***
Стрелки часов под стрекот цикад ползли к полуночи, дабы наконец встретиться на рубеже вчерашнего и сегодняшнего дня, меняя их местами, а Стефан и Елена все говорили и говорили на парковой скамейке, залитой приглушенным светом уличного фонаря. Как только он упоминал новую миссию и другую страну, то она сразу же осыпала его миллионом разнообразных вопросов, все узнавая и как, и где, и почему, и что там, и легко ли дышится тем воздухом — ей никогда не доводилось еще покидать Мистик Фоллс, но она хотела, отчаянно хотела этого, а теперь словно сама бродила по каменной мостовой Вены или непроходимым джунглям Танзании. Но вдруг она зажмурилась и откинулась на кованную металлическую спинку, сделав вдох, еще один, чаще и чаще, а потом вдруг посмотрела на Стефана и спросила: — Тебе не кажется, что мы уже встречались? Я будто знала тебя давным-давно. И вовсе не веду себя так обычно, а тут услышала, как ты заказал свое мороженое и… — Возможно, в прошлой жизни, — перебив ее, согласно кивнул он. Его и самого посещала такая догадка за последние пару часов несколько раз. Иначе ведь никак не объяснить то, что они и сами не заметили, как зацепились, уже спутались судьбами и проросли в них подобно взошедшим цветам с еще не распустившимися бутонами, но налитыми жизнью и ждущими только утреннего тепла и лучей солнечных, чтобы развернуть под их касания свои лепестки. — Как же замечательно, что мы сумели найтись. Елена в порыве прильнула к нему, заключая его в свои объятия, и склонила голову ему на плечо. И сейчас-то обоим хотелось просто молчать. Пусть несколько позже и совсем не в Гринтауне, штат Иллинойс, и звали его не Том Смит или Джон Грин, а Стефан Сальваторе, но Уильям Форестер спустя столько лет встретил-таки свою Элен Лумис благодаря лимонному мороженому с ванилью, выбранному когда-то условным сигналом; и они одного возраста и наконец-то вместе, и не отпустят друг друга до самой смерти; и теперь-то фраза про родство душ уже не кажется такой избитой…Часть 1
23 июня 2018 г. в 20:00
Лето две тысячи пятнадцатого года выдалось в Мистик Фоллс, штат Вирджиния, особенно странным: несколько раз в неделю бескрайнее голубое небо ни с того ни с сего посреди погожего ясного дня заволакивало грозовыми тучами, и темень стояла такая, что глаза выкалывать впору, все равно виднее не станет. Местные жители негодовали и сетовали, что теперь обитают в тропиках с полуденными ливнями.
И только Стефан был не согласен с ними — побывав в этих самых тропиках, он прекрасно понимал, что легкий дневной дождик, схожий с освежающим душем, сложно сравнить со стеной воды, льющей с небес так, будто там прорвало все водопроводные трубы разом.
Вернувшись в августе домой, он хотел было насладиться закатом лета, отхватив его последний кусочек, словно в хрустящем и рассыпающемся крошками вафельном рожке из-под мороженого на самом донышке осталась застывшая глазурь из сливочного масла с сахаром, нежно тающая на языке, стоит только лизнуть ее кончиком. Сколько мороженого и фруктового льда перепробовал Стефан за всю свою жизнь, а все равно в памяти отложилось почему-то то самое из детства, что продавалось в Мистик Фоллс — городке, где он рос.
Городок этот, кстати, встретил его не так уж радушно — перед дневными ливнями неизменно наступала духота, остающаяся на коже влажной липкостью, а в легких — с трудом дающимся следующим вдохом, настолько не хотелось тянуть через ноздри в себя распеченный в летней жаровне воздух. А еще от этого приходилось чаще есть мороженое, и тут-то Стефану было грех жаловаться, но он и не делал этого особо. В конце концов, ему приходилось жить и в условиях похуже, но сравнивать он не привык.
Зайдя в магазин мороженщика, в котором отбоя от покупателей не было в этом году, будто он сорвал джекпот в лотерее с такой-то погодой, и, окунувшись в его прохладу точно в озерную воду, Стефан вдруг поймал себя на мысли, что раньше ведь мороженое продавалось в аптеках, и люди точно так же выстраивались за освежающей сладостью там, в сияющей белой чистоте, кажется, делавшей еще холоднее. В самый раз для знойного лета.
