Закат Копокабана.

Солнце зашло за горизонт, и по небу расстелилось темное полотно, усыпанное мелкими, горящими в небе звездами. Вывески заведений ярко сверкали и мигали, каждая стараясь привлечь внимание именно к себе. Пьяный кактус во всю уже работал, принимая у себя всех тех, кому сейчас было не до сна, завлекая посетителей приятной, расслабляющей музыкой. Все тот же терпкий запах застоявшегося табака и крепкого алкоголя. Все та же духота, сохраняющаяся в этом баре всегда. Все та же знакомая фигура, сидящая у барной стойки, ссутулившись и хрипло вздыхая, свесив ноги с высокого стула. Джованна была не в лучшем расположении духа. Сегодняшний закат с Рико был не таким, каким был всегда до этого. Это ежедневное мероприятие стало уже как традиция, без которой не может пройти ни один их день. В тот момент, когда яркое солнце заходит за горизонт, будто бы утопая в водной пучине и озаряя небо красной пеленою, океан не кажется Джованне таким устрашающим и пугающим, а его волны будто бы провожали своим шумом угасающего гиганта. Небо плавно поглощало красную пелену, окрашивая себя густой чернотой, сквозь которую пробивались рассыпавшись звезды, появляясь маленькими огоньками, создавая собою созвездия. Всю эту композицию завершал сидящий рядом на шезлонге Рико, в чьих глазах и отражалось все звездное небо, сливаясь с его воодушевлением и восхищением. Пожалуй, это была одна из немногих вещей, которая успокаивала и вводила в умиротворение столь колкую и резкую личность, как Джован, которая, сквозь фиолетовые, толстые линзы своих очков, наблюдала за всем этим каждый раз. За целый день постоянного напряжения и раздражения, эта традиция прекрасно вписывалась в эту двоицу, восхищая и радуя такого парнишу, как Рико и немного умиротворяя колкость Джован. Вот только в этот раз все было не так, как раньше. Рико был холоден, в его глазах не было того огонька, что наблюдался ранее, а в воздухе висело напряжение и обида. Закат не казался таким ярким, а небо не было глубоким и звездным. Джованна и Рико молча разошлись, оставив после своей встречи неприятный осадок у первой, еще сильнее её напрягши. Теперь на душе было желчно и гадко. Запах табака в носу раздражал не меньше, чем проникающая музыка в длинные уши кролика. Джованна раздраженно рычала что-то себе под нос, незаметно пододвигая к себе соседский стакан, в котором был налит яркий и пестрый коктейль красного цвета неизвестного происхождения. Пока его хозяин потерял бдительность и отвернулся, большая когтистая лапа уже стаскивала стакан на свою сторону, нахально его воруя. Разбираться, что было там налито, времени и желания не было, все что сейчас хотелось Джованне, то это хоть что-нибудь залить в себя и уйти глубоко в свои мысли. Это постепенно и начало происходить. Алкоголь плавно окутывал разум Джован, погружая её в состояние расслабленности и дрема, отметая все дурные мысли и опустошая голову от мыслей также, как опустошался стакан с содержимым. Музыка словно была приглушена, голоса вокруг глохли и замолкали, а воздух не казался уже таким мерзкий и горечным, словно вокруг была совсем другая обстановка. — Эй, милая, — на плечо крольчихе легла чья-то наглая рука, чуть встряхнув ее. — Вставай, у меня есть для тебя предложение. Из зубастой пасти доносился дурной смрад перегара, а янтарные глаза «незваного гостя» горели азартом и в какой-то степени похотью. Джованна слегка вздрогнула от неожиданности, уже совсем погрузившись в свои мысли из которых её нагло выдернули. Неохотно придя в себя, Джован повернула голову в сторону нарушителя спокойствия и, скорчив недовольную мину, скинула с себя руку нахала. — Тебе чего надо? — не шибко любезно прохрипела крольчиха, показательно оскалившись, рассчитывая, что это спугнет незнакомца. Сам незнакомец, оказавшийся громадным крокодилом, лишь с интересом приподнял бровь, оскалившись в ответ. Явно подвыпивший и невменяемый, он пробасил: — Ну же, детка, давай не будем. Поставив на стойку почти пустую пивную кружку, крок потянулся к носу крольчихи, намереваясь дотронуться до ее лица. Джованна