Сёстры

      Стрелки часов медленно двигаются к полуночи. Ночь пятницы вот-вот превратится в утро субботы. Однако Афродиту — звезду танцпола — это мало интересует. Она легко кружится то с одним, то с другим кавалером, каждого одаривая улыбкой и лёгким поцелуем в щёку. Её невесомое пудровое платье, так похожее на римскую тунику, ласкает нежную кожу, а золотой пояс подчёркивает её точёную фигурку. В самом тёмном углу за барной стойкой сидит широкоплечий бритый байкер в кожанке. Афродита игриво подмигивает ему, а потом продолжает развелекаться, иногда как будто невзначай сталкивая людей, что чувствуют влечение друг к другу.       Когда Афродита веселится в ночных клубах, Афина в длинной красной тунике и белых лосинах по-турецки сидит на диване в своей комнате и пытается читать. Под тусклым жёлтым светом всего двух ламп мелкие буквы превращаются в мушек. Афина жмурится, снимает очки в модной чёрной пластиковой оправе, потирает глаза и снова косится на время. «Афродита опять забыла, что обещала прийти к одиннадцати!» — злится, открывая мессенджер и набирая сводной сестре сообщение в приказном тоне немедленно вернуться.       Афродита старается не шуметь, чтобы не разбудить сестру. Она долго топчется у двери, копаясь в золотистом клатче, который теперь кажется бездонным. Наконец находит ключи. Связка печально звякает, приземляясь на бетон. Афродита вздыхает, аккуратно присаживается, подбирая связку. После тусовки и ночи у Ареса очень хочется спать.       Афина спит чутко, так что когда в замке слышится возня и скрежет, поднимает голову с ручки дивана. Смотрит на дисплей телефона: семь часов утра.       — Дита, — рычит, небрежно швыряя телефон поверх неоконченной вышивки и недочитанной ночью книги.       По пути в коридор золотисто-белый крабик, громко бряцнув, спадает с тяжёлых тёмных волос Афины. Афина замирает перед зеркалом в комнате Афродиты, чтобы заколоть волосы. Дверь в коридоре отворяется. На неслушающихся ногах в квартиру вваливается Афродита. Она падает на пуфик, сбросив каблуки в угол, и начинает тихо смеяться. Афина выходит из её комнаты. Её серые глаза, всегда сердитые и мрачные, сейчас больше всего похожи на остро заточенные лезвия ножей. Афродита вздрагивает, а потом начинает смеяться в голос. Смеётся громко, до истерики, пока из ослабевших рук не выпадают клатч и ключи. Афина скрещивает руки на груди и хмурит густые брови, которых почти не видно за оправой очков.       — Афина, — голос дрожит, срывается, перекрываясь истерическим смехом, — ты не представляешь, как там было круто. Свет, люди. И они всё танцуют. Понимаешь? Они не бессмертны, но веселы. А ты бессмертна, но зачем-то ходишь в университет, пишешь свои д-дипломы… — окидывает сводную сестру взглядом и снова заходится в хохоте.       — Дита, — Афина сердито скользит взглядом по растрёпанным золотистым волосам Афродиты, — во сколько ты обещала вернуться?       — А ты когда-нибудь каталась на мотоцикле, Афина? Это так круто… Свист в ушах, нони огного города… Ой…       — Во. Сколько. Ты. Обещала! — повышает голос Афина, не давая Афродите вновь залиться тем идиотским смехом.       Афродита резко меняется в лице. Голубые глаза уже не кажутся подёрнутыми мутным стеклом, а губы не искажены кривой глуповатой улыбочкой. Светлые брови сдвигаются к переносице. Афродита хмыкает, поднимается. Подходит к Афине, заглядывая в её холодные строгие глаза, сощуривается. В её больших голубых глазах натуральный океан. Океан страсти, обиды, негодования.       — Допустим, в одиннадцать, и что?       — А сейчас сколько? — игнорирует сарказм в её тоне.       — А какая разница, Афина? — продолжает коварно улыбаться Афродита. — Мне кажется, ты мне не мамочка.       