Небо французской ривьеры

Голубое небо тянется до линии самого горизонта. Далеко, над лазурными волнами побережья Средиземного моря, летают чайки, высматривая в воде себе добычу. Симон ведет машину, а я сижу рядом. Мы просто болтаем о всякой ерунде, точнее, это мне так кажется, что болтаем. На самом деле говорю только я, а он внимательно слушает. И я, наконец-то, осознаю, что тишину нарушает только мой голос. От этой мысли мне становится неловко. Я замолкаю и перевожу взгляд на его руки. Смотрю на них, и не могу оторвать глаз, созерцая, как длинные пальцы легко касаются руля, поглаживая кожаную оплетку, лаская ее, и я представляю, как эти самые пальцы будут гладить мое тело. И так как мой бессвязный речевой поток прервался, и я уже совершенно не помню о чем говорил, начинаю судорожно искать новую тему для разговора, только лишь бы не думать о руках Симона и о том, что они могут со мной сделать. В этот момент Симон поворачивает голову и улыбается мне своей потрясающей открытой улыбкой. Меня тотчас охватывает сильное волнение, все тело начинает гореть, и я не знаю, что с собой делать, чтобы скрыть внезапно накатившее возбуждение. И тут Симон сворачивает на обочину, останавливается и смотрит на меня. Мы сидим в машине и между нами повисает неловкое молчание. Не в силах справится со своим возбуждением, я подвигаюсь ближе настолько, насколько позволяет пассажирское сидение, и отчаянно целую его. Он не отталкивает меня, как я предполагал, а наоборот начинает отвечать на мой поцелуй. Его движения такие нежные, а губы такие мягкие и податливые, что мне просто рвет крышу от возникшего вдруг чувства вседозволенности. И поэтому я, неожиданно для самого себя расстегиваю его ширинку, освобождая, уже порядком напрягшийся член, наклоняюсь и беру его в рот. Какое-то время я могу еще слышать, как кричат чайки, и как волны бьются о гранитный парапет набережной. А потом желание сводит меня с ума, я расстегиваю свои джинсы и крепко сжимаю рукой собственный стояк, чтобы позорно не кончить себе в штаны. Надолго меня