив из себя ни слова. На сердце снова было спокойно, и оно впервые за столько времени больше не разрывалось от переполняющих его чувств. Она жаждала изменений в жизни, полагая, что для них понадобится несколько лет. А на самом деле ей нужно было одно мгновение. Чуть меньше секунды. И, кажется, теперь она готова жить счастливо. Прощай, Ким Чонин, я больше тебя не люблю…