Афина не успевает ничего ответить, потому что Афродита, как бы невзначай вжав Афину в косяк, проходит в свою комнату. Афина, хмыкнув, отходит от двери. Афродита берётся за золотистую ручку и рывком тянет дверь на себя. Но дверь не закрывается. Нога Афины в чёрном балетке встаёт между дверью и косяком. Афродита приподнимает одну бровь.       — Пока у нас одна жизнь на двоих, ты обязана меня слушаться. К тому же, из нас двоих деньги приношу лишь я. А ведь мне ещё учиться надо. Афродита закатывает глаза:       — Это твои проблемы, не мои.       — Ди, я, — Афина успевает убрать ногу, когда Афродита резко дёргает дверь на себя. Грохот эхом отталкивается от стен квартиры.       Афродита прислоняется спиной к двери и устало сползает вдоль неё на холодный пол, слушая тяжёлое дыхание Афины за дверью.       — Цветы полить не забудь, — пыхтит Афина, стукая кулаком в дверь, так что та гулко гудит.       Афродита переводит взгляд на целую оранжерею на широком подоконнике. Алые розы, жёлтые нарциссы, яркие фиалки и нежные лилии. И молодые красные анемоны. С тяжёлым вздохом Афродита поднимается и садится на пуфик перед трюмо и вынимает крупные серьги из ушей. Краем взгляда за своей спиной улавливает блеск золотого яблока, стоящего на полке рядом с коробкой с поясами. Щёлкает застёжками ремня. Смотрит, как он переливается в ярких лучах восходящего солнца, аккуратно отодвигает яблоко, приоткрывает крышку коробки, запихивает туда пояс и плотно закрывает. Берёт в руки яблоко. Золото холодит руки, пальцы сами собой прощупывают надпись «καλλίστῃ». Только вот привычное тепло и удовольствие почему-то не разливается по телу. Да, тот спор она выиграла. Но последующие проиграла. И проигрывает до сих пор.       — Но ей об этом знать не обязательно, — Афродита касается губами холодного яблока, ставит его на полку и, прежде осторожно выглянув из-за двери, просачивается в ванную.       Афина сидит на диване. Иголка в руках подрагивает. Обида подкатывает к горлу. Крестики получаются ассиметричными, неровными. Картинка не складывается. Афина шумно втягивает сквозь зубы воздух, откладывает вышивку в сторону и запрокидывает голову. Она чувствует, как сила кипит в груди, как колотится сердце, как пульсирует кровь в венах. Афродита во всём лучше. Она красивее, смелее, коварнее. И титул «Прекраснейшая» отдан людьми именно ей. Афина поднимается с дивана, подходит к террариуму, в котором извивается её змея. Садится за стол, шуршит бумагами, книгами, потом резко сбрасывает всё на пол, туда же сбрасывает крабик, запускает руки в волосы. В ванной громко шумит вода.       Афродита скидывает платье и с наслаждением погружается в белую нежную пену, пахнущую розами и нектаром богов, блаженно прикрывает глаза, чувствуя, как тёплая вода обволакивает её тело, снимает напряжение, прогоняет прочь все печальные и ненужные мысли. В руке — золотой кубок с вином. Она делает глоток. Прикрывает глаза, улыбается. За дверью слышится скрежет и стук.       — Да? — томно отзывается Афродита.       — Ди! За воду платить будешь ты?       Афродита заливисто смеётся в ответ. Афина вздыхает. Она знает, что платить за всё придётся ей. Пока Афродита принимает ванную, нежится в ароматной пене, Афина успевает прибраться в квартире, перебрать однотипные лёгкие платья в нежных тонах в шкафу Афродиты и приготовить обед.       Афродита выскальзывает из ванной, замотанная в полотенце, едва достающее до середины бедра. Её мокрые волосы переливаются золотым больше обычного, а по квартире разносится аромат божественного нектара. Афина нервно постукивает вилкой по столу, пока Афродита надевает невесомый бежевый сарафан и подпоясывается тонким пояском-косичкой. Её золотые волосы чуть мятыми волнами спускаются по груди до самой талии, она легко проходит в кухню и со всем изяществом садится.       Берёт вилку в руки и искоса смотрит на Афину.       