И ныне, и присно, и во веки веков

С судорожным вздохом Локи приходит в себя где-то на задворках Галактики. Состояние общей паршивости не улучшают ни першение в горле, ни мутная плёнка перед глазами, ни окоченевшие едва двигающиеся конечности. Ну, а что вы хотите — третья смерть это вам не шуточки, да ещё и посредством удушения. У Локи в запасе ещё шесть, но не сказать, чтобы он так хотел их потратить. Он вообще не собирался их тратить, и только крайние обстоятельства заставили его пожертвовать этими тремя. Собственная смерть, если уточнять. Локи с самого начала знал, что ничем хорошим попытка стать Тору настоящим братом не закончится. Перед глазами Локи проносятся целые Вселенные, и для этого ему не нужны ни камень времени, ни камень пространства. Он неловко поднимается с разломанной плиты, космического мусора, и смотрит в бескрайние просторы вечной пустоты. Не ему — богу, — беспокоиться о невозможности жизни в космосе, отсутствии воздуха и давления. Он и не человек-то, если на то пошло. Он йотун, но гораздо важнее, он — бог. Отец его богом, кстати, не был. Родной отец, в смысле. Богом за просто так не становятся, и только дурачок-Тор мог всерьёз думать, что он умрёт от падения в бездну. Он умер. Но не от падения, а от читаури. И никогда бы не забыл тот ужас, который испытывал от одного только вида их огненных плетей. Такие и Суртуру не снились. Он поднимается и вглядывается в пространство, пытаясь уложить мусор в голове. О, в голове у него теперь целая уйма никому ненужного мусора. Старк сказал ему выжить, — и он выжил, спасибо большое, ему хватило только намёка на Перчатку Бесконечности. Старк пожертвовал Стивом, что ему, Локи, какие-то никому не нужные теперь уже воспоминания о том, что никогда не случилось. Уничтожить пол Галактики, переместить их в камень души, — для Локи это кажется дикостью, это неприемлемо. Старк отправился в прошлое и попытался изменить хоть что-то. Ему потребовалось два года, чтобы понять, что: «Другого пути не было» от Стрэнджа предполагало именно это: сначала бездна отчаяния и победа Таноса, а потом Локи оказывается единственным, кто всё помнит. Кто помнит всё то, чего никогда не было. Что в этом виновато вопрос вторичный. Старк совершил невозможное: переписал историю ещё до того, как всё началось. Да, ему пришлось пожертвовать Стивом, и да, многое из того, что случилось, уже никогда не случится, как бы того ни хотелось… Но самое главное, что не случится уже того, чего бы хотелось, чтоб никогда не случалось. И Локи благодарен ему за это. Он знал, что должен был умереть. Так сказал ему Тони, и он сам согласился с этим. С точки зрения науки и магии они пришли к одному выводу: вернутся только те, кого забрал Танос. Те, кто погиб раньше, погибнут точно так же. Локи должен был помочь предотвратить Старку победу Таноса в прошлом, и он это сделал, а после очнулся здесь, после того, как погиб от руки Таноса или нет. Это вообще большой парадокс — дело в том, что за последние много, много и много чего-то лет он первый и единственный, кого убил Танос своими руками. Не с помощью своих помощников, не Перчаткой, а именно сам, своими руками. Уж за что Локи удостоился такой чести непонятно, но это сделало его исключительным парадоксом: он должен умереть, но в то же время не мог умереть той же самой смертью, что и в прошлый раз. И в итоге он даже не знает, как умер. В любом случае, ему остались все прошлые воспоминания, оставляя его единицей вне времени, пространства и памяти. И это делает его ещё более одиноким, хотя, казалось, дальше уже попросту некуда. В этом жизненный оптимизм Локи: если вы думаете, что хуже уже не будет, Вселенной есть чем вас удивить. С другой стороны, во всём этом определённо есть плюс: если и был во Вселенной кто-то, кто мог убить Локи несмотря на все его чёртовы девять жизней, то это был Танос. И