и без того была сейчас в край озлоблена и не в духе из-за всего произошедшего днем, а приближающаяся рука крокодила к её морде оказалась подобна красной тряпке, какой машут перед носом быка. Оскалившись пуще прежнего и зарычав, крольчиха резко раскрыла клыкастую пасть и, что было мочи, вгрызлась в тянущуюся к ней руку чуть выше запястья. Клыки мгновенно проникли в мягкую плоть, пронзая грубую чешую на коже и сухожилия, которые она скрывала под собой. Вцепившись мертвой хваткой, крольчиха резко потянула руку в своей пасти на себя, словно пытаясь отстраниться, но не в силах из-за ярости разжать собственную челюсть. На барную стойку и пол полилась густая, багровая кровь. Мужчина широко раскрыл пасть и заорал, стараясь выдернуть изо рта особы свою руку. Зря. Крольчиха уже тянула руку в свою сторону. Порванные сухожилия, туча крови, недоуменные взгляды посетителей и бармена, сменяющиеся кромешным ужасом. Отчетливо были слышны звук рвущейся плоти и хруст костей. В паникующем шоке, уже на автомате, крок резко дернул руку на себя. Острая, пронзающая боль разнеслась по всему телу мужчины, заставив его зарычать во всю глотку и случайно опрокинуть кружку, вылив остатки пива на барную стойку, где оно тут же смешалось с кровью рептилии. Омертвевшая кисть осталась висеть в зубах кролика, кровь продолжала литься как с нее, так и с культяпки, что сейчас сжимал крокодил, у которого, к слову, уже все плыло перед глазами от болевого шока. Почти все те, кто были в баре, с воплями выбежали из него. Бармен убежал в подсобку, где сразу же достал из кармана жилета мобильник, намереваясь вызвать полицию. Крики и вопли вновь оглушили Джован и привели ее в сознание. Прижав уши к щекам и выплюнув огрызок руки из своей пасти, кролик быстро соскочила с высокого стула, направившись на выход. Никак не помогая бедолаге, она скрылась в неизвестном направлении, растворившись в ночной темноте.

***

Придорожные фонари до жути слепили глаза. Даже толстые линзы очков не спасали сонные и опьяненные глаза Джован от их пронзительного света, разрывающего кромешную тьму вокруг. Направление нетрезвой дамы шло не по привычному ей маршруту своего дома, она явно шла куда-то в другое место. Обстановка вокруг стояла не самая благоприятная. Фонари у дороги создавали небольшие островки света вокруг себя, в то время как уходящие в подворотни и закоулки тропинки были окутаны густой темнотой и неизвестностью. В этом районе не было пестрых, мигающий вывесок заведений, которые хоть как-то создавали бы освещение улицы, здесь все было заполнено лишь жилыми домами и странноватыми заброшками. Где-то вдалеке послышался глухой лай, еще сильнее нагнетая обстановку вокруг. Но все это явно не пугало шедшую у основной дороги Джованну, чья походка была неуверенной разве что от высокого содержания алкоголя в крови. Она прекрасно знала, что она сама кого угодно напугает и отпинает, а её внешний вид не придаст случайному незнакомцу желания напасть на столь неприятную персону. Вдалеке показался невысокий 4-х этажный дом, скромный на вид и староватый на интерьер. Толкнув рукой скрипучую дверь подъезда и пройдя на 4-й этаж, Джован остановилась у обшарпанной деревянной двери, на которой виднелась табличка с номером «24». Подойдя к ней впритык, чуть ли не уткнувшись в неё носом, Джованна молча начала сверлить её взглядом, будто надеясь, что этим прожжёт её. Вокруг воцарилась гробовая тишина. За дверью не было ни звука: кажется, там уже все спали. О чем-то задумавшись, Джован уткнусь лбом в дверь и замерла, устало вздохнув и почувствовав запах спиртяги из своего рта. От столь сильного запаха из собственной пасти, кролик чуть зажмурилась и оторвалась от двери, слегка потряся головой. Чуть придя в себя и собравшись с силами, та подняла кулак, намереваясь постучать в дверь, но те быстро её покинули, и рука сразу опустилась вниз, не в силах даже дрогнуть или прикоснуться к двери. — Да пошло оно все. — выругалась себе под нос, развернувшись и направившись куда-то прочь, выйдя из подъезда и снова растворившись в темноте улицы.