Они удивительно разные. Афине чужды развлечения, любовь и страсть так же, как чужды Афродите труд, учение и мудрость. У Афродиты мелодичный голос, похожий на журчание ручья. У Афины голос резкий, похожий на лязганье скрестившихся мечей. Афродита носит платья и пояса. Она легка, ходит, как будто летает, а волосы развеваются и горят золотом. Афина же носит туники и лосины. Она сдержанна в выражениях, походка её решительна и мужественна, а волосы, туго сколотые крабиком, отливают холодом меди.       Они долго смотрят друг на друга, размышляя. Афродита ковыряет вилкой в тарелке.       — И когда ты всё успеваешь, Афина? — изящно выгибает бровь, а в глазах играет коварство.       — В этом моя суть, Ди, — холодно отрезает Афина, разрезая кусок мяса ножом.       — Ох, Афина, — Афродита расплывается в улыбке, заправляет за ухо влажную прядь, — ты всё-таки неисправима. Как же ты не можешь понять, что суть женщины не в учениях, не в рукоделии, не в зарабатывании денег, а в другом…       Афина отставляет тарелку в сторону. То ли еда получилась слишком жирной, то ли речи сводной сестры отравляют. Она вздыхает, поднимается из-за стола и принимается варить кофе, как бы невзначай упоминая о его чудных свойствах. Афродита слушает всё молча, а когда Афина щёлкает зажигалкой, газ с глухим хлопком вспыхивает.       — Ты не хочешь меня слушать. Печально… — Афродита отправляет кусок мяса в рот и смотрит на спину сестры. — А ведь женщина не для того…       — Тебе виднее, Ди, — сжимая зубы до скрежета, пожимает плечами Афина. Оборачивается. В глазах её вспыхивает ярость. — Ты же так похожа на нашего папочку. Только если он знался почти со всеми богинями пантеона и некоторыми людскими женщинами, то ты…       — Замолчи! — по-змеиному шипит Афродита, бросая вилку в тарелку.       — Правда глаза колет? — голос спокоен, полон металлического холода.       — Да какая правда! Что ты вообще знаешь?       — Знаю то, что вижу уже на протяжении многих столетий! Тебя не заботит ничего, кроме себя, Афродита, — полное имя в устах Афины режет, — какая бы эпоха ни пришла, зачем бы мы ни спустились с Олимпа, мы спускаемся вместе. И живём вместе! И я вижу, что ты ничего не представляешь. Пустышка! Подумаешь, получила титул «Прекраснейшей»! Какова награда!       — Ох, я и забыла, что у нас тут папина головная боль стоит. Поучает всех и вся. Только почему-то жизнь твоя по-прежнему плоха! — сладкий яд голоса Афродиты проникает под самую кожу, зудит.       — Не тебе говорить о плохой жизни! Или напомнить, как лет триста назад за прелюбодеяние, доказанное Гефестом, тебя могли казнить? Кто тогда тебе помог уладить всё?       Афродита опускается на стул. Запускает руки в волосы и закрывает лицо руками. Выдыхает. Она помнит всё, что для неё сделала Афина, и благодарна ей.       — Ты. И не нужно напоминать мне об этом всегда.       Кухня тонет в молчании. В турке бурчит кофе, но богиням уже не хочется ни есть, ни пить. Афина выключает конфорку.       — Афина, скажи, когда же ты наконец признаешь, что я права? Да, быть может, не во всём, но хотя бы отчасти?       — А когда ты наконец прекратишь жить одними лишь развлечениями?       Они смотрят друг на друга, как будто ждут чего-то. Афина делает неловкий шаг к Афродите. Афродита поднимается со стула. Шаг. Крепкие объятия. Афина крепко прижимает к себе худенькую хрупкую Афродиту. Афродита утыкается носом в плечо Афины, чувствуя её сильные объятия.       — Никогда, — синхронно шепчут они, отвечая то ли на вопросы друг друга, то ли на свои собственные.       Они задают эти вопросы каждый раз, когда вынужденно оказываются среди людей, чтобы подарить им любовь и мудрость. И каждый раз знают ответ.       И как Афина никогда не поймёт Афродиту, тратящую жизнь на развлечения и мужчин, так Афродита не поймёт Афину, потонувшую в ремесле и учении.       Но они всегда будут вместе. Потому что мудрость и сила не может стоять далеко от любви и страсти.