в первый раз Локи умер, но этот раз стёрся из его памяти, просто потому что никогда не существовал, а если точнее, он слился с третьим разом. Вы уже запутались? Потому что у Локи всё всегда идёт не так. Это его карма, кара, призвание. Он трикстер, не герой, но ведь и не злодей, а потому просто вечный неудачник, ненужный даже тому единственному, кому готов подчиняться. Первая смерть Локи от руки Таноса была стёрта возвращением Тони в прошлое, в то прошлое, которое помнит Локи, в котором он не умер от руки Таноса, а просто скрылся, допустил победу Таноса и в котором Тони вернулся в прошлое, в тот третий раз, где Локи помог предотвратить победу Таноса, и который Локи не помнит. И его первая смерть от руки Таноса была перекрыта его третьей не-смертью не от руки Таноса, и, возможно, именно поэтому он ничего не помнит о том, как помог спасти Вселенную. Потому что формально вроде как был мёртв в этом время, но на самом деле он не был мёртв, а просто выжидал. Всё слишком сложно. Не пытайтесь вникнуть во временные парадоксы. Ни-ко-гда. Локи их ненавидит. И всегда чувствует те варианты прошлого, которые не существовали, хотя и не помнит их. Не сказать, чтобы это упрощало ему жизнь. Локи не помнит своей смерти, но Радужный мост, Хела, Сакаар — всё это было. Он знает, чем в целом всё закончилось, кто жив, кто умер; он знает, Тор живёт где-то на Земле в новом Асгарде, что он благополучно добрался на угнанном ещё на Сакааре корабле и спас их народ. А Локи, — что Локи? Наверное, в очередной раз решил, что ему не место в толпе и попросту выпрыгнул на полном ходу из корабля и врезался в какую-то дрянь, уж он-то мог, он себя знает. С его смерти прошло совсем немного, но отголоском давно разорванной связи, он знает: Тор отпустил. Не стал в очередной раз верить ему и ждать. Он отправляется к истоку: туда, где на месте прежнего Асгарда теперь висит пояс астероидов, и почти видит себя, вечно тащимого куда-то Тором, и втыкающего ему кинжал под рёбра. Мало, видать, кинжалов, втыкал, что тот так разнюнился. Другой бы на месте Тора давно бы его убил, и какой-то частью своей души Локи этого хочет. И все его девять жизней ко всем чертям, он мастерски умеет раздражать. Уже шесть. Локи думает, на что бы ему их потратить. В самом деле: у него впереди вечность, и даже не одна, а своё главное предназначение он выполнил, и ему совершенно всё равно, что считают какие-то там высшие силы, делая его трикстером. Мистер «Я вечный неудачник». Он путешествует по мирам столь долго, что и не помнит самого времени. Перемещается из одного конца Галактики в другой, гонимый тревожными предчувствиями в груди, сполна исполняя свой долг перед магией и своей природой. Богами не становятся за просто так. Богами не рождаются за просто так. Ещё Фригг говорила ему: «обуздай свою силу, или сила обуздает тебя». И, кажется, ему это так и не удалось. Впрочем, Фригг много всего говорила, пока учила его магии. И то, что любая жизнь лучше смерти, и то, что если ты жив, остальные твои проблемы — не проблемы, и то, что Тор станет его якорем. Вот только Тор… якорем не стал. И Локи утопает, захлёбывается своей силой, своей магии, сдаётся ей, подчиняется. Он заглядывает к норнам — вот уж кто никогда точно не перестанет быть. Но они молчат и в ответ на его мольбы только повторяют старое пророчество. «Он сын холодных льдов», — говорит Урд. «В нём разгорается пламя», — вторит Верданди. «Он трикстер», — заканчивает Скульд. Локи знает, что это они сказали, когда Один впервые принёс его в Асгард. Что ж, его судьба — быть йотуном, его становление — в вечном стремлении стать «братом» Тору, его долг — его сила. Время в космосе течёт по своему и по разному, и Локи бог, не забывайте об этом, а потому он вновь оказывает на Земле спустя всё те же злополучные два года, прошедшие с момента его смерти, не важно в каком