***

После случая в баре прошло всего-навсего несколько часов. За это время там успели побывать полиция и скорая помощь, которые ничего толком не сделали, кроме как навели шороху и обеспокоили и так до ужаса напуганных посетителей и бармена. Бедняге, которому совсем недавно отгрызли руку, практически ничем не помогли. Лишь остановили кровь, впихнули в него ведро обезболивающих и обвязали культяпку тремя слоями бинтов. Оторванную кисть забрали и отдали нейрохирургам, которые, изучив ее, заявили, что пришивать конечность на место они не будут. Слишком поздно. Она омертвела. А возможно, лекарям было просто не до этого. Опросив свидетелей, легавые вместе с врачами уехали, оставив бар практически пустовать. Уборщик вымыл помещение чуть ли не до блеска, но посетители все не шли и, кажется, они еще долгое время не будут посещать «Пьяный кактус». Еще бы, после всего этого пережитого стресса и страха. Сейчас на часах было около двух ночи. В баре больше не играла та успокаивающая музыка, что обволакивала уши всех пришедший до этого инцидента. Местный бармен выключил радио, посчитав, что сейчас музыка была бы не к месту. И правильно сделал. Легкий джаз, обычно играющий в заведении, сейчас бы только раздражал. Единственным, что издавало хоть какой-то шум, был небольшой плазменный телевизор, подвешенный в углу, почти рядом с барной стойкой. Там шли какие-то новости, которые, в общем-то, мало кому были интересны. Запах табака и спирта практически выветрился, и в бар теперь было не так противно заходить, как прежде. Но кто осмелится сунуть сюда нос после всего произошедшего? Бармен, невысокий свин в забавных рубашечке и жилетике, молча стоял за барной стойкой, повернувшись лицом к полкам с различным алкоголем, и не спеша протирал стакан небольшим полотенцем. Даже со спины было видно, в каком поникшем состоянии он находился. Неудивительно. Он вполне мог лишиться работы, к которой привык и полюбил, за короткий срок. Офицер полиции уже дал намек на то, что эту лавочку в скором времени прикроют, увидев всю местную антисанитарию. Помимо горе-бармена, в заведении находилась еще одна личность. За барной стойкой сидела сама жертва происшествия. Огромный крокодил, что по пьяни натворил дел, за что и расплатился рукой, поникшим взглядом глядел в стакан со свеженалитым коньяком. Обмотанный окровавленными бинтами обрубок лежал у него на коленях, и даже самое малейшие движение доставляло невыносимую боль, даже несмотря на все выпитые ранее обезболивающие, поэтому мужчина старался лишний раз не тревожить руку. Свин старался не смотреть в сторону посетителя, продолжая натирать и так уже чистый до скрипа стакан. Такая громадина могла свернуть ему шею за считанные секунды, поэтому он не хотел испытывать судьбу. Гробовая тишина напрягала, и лишь спустя несколько минут бармен, вздохнув, решился нарушить ее: — Коньяк стынет, приятель. Крокодил недовольно хмыкнул, и хмык этот был больше похож на обиженное мычание. — Не надо хмыкать, — осуждающе продолжал бармен, наконец повернувшись и отставив треклятые стакан с полотенцем в сторону. — Ты сам виноват. Не нужно было лезть к ней. Видел же, дамочка была не в себе. — Я был пьян, Эндрю, — прорычала рептилия, хмурясь. — Ты же знаешь, каким я бываю придурком в таком состоянии. — Да ты вечно устраиваешь бугурты в моем баре! — Эндрю с силой ударил по барной стойке ладонями, вытянувшись и прожигая крока яростным взглядом. Издав очередной рык, мужчина с шумом поднялся со своего стула и, слегка поморщившись от боли, ударил единственной рукой по стойке со своей стороны. Свин, что секунду назад был таким смелым и решительным, мгновенно ссутулился, съежился, а через какое-то время и вовсе опустил взгляд. Крокодил удовлетворенно фыркнул и уже хотел было сесть на место, как тут его внимание привлек телевизор. В новостях во всю обсуждали какую-то тему избиений, и громила не могу пропустить это мимо ушей. — Сделай-ка погромче, Энди, — пробасил крок, наконец усевшись, и не отводя взгляда от экранчика. Хряк, закатив глаза, выудил из-под барной стойки