* *
— Так значит, все истории о тебе правда? Ты — Довакин? Они сидели в одиночестве за огромным столом из светлого вяза, ломившимся от хмеля, вина и яств, которые можно найти разве что на королевской кухне. В Йоррваскре всегда пахло сушеной медуницей, и сейчас, жадно вдыхая этот запах и наполняя им свои легкие, Вель была готова ответить на любые вопросы. Эйла, до сих пор не пришедшая в себя, со всей присущей ей напористостью расспрашивала обо всем. Не церемонясь. Она любила правду, вот только не вся правда имеет право быть озвученной. — Не верь всему, что говорят. — Но ты была у Седобородых, — больше утверждая, не спрашивая, молвила она, вращая в руках кубок, — Вигнар рассказал мне, знаешь... Вель натянуто улыбнулась. Новый ярл с серебряной головой не слишком ей нравился, но оспаривать решения Ульфрика дело непростое, да и незачем ей это. Она присягнула ему на верность, водрузила зубчатую корону на его голову, а все остальное — не её забота. Так было всегда. И это не изменится. — Вигнару бы понизить налог на эльфийские товары, а не сплетни поощрять. — Такова политика нового короля. Говорят, ты до конца поддерживала Братьев Бури и устроила резню в руинах Корваньюнда. Эйле не терпелось услышать всю историю, и нетерпение ее обходило осторожные вопросы, рубя с плеча. — А еще мне приписывают обращение в трехметрового медведя при свете новой луны, распитие крови невинных младенцев и силу сотни великанов. Эти небылицы ты тоже пьешь как чистую воду из колодца? — Да уж, — охотница рассмеялась звучным смехом лесного зверька, — слишком много песен о тебе сложено, под ними и не разглядишь истину. — А ты затыкай уши всякий раз, когда слащавый менестрель пальцами коснется струны арфы. Музыка — их единственное оружие и они выживают как могут. — Но сила крика-то у тебя есть? Впрочем, не отвечай... Не хочу слышать еще больше вранья, чем могу впитать. Расскажи то, что можешь, и ответь — почему ты поддержала Ульфрика? Его руки по локоть утонули в крови нордов. Вель привычно оглянулась — не время Эйле вести изменнические речи, ведь у Ульфрика повсюду шпионы, да и имперцам спящие агенты нужны были именно для подобных целей. Но в округе лишь слонялся Бенетор — несчастный новичок, который, судя по глупому виду, был не слишком счастлив оказаться среди Соратников. И зачем только Вилкас его принял? — Не запачкав рук, не выиграешь войны, — уклончивым ответам Вель научилась в Солитьюде при дворе Элисиф, там игра слов была важным атрибутом жизни господ, а ей доселе это искусство было совсем не ведомо. — Он знает, что лучше для нордов и верит в независимость Скайрима. Придет время, когда каждый норд на этой земле будет чтить его память, как мы чтим память Кодлака. Я видела его. Там, в Совнгарде. Эйла нахмурилась. Она не знала обо всех испытаниях, коим подверглась драконорожденная в своем стремлении уничтожить Алдуина, но и не хотела слыть невеждой, позволяя Вель самой рассказать свою историю. — Когда мы загнали Алдуина в ловушку и поймали его самого главного сторонника Одавинга, Пожиратель Миров отправился в Совнгард, где поглощал души наших братьев и сестер. И там на помощь мне пришел Кодлак. Его посмертное желание сбылось — с другими героями он пьет и сражается в Вечных Чертогах. Пока люди произносят твое имя, ты не умер. И Кодлак будет жить в нашей памяти. — Славный тост, — провозгласила Эйла, охотно выпивая залпом хмельной напиток. — Ветер странствий оставил на твоем лице новые поцелуи. Одна моя знакомая могла бы тебя подлатать. Вель оставалось лишь пожать плечами. Шрамы, избороздившие ее тонкие черты лица, были жестоки — от былой красоты не осталось и следа. Но красота осталась в деяниях, целью которых был свободный Скайрим. — Раны — свидетельство силы. Другого лица мне не надобно. Охотница ненадолго замолчала. Пристальный взгляд глаз цвета лесной листвы въедался под кожу, разрывая швы прошлого и засыпая раны ядом снежных ягод. — Пытаюсь разглядеть прошлую Вель сквозь этот налет мудрости. Не было этого свинца в глазах, не было сухих усмешек, словно губы горчит вязкий эль. Но знаю точно — никто из нас не мог бы оказаться достойным такой чести и такой силы, кроме тебя. — Я не герой, — отрезала Вель. Отчего-то именно эти слова клинками ранили острее всего. — Герой или нет, ты сделала для Скайрима больше, чем король и ярлы, вместе взятые. Выпьем же за тех, кто пал в битвах, за тех, кто пирует в чертогах Совнгарда и ведет славную Дикую Охоту во имя Хирсина! — За Совнгард, — прошептала Вель, пригубив терпкое вино, — за Дикую Охоту.Часть 1
22 июня 2018 г. в 21:46
Когда Алдуин, Пожиратель Миров, испустил последний вздох и сгинул за чертой безвременья, а народы Скайрима больше не страшились пасть смертью трусов в драконьем огне, тогда Вель, последняя из Драконорожденных, ступила в начало своего пути, вновь отворив главные ворота Вайтрана. Стражники, что несли смиренный караул, не признали ее, но впустили, не без восхищения глазея на драконьи доспехи. Быть может, причиной неведения был шлем, надежно скрывающий лицо и оставляющий лишь возможность смотреть и дышать, но с пленения Одавинга утекло так много воды, и Вель сомневалась, что от прежнего осталось то, что можно узнать.