из прошлых. И задыхаясь от смога, запахов машинного масла, асфальта и сигарет, лавируя среди сотен прохожих, он думает, что в чём-то не так уж Танос был не прав. Пространство — благо. Милосерднее только было бы всех убить. Ну или там. Локи по-прежнему ненавидит временные парадоксы, но не может не признавать их полезности. Он останавливается в шикарном пентхаусе в Нью-Йорке и, — ну что ещё делать скучающему богу без особых целей и обязанностей? — развлекается. На самом деле ему смешно. Тор, если бы захотел, мог бы давным-давно понять, что он жив. По обрывкам их так до конца и не сожжённой связи, хотя это Локи как чародей всегда чувствовал больше; по книге богов, да и две смерти должны были его чему-то научить. И, в конце концов, он должен был знать, что Локи не может умереть — потому что и Один ведь не так чтобы умер, и если ему сильно понадобится, запросто может вернуться. И Фригга тоже. У богов собственное посмертие. Где носит Сиф — ещё большой вопрос, а больше никто из шайки и не умирал особо. Шайки богов, в смысле. Боги не могут умереть. Не зря же они боги. Но нет, Тор, наивный Тор, до сих пор верит в земные идеалы, и, кажется, слишком сильно во всём этом увяз. Не то чтобы Локи считал брата идиотом, хотя Тор определённо не гений, но, возможно, это просто своеобразный самообман: считать Локи погибшим. Как и отца с матерью. В Асгарде они всегда были слишком близки к людям и жить чем-то людским для них привычно и правильно. Локи никогда не вписывался в эту схему. И стоя у окна в своём пентхаусе на сто двадцать пятом этаже небоскрёба, он, кажется, готов снова попробовать завоевать мир. Ему смешно, потому что Тор ошивается в Нью-Йорке, бесконечно бродит по улицам, справляется с айфоном, айпадом, ошивается на базе Мстителей, будто других дел нет, и занимается в общем-то тем же самым, чем занимался и в старом Асгарде — ерундой. При этом Асгард процветает. Ну, сложно, конечно, так говорить, спустя всего только два года, но дела определённо идут неплохо. И Локи нравится думать, что в этом есть и его доля заслуги. В том, каким Тор стал. Он ходит за ним тенью, мелькает в паре шагов от, сталкивается плечами в метро, запивает горечь на языке ещё более горьким кафе за столиком напротив в дешёвом кафе, привлекает внимание дизайнерскими костюмами и небрежно расстёгнутой пуговкой рубашки. Тор не смотрит. Локи не знает, прикидывается он или правда не понимает, не чувствует его присутствия, не ловит его макушку в толпе. От Локи пахнет жасминами. Тем самым удушающим сладким приторным запахом, который вам нравится сначала, а потом вас начинает тошнить, и вы думаете, что рядом гниющий труп. Впрочем, аналогия недалека от истины. С одной стороны Локи бесит цветочный запах (с какой стати он вообще чем-то пахнет, не запах же это его пота, в конце концов, только принцессы в сказках пахнут розами, а Локи не принцесса, да и жизнь его вовсе не сказка), но с действительностью его примиряет то, насколько мерзким может становиться запах. Этим он тоже научился управлять. И Тор действительно не чувствует этого приторного смрада? В действительности ли он так спокоен или попросту умер, не выдержав боли, что причинил ему Локи? В этот раз у него нет оправданий, никогда нет, кроме бесконечных, «так было надо» и «у меня не было выхода», да и оправдывать как-то не тянет. Тор смотрит мимо и сквозь. Локи не особенно прячется — он просто не выпячивает наружу то, чем привык так гордиться. Едва-едва меняет черты лица. Приглушает ведьминский зелёный в глазах, меняя его скорее на неяркий голубой, чуть укорачивает волосы, немного осветляя их… Получается паршиво-рыжеватый, но с ним он кажется даже ещё более очаровательным, чем обычно. Чуть укорачивает подбородок, немного полнит лицо, сглаживает линию скул, и вот он — уже не он. Наверное, всё это вкупе делает из него на самом деле