Часть 1
26 июня 2018 г. в 11:04
Они с Астрид любили держаться за руки.
Иккинг даже не помнил толком, когда именно этот жест проник в их способ общения друг с другом. Не помнила, по всей видимости, и Астрид. Впрочем, какая разница? Главное, что оба они поддержали его с одинаковым рвением.
Они держались за руки лишь наедине или пока внимание окружающих было приковано к чему-то более интересному, чем их персоны. Чтобы никто не смог невзначай испортить столь важный для них обоих миг. Чтобы никто не нарушил их идиллию.
В скором времени они превратили это в привычку, без которой не обходился ни откровенный разговор, ни моменты напряжения, ни минуты радости.
У них с Астрид всё начиналось не только с дружбы — нет, они всегда были больше чем просто друзьями, больше чем просто двумя подростками, объединёнными общим интересом — тесной связью со своими драконами. Но именно эта связь стала толчком, отправной точкой, из которой далее они пошли уже вместе, рука об руку. Раньше Иккинг не мог и вообразить, что когда-либо в будущем Астрид посмотрит на него по-другому, без убийственного льда или жгучей неприязни во взгляде. Она всегда била точно в цель, не думая метиться, но, тем не менее, не промахиваясь, и раз за разом попадала по одному и тому же месту, самому уязвимому — туда, где он все эти годы бережно хранил свои чувства к ней. Бередила одну и ту же рану, которая никогда не заживала, и Иккингу было действительно больно понимать, что он никогда не будет её достоин. Вероятно, именно поэтому, прикасаясь к ней уже не так, как прежде, Иккинг поначалу ощущал себя чересчур неловко.
После стольких лет плохого в хорошее верилось как-то с трудом.
Но никто больше не сомневался в том, что теперь оно было. Иккинг убеждался в этом всякий раз, когда руки Астрид, такие хрупкие на вид, но на самом деле способные легко управляться с тяжёлой боевой секирой, нежно накрывали его ладони.
Иккинг не зря считал её удивительной. Когда-то давно он видел в ней лишь идеальную воительницу, девушку неземной красоты и невиданной силы духа. Астрид казалась ему доблестной валькирией, спустившейся в этот мир из Вальхаллы — для довершения образа ей не хватало лишь крылатого коня (но, признаться, крылатый дракон производил ещё большее впечатление). И не сказать, чтоб Иккинг сильно ошибался в своих суждениях о ней, однако со временем ему становилось ясно — это не всё, что можно было бы сказать об Астрид Хофферсон. Это далеко не полная картина её истинного характера.
Теперь он часто замечал в ней то, чего другие не могли заметить. Неосознанно, но, тем не менее, очень подробно Иккинг запоминал множество деталей, хоть как-то её касающихся — на первый взгляд, незаметных и вроде бы незначительных. Но только на первый взгляд, ведь всё, что относилось к Астрид, для него незначительным быть не могло. И чем больше он запоминал, чем больше наблюдений прятал в самые потаённые уголки своего сознания, тем сильнее, ярче вспыхивало в его душе то бережно хранимое, что с течением лет лишь крепло, перерастая из робкой юношеской влюблённости в полноценное, осознанное чувство. Иккинг подмечал, как волосы Астрид переливались всеми оттенками золота в ослепительном свете солнца; слышал, как в моменты задумчивости она едва слышно вздыхала, собираясь с мыслями, решаясь на что-то; видел, как блестели её голубые глаза, когда в пылу битвы она хваталась за верную секиру, или когда мирными вечерами, под конец очередного нелёгкого денька, наполненного событиями и приключениями, поглаживала по носу довольно урчащую Громгильду…
Или когда Астрид смотрела на него. Ох, от этого искрящегося взора душа Иккинга будто становилась невесомой, заполняясь каким-то чистым, возвышающим светом, и он вдруг становился готов на всё, даже на самое невозможное — ради неё одной.
Несомненно, многим Астрид представлялась только лишь несгибаемым воином, только лишь храброй, грубоватой, независимой девчонкой, порою очень вспыльчивой и не в меру гордой. Однако Иккинг видел в ней больше, чем она показывала другим. И стоило ему впустить её в своё сердце, как она открыла для него собственное.
Эта Астрид лучезарно улыбалась ему, смеялась от его шуток и безобидно шутила сама; эта Астрид подходила к нему, когда он засиживался за картами или пытался предугадать запутанные планы своих врагов, клала руку ему на плечо и в который раз мягко напоминала о том, что пора бы уже отдохнуть; эта Астрид обнимала его настолько тепло и искренне, что её хотелось никогда не отпускать, всё время прижимая вот так, к захлёбывающемуся радостью сердцу.
Эта новая Астрид знала Иккинга от и до, а может, и намного лучше, в чём он неоднократно убеждался. Понимала причины его поступков, умела выслушать, могла дать совет. Она говорила ему: «Я с тобой» — и крепко-крепко переплетала их пальцы. И, в самом деле, всегда была рядом с ним, даже когда судьба вынуждала их временно разлучаться. В такие моменты Иккинг будто наяву слышал её уверенный голос — с едва различимыми, но совершенно иными нотками, предназначавшимися только ему.
В глубине души он был поражён всеми этими изменениями, которые, несомненно, вызывал в ней сам. И до поры до времени совершенно не замечал, что тоже меняется. Медленно, но верно поддержка Астрид вселяла в него всё большую веру в себя, в собственные силы и возможности. То, что недавно казалось Иккингу непреодолимым, немыслимым, он переживал вместе с ней, и вскоре оно становилось лишь частью его безумной жизни, одним из поворотов на долгой дороге вперёд, которую — Иккинг точно знал это — он пройдёт не один.
Астрид помогала ему с его трудностями и проблемами. Иккинг помогал ей стать мягче, терпеливее, мудрее. Они помогали друг другу, и это равновесие было самой прекрасной стороной их новых отношений.
О, у них всё начиналось не совсем с дружбы, но из всех всадников Олуха Астрид в кратчайшие сроки стала его лучшим, самым верным и понимающим, другом, которому Иккинг мог поручить любое дело, доверить любой секрет, которого не побоялся бы посвятить в свои переживания, пропустить в свои мысли…
Пожалуй, было совершенно неважно, когда именно у них появилась привычка держаться за руки. Просто однажды, глядя на Астрид, Иккинг понял, что хочет быть ближе к ней. И, судя по непривычному, но столь желанному ответному огоньку в её глазах, она хотела того же самого.
Они любили держаться за руки. Этот маленький, но очень личный жест значил для них больше громких фраз и красивых слов. Тепло, которым Астрид щедро с ним делилась — необыкновенное, безграничное, вечное, — разливалось по венам Иккинга всякий раз, когда они касались друг друга. Её забота, искреннее беспокойство, желание помочь ему с чем угодно, любовь будто просачивались сквозь его кожу, достигая сердца, порождая в нём лучшие стремления. В такие мгновения многочисленные сомнения и переживания Иккинга отходили на второй план, а всё несбыточное, нереальное вдруг начинало казаться вполне выполнимым.
Ведь Астрид, его друг, его поддержка и опора, его любимая, всегда будет на его стороне, что бы ни случилось. Иккинг точно знал, что ему по силам справиться с чем бы то ни было, изменить ещё многое, очень многое — целый мир, — когда с трепетом держал руку Астрид в своих руках.
А ещё он был уверен, что никогда не перестанет дарить ей то же тепло в ответ.