Как и прежде, Вайтран представлял собой сосредоточие простоты и простора. Вымощенные камнем улочки были небрежно усеяны пылью и конским навозом, деревянные дома широкой грудью восседали на каменных выступах, а наверху, почти что под самым небом, гордо глядел на своих подданных Драконий Предел. Повидавшая столько городов, что и счету не хватит, Вель ощутила болезненный укол где-то в межреберье — давно такого не случалось. Вайтран был ее домом, если это слово вообще что-либо значило для нее. Привыкшая к дороге больше, чем к мягкой постели, здесь она чувствовала подозрительное спокойствие, которое еще никогда не было добрым предзнаменованием.
— Йоррваскр еще стоит? — стражник, к которому она обратилась, был одет в доспехи Братьев Бури, а, значит, положение сил не изменилось. Это радовало.
— Да ты что ж, из чужих, значит? Долго же тебя не было в Вайтране, раз задаешь такие вопросы. Вон он, пиршественный чертог для избранных. Иди прежней дорогой и не ошибешься.
Златолист, возродившийся из пепла, нарядился в нежное одеяние терпко-розового узора, и хоть Вель не почитала Кинарет, — ее богом был Талос — душа улыбалась при виде счастливых последователей богини небес, бережно ухаживающих за драгоценным другом. А за ним, в дымке страсти и отваги, твердо стоял Йоррваскр — место боли, лишений и любви.
— Если случится невозможное и мне понадобится твое участие, я скажу, что надо делать. А пока закрой рот и уймись, придурок!
Гневный возглас принадлежал никому иному кроме как Эйле, храброй сестре по оружию, с которой Вель выстояла рука об руку немало битв. Облегчение искрой пронеслось по венам — она все еще жива, и ни драконы, ни имперцы не причинили ей вреда. Как прежде гоняет щенков, выбивая из них всю дурь и лепя достойных Соратников.
Драконорожденная усмехнулась, чем заслужила грозный взгляд и острие стрелы прямо у горла.
— Какой нерасторопный воин забрел в наши владения, поглядите-ка. Ты своим мечом что, картошку чистишь?
— Язык твой с годами становится только острее, а нрав — круче. Не найдется ли у очага место для старого доброго друга?
И сняв рогатый шлем, Вель обнажила зажившие рубцы, потертые войной шрамы и синеву глаз, в которых плескался жидкий огонь. Охотница отступила на шаг, опуская лук.
— Я думала, ты мертва, — отрезала она бесцветным голосом, недоверчиво вглядываясь в знакомые черты, и Вель знала, что она видела: поношенное, устало-смиренное лицо, потрепанное невзгодами и непогодой, — столько лет прошло... Только сейчас вспомнила дорогу в Вайтран?
— Пришлось сделать несколько остановок. Война не ждет, — когда-то насмешливый тон вывалился в острую сталь, со свистом разрубающую пополам тело противника — так умелый дровосек рассекает ствол пригодного дуба.
— Я знала, что твоему уходу была причина. Вилкас не верил, все говорил, что ты сбежала, но я знала, что Кодлак в тебе не ошибся. Добро пожаловать домой, Вель.