другого человека. Истинное коварство — носить маску, не скрывая своего лица. И только Тору он никогда не врал. Тор просто неправильно всё понимал. И это тоже — оправдание, коих у Локи набралось великое множество. Он думает порой о том, чтобы вернуться. Из-за Тора наверняка разразится гроза. Он будет в ярости и отчаянии, настолько сильных, что не сможет сдержаться, и вокруг будет бушевать ливень, а молнии падать на землю с пугающей частотой. Он будет рычать и кидаться обвинениями, хватать своими лапищами за плечи, не сдерживать молнии, которые будут обжигать руки сквозь одежду и когда он вцепится в запястья, не давая отшатнуться. Это будет больно, почти до невыносимости, но Локи будет улыбаться и прятать улыбку, пытаясь объясниться, донести и жаждать каждой новой молнии. Прикосновения на совсем другом уровне. Локи улыбается, когда думает об этом, незаметно поглаживая запястья. Впрочем, иногда он на это яростно дрочит. Обычно когда в Нью-Йорке идёт гроза, что случается довольно редко. Он никогда не пытается заговорить или сделать чуть больше, чем просто случайный прохожий. Он знает — им не нужны слова. Не нужны были и не будут нужны уже никогда. Их разделяют три смерти и воспоминания о том, что никогда не случилось. Локи всегда любил того Тора, который прошёл через Таноса, и не может переступить через себя. Он слишком категоричен, и это не нравится даже ему самому. Он бесконечно думает о том, что если бы он остался жив, что если бы Тор прошёл через Таноса, что если бы вместе они… Тогда бы молнии, наверное, были острее. Воспоминания жгут его изнутри, и как бы Локи ни кичился своей уникальностью, быть парадоксом ему не нравится. Он сталкивается с Тором везде, не приближаясь, однако, к квартире Мстителей. Тор может быть слеп сколько ему угодно, но Тони иногда бывает уже слишком внимателен. Хотя Тони ничего ему не сделает. Он помнит то, чего не помнит Локи. Но при всём этом Локи не может утверждать, что не предал и Тони в последний миг, подчиняясь своей натуре. Всё может быть. Ничего быть не может. Он хочет понять, действительно то, что он видит, это то, что он видит. Он никогда бы не смог просто так уйти, если бы знал, что Тор всё ещё надеется, цепляясь за воспоминания о его двух смертях, что всё ещё ищет, что всё ещё ждёт. Лгал, предавал, манипулировал, раздражал, но уйти бы не смог. Остался бы только ради того, чтобы Тор не мучился болью, по ночам навлекая на Нью-Йорк грозы. Но, кажется, Тор ни на что не надеется. Локи почти каждый день мелькает у него перед носом, сталкивается с ним спинами в метро, пьёт кофе за столиком напротив, флиртует с хорошенькими официантками, одёргивает приталенный пиджак, бродит за ним по улицам, наблюдает с соседней лавочки, а Тор… не видит. Не замечает, не связывает уж слишком часто мелькающего перед глазами незнакомца со слишком знакомой внешностью брата. Действительно… не ищет. Не ждёт, не верит, не надеется. И потому Локи раз за разом улыбается, поглаживает кончиками пальцев запястья, расплачивается за кофе, переключает песню на новомодном айпаде и уходит. Не вмешивается. Раны Тора зарастают, покрываются коркой. Если и верил вначале, то старательно убивал в себе всю надежду. Явись Локи сразу… Но Локи знает — для них всё никогда не начиналось, сколько ни убеждай себя в обратном. Слишком на разных языках они всегда говорили. Локи лучше оставаться подальше от него. Дать ему наконец жить спокойно, уйти, и пусть это будет больно, иногда старые связи лучше рвать, особенно когда они уже гниют. Была их связь хоть когда-то цветущей? Локи нравится. Он слишком много дерьма видел в жизни, чтобы уметь искать плюсы во всём. И именно так, грубо, безо всяких эвфемизмов, потому что то, что Локи видел самое настоящее дерьмо, которого никому не пожелаешь. Даже всё тому же злосчастному Таносу. Локи его понимает в чём-то, правда. Он