Раздумывая, что бы взять, Стефан скосил взгляд на нетронутое лимонное с ванилью, и усмехнулся — если уж начал думать о прошлом, то почему бы не отведать его? Говорят, этот вкус был популярен в старину. Сейчас-то его заменили фисташковым, и с шоколадными каплями, с дроблеными орехами со всех уголков мира, и даже с беконом. Такого разнообразия, откровенно говоря, ему никогда было не понять — но может оттого, что он пресытился уже диковинными вкусами и жаждал чего-нибудь традиционного, того, что может успокоить душу хоть на краткий миг.
Стоящая перед ним девушка с длинными-длинными каштановыми волосами, словно струящимися шоколадным водопадом с глянцевым блеском по ее острым плечам, только подставляй под него шарики сливочного, чтобы полить их сверху для пущего удовольствия, услышав его озвученный заказ, хихикнула и смерила его ироничным взглядом. Сама-то она взяла мороженое с бисквитной крошкой и кофейно-ореховой посыпкой, да еще и с карамельной прослойкой, увенчанное клетчатым вафельным треугольником.
Стефан легонько и едва заметно поджал губы, в ответ одаривая ее отсутствием внимания к ее персоне, и совсем скоро незнакомка скрылась за спинами людей, стоящих в очереди за ним.
Расплатившись, он с наслаждением откусил кусочек, даже не лизнул, не боясь, что горло заболит, в конце концов, он ведь взрослый, и зажмурился, поймав себя на мысли, что дома хорошо и, кажется, тут кому-то известен секрет машины времени, иначе как объяснить, что именно в этом городке возможно вернуться в прошлое, причем в особенно приятные моменты, а не в те, что услужливо подкидывала память за миг до того, как провалишься в сон, и от усталости слипаются глаза.
Едва он покинул магазин, как вновь столкнулся с незнакомкой, но теперь она явно попрощалась со своей иронией — пока они покупали мороженое, дневной дождь уже прошел, и, как только она вышла на улицу, то ее тут же окатил из лужи проехавший мимо автомобиль. Красное платье, усыпанное белыми цветами, теперь не обтягивало ее точеную фигурку, а свисало мокрым пузырем, будто взявшим ее в плен; с кончиков волос падали капельки, но не растопленного шоколада, а воды; и мороженое, то самое, с бисквитной крошкой, и кофейно-ореховой посыпкой, да еще и с карамельной прослойкой, увенчанное клетчатым вафельным треугольником, покоилось теперь у ее ног стремительно таящим холмиком, также превращавшимся в лужу: прослойки было уже не видать, а вафля быстро размокла, превратившись в совсем неаппетитный лоскуток, смахивающий на газетный обрывок.
И Стефану бы пройти мимо или ответно наградить ее каким-нибудь ироничным выпадом, но он позволить себе подобного не мог — наоборот, ее, такую враз растерявшую свой гонор, хотелось обнять и утешить, успокоить, согреть и сделать все, чтобы она расправила спину и плечики ее снова остро торчали, будто ангельские крылья.
— Я бы мог предложить тебе свое лимонное мороженое с ванилью, — осторожно начал он, приближаясь к ней на несколько шагов, — но вдруг оно опять покажется тебе смешным.
— Уже не покажется, — выдохнула она, словно признала свое поражение и капитулировала перед ним. — Я — Елена.
Елена. Это имя хотелось попробовать на вкус точно так же, как и мороженое, но не кусать его, а ласково касаться кончиком языка, произнося то тише, то громче, с нежностью и жадностью, как еще одно самое вкусное лакомство в мире. А Стефан считал мороженое именно таковым, да-да.
— А я Стефан.
Он протянул ей свой рожок, еще оставшийся в объятиях бумажной салфетки, и на какой-то миг, короткий жалкий миг, их пальцы соприкоснулись, когда она обхватила его ладошкой.
«Наверное, так происходит только в фильмах», — подумал Стефан, ощутив покалывание под кожей, точно тысячи мелких иголочек ожили в месте их мимолетного крошечного столкновения.
Они медленно побрели по улице, неловко и неуверенно распутывая нить беседы, болтая о чем-то неважном и абсолютно простом, но стоило ему обмолвиться о том, что он побывал почти на всех континентах, посетил многие страны: никем не слыханные и знакомые каждому, как взгляд Елены вспыхнул, разгорелся с такой охотой и любопытством, будто в глубинах ее карих омутов кто-то раздувал каминное пламя, требуя больше дров, вот так и она пожелала еще-еще-еще рассказов о его путешествиях.