старенький пластмассовый пульт и, вздохнув, зажал нужную кнопку. На экране ютилась местная популярная репортерша и телеведущая, — молоденькая газель, без конца поправляющая свисающую со лба белокурую челку. Она наигранно хлопала длинными ресницами, пытаясь изобразить полнейший ужас на своем лице, и что-то оживленно лепетала, глядя прямо в объектив камеры. — Сегодня на побережье случилась ужасная драка между известной моделью и звездой шоу — Натаниэлем и неизвестной девушкой, что и послужила причиной многочисленных травм знаменитости. Далее на экране началась непонятная тряска. Мелькала куча неизвестных личностей, что теснились друг с другом, будто бы пытаясь как можно ближе подойти к тому, на что они все дружно глядели. Наконец, через несколько мгновений, туча рассосалась, давая возможность увидеть то, что происходило впереди. Огромная крольчиха избивала тонкого как спичка паренька… По правде говоря, если бы все уже давно не знали, что кумир многих — парень, его можно было бы с легкостью принять за девчонку. Камера продолжала ужасно подпрыгивать и трястись, будто бы у того, кто это снимал, было ужасное похмелье уже несколько дней. За кадром вновь раздался голос гиперактивной репортерши: — Данные кадры предоставил нам один из отдыхающих, ставший свидетелем чудовищного происшествия. Теперь все было понятно. Все это дело снимал на телефон один из здешних зевак. Никакого похмелья не было. Та куча народу не то, что пихнет или толкнет: она просто затопчет и не заметит. Жертва, чью руку сейчас тянула на себя крольчиха, визжала во всю глотку своим противным писклявым голоском, в котором кое-как слышались нотки мужского баса. Крокодил поморщился. Такое звуковое сопровождение было явно не в его вкусе. Наконец, вся эта буффонада прекратилась, и в кадре снова появилась газель-телеведущая. Ее показывали крупным планом, сидящую на больничной переноске, лежащей на песке. Слева от девушки сидела жертва происшествия. Ящер смотрел поникшим взглядом на песок и держался за руку, что тянула та девушка. Та была перевязана. По всему телу были расклеены пластыри. Он не плакал. Все, что можно было, он уже давно выплакал. Позади мелькали неясные силуэты в белом. Медики. — А вот и наш пострадавший, — как-то на удивление оживленно заговорила газель. Ее громкий и пронзительный голос заставил ящерку еле заметно поморщить нос. — Руку, что совсем недавно была вероломно вывернута злоумышленницей, вправили. Наша звезда успокоилась и теперь готова ответить на все вопросы. Итак первый вопрос: Что вы думаете обо всей этой ситуации? Парень поднял взгляд на микрофон, нахальным образом пихнутый прямо ему под нос. В его глазах промелькнула тревога, и он нахмурился. — Ничего я не знаю… — тихо заговорил он. В таком тоне его голос звучал непривычно низко. — Я был жестоко избит, и не хочу сейчас говорить об этом. — Хорошо, а что ты думаешь о той девушке? — настырная репортерша снова поднесла к лицу парня несносный микрофон. Ящер поморщился. — Я не желаю говорить о ней, — все так же тихо ответил паренек, опустив пустой взгляд в песок. — Я не знаю что это, но это точно не кролик… Сила не кроличья… Она была сильнее любого бизона… Она… Она… Монстр… Чудовище… — Монстр? — было видно, как телеведущая в изумлении захлопала глазами. — Ты уверен? — Да… Да, уверен… — ящерка поднял на девушку серьезный взгляд, в котором мелькали усталость и легкий испуг. Последовали еще какие-то вопросы, но крокодил уже не слушал. Он отвернулся и стал смотреть в никуда, о чем-то глубоко задумавшись. — Ты видел? — вдруг спросил Эндрю, удивленно глядя в экран телевизора. — Мне кажется, или это та самая дамочка, что откромсала тебе руку? Крок молча поддакнул, все так же глядя куда-то невидящими глазами. Поняв, что его совсем не слушают, свин фыркнул и отвернулся к полкам, вновь взял полотенце и стал натирать следующий стакан. — Монстр, значит… — еле слышно проговорил крокодил и скрипнул зубами, все еще находясь в своих мыслях. Энди, услышав слова рептилии, в очередной раз закатил глаза и нахмурился, не отрываясь от своего занятия.