Не оставляй меня

— Меня никто не нашел. Саймон крепко обнимал Маркуса, от плаща которого пахло гарью и дымом. Саймону так и хотелось сорвать со своих губ этот немой вопрос, который уже успел просверлить его голову от и до, от которого диод на виске постоянно мигает красным. Если постараться, этот вопрос можно прочитать в его глазах. Вопрос, благодаря которому ему известен вкус горечи. От него хочется лезть на стены, раскроить себе к черту черепную коробку, выбить его из головы, пустить пулю в висок и отказаться от существования. Это слова, царапающие изнутри, истерзывающие металлическую плоть до изнеможения. Их хочется любым способом отпустить, чтобы они больше не мучали и не сводили с ума. Чтобы Маркус знал. Если задать этот вопрос, он перестанет существовать? Где найти силы, чтобы в одиночку тянуть этот груз? Саймон присел на железную бочку, а Маркус опустился на колени напротив, доставая биокомпоненты и другие детали для починки. — Сейчас все будет хорошо, — тихо сказал он. В сердце Иерихона сейчас удивительно тихо. Только слышны скрипы ржавых, поросших мхом и местами прогнивших частей заброшенного судна, колыхаемые потоками ветра, и падающие с одной такой же ржавой и сырой поверхности на другую капли воды. Это до ужаса давило на уши и только разжигало поток без конца повторяющихся мыслей в голове. Маркус, наконец, прервал тяжелое как свинец молчание: — Как ты? Не волнуйся, совсем скоро придешь в норму. — Я живой, Маркус. — Да, это так, — его губы слегка дрогнули в улыбке. — Нет, ты, наверное, не понял. Иногда ты должен истекать кровью, чтобы почувствовать себя живым. Понимаешь? — Саймон улыбнулся, но Маркус этого не увидел. — Маркус, посмотри на меня. Но тот не поднял глаз. Он продолжал бегло, но умело заменять детали и аккуратно чинить поврежденную часть тела. Что он чувствовал? Внутри было что-то новое, неловкое — то, что сбивает с толку. Это стыд, это вина, которая цепкими руками схватилась за твое горло и начинает душить. — Саймон, прости меня, — Маркус так и не взглянул на него. Он не мог. — Маркус, все же хорошо. Я здесь. Но на эти слова было невероятно трудно решиться. «Почему ты меня оставил? Почему ты меня бросил?» — раз за разом повторял Саймон, пока из последних сил доползал до Иерихона, истекая кровью и оставляя после себя синий снег. Если бы он только мог пить, он бы заглушил всю свою боль в алкоголе — так делают люди. «Почему ты меня оставил? Почему ты меня оставил? Почему ты меня оставил?» Выплюнуть бы этот яд из своего рта. Боль звучит именно так. Маркус протянул руку и провел платком по щеке Саймона, чтобы стереть остатки голубой крови. Саймон, воспользовавшись моментом, накрыл его руку своей, предварительно деактивировав ее. Чтобы Маркус почувствовал. Чтобы он знал. Саймон увидел в его глазах замешательство. Он ничего другого и не ждал. Маркус медленно поднялся, не отрывая своей руки. Он не смотрел в глаза Саймону — не решался, он смотрел куда-то в область его плеча. Лишь через полминуты Маркус опустил свою руку и, медленно развернувшись, хотел уйти. Что ему сказать? «Не оставляй меня больше»? Попросить остаться? Просить прощения? — Маркус? Тот обернулся. — Я все для тебя сделаю. Маркус благодарно кивнул, но поспешил удалиться, оставив после себя оглушающую тишину. *** Они вышли на шествие. А революция пахла гарью и дымом. Нет смысла скрывать — чувство страха окутало всех. Это последняя битва и последний шанс. Но страх — не трусость, ведь они вышли бороться, чтобы быть свободными. Чтобы умереть свободными, если понадобится. Вряд ли Маркус испытывал страх за себя. Он всегда думал о народе. Иногда Саймон думал о том, что происходит в голове у Маркуса. Он был уверен: если бы ему удалось проникнуть в его голову, он бы увидел там лишь мысли о будущем и грандиозные планы. Но ему и нечего было бояться. В случае ранения Саймон отдаст ему все, чтобы спасти его жизнь — любую часть тела, даже сердце, если понадобится. Ведь Саймон знал — они совместимы.