хотел как лучше, пусть и шёл своими, неприемлемыми для Локи путями, но ведь и Локи когда-то сделал почти так же. Разве что никого не убивал. Не саморучно. Ах нет. Лафея убил. Поэтому Локи нравится, и он наслаждается каждым мгновением, потому что, ну в самом деле, он скучающий бог коварства и хитрости, врать — это то, что ему нравится. И всё, чего он бы хотел кроме, он может получить в своих иллюзиях. О, иллюзиями он овладел в полной мере уже давным-давно, так что он продолжит вариться в своём извечном вранье, обманывая себя самого, а Тор… Тор не должен касаться его лжи, иначе его раны никогда не затянутся и будут вечно заставлять кровоточить самого Локи. Это эгоизм, если хотите. Локи хочет думать, что эгоизм. Эгоизма в Локи и на троих хватит, и он от него никогда не устанет. Тор ловит его за руку в Центральном парке, когда Локи как раз думает, развалить ему свой бизнес или поглотить чей-то ещё. Оба варианта кажутся одинаково привлекательными, и он почти склоняется к варианту поглотить, потому что ломать — не строить, это всегда успеется, когда слышит над ухом: — Локи? И тут же — горячие пальцы на коже, на запястье, и, кажется, ещё немного — и у него будет ожог от молний. У него сердце падает куда-то вниз и гулко бухает в животе, и по спине бегут неприятные холодящие мурашки, а на мигом пересохших губах и в горле остаётся привкус мерзейшего кофе, который он на самом деле люто ненавидит, как и всё то, что сейчас делает. Делал всегда и всегда будет делать. Он прикусывает изнутри щёки, и кажется, что будто сжимает челюсти, становясь разом суровее, но на самом деле даже слов не находит, и в голове только паническое: «Нет-нет-нет! Не смей меня ждать и надеяться, чёрт же тебя дери!». Он поднимает глаза, тщательно скрывая и ужас, и боль, и страх, и нежность, и слёзы, и почти непреодолимое желание разрыдаться здесь и сейчас, и чтобы молнии не в удовольствие, а как наказание. И молится всем земным богам — как глупо, он никогда не молился, а если молился, то высшим силам, стихиям и Тору — чтобы только в глазах Тора была пустота. Но в глазах Тора лёгкий интерес и столь же неуловимое подозрение. Как будто он просто решил убедиться, что всё это ему только кажется, а не надеется отчаянно, жалко, с нежностью, теряя рассудок и гордость… Локи отпускает. Он улыбается — так, как никогда не мог улыбаться Локи, но ведь сейчас он не Локи, у него слишком плавные скулы и линия щёк чуть полнее, а глаза серо-голубые. И улыбка под стать этому не-ему: мягкая, светлая, и совершенно очаровательная. Не думайте, что Локи не свойственно самолюбование. Ещё как свойственно, и куда больше, чем все остальным. Его даже можно назвать нарциссом. В какой-то мере. — Простите? — говорит он и незаметно ведёт пальцем, скрытым айпадом, а улыбка становится только шире. Это кажется ему самой большой шуткой и самой грандиозной ложью за всю его жизнь. — Меня зовут Томас. Интерес в глазах Тора становится больше, а подозрение исчезает. Локи вопросительно приподнимает бровь, уже зная, что за этим стоит. — Меня зовут Крис. Улыбка становится шире, и Локи едва сдерживается, чтобы не закатить глаза — боже мой, кто ж в этом мире не знает, кто такой Тор и как он выглядит. Тупая попытка склеить красивого мальчика. Сзади на Локи налетает чьё-то тело, обнимает его за талию, целует в губы. — Прости, дорогой, что задержалась, — говорит она, и в ярком свете заходящего солнце более чем очевидно пылает обручальное кольцо. — Ничего, я не долго ждал, — Локи обнимает её за талию и прижимает к себе, а после поворачивается к Тору. — Вы что-то хотели? — говорит он. Тор усмехается и медленно качает головой, и, не попрощавшись, уходит. Локи развеивает иллюзию и улыбается. Права была Фригг: рядом с Тором его сила успокаивается, и пока Локи изображает из себя сталкера, он может просто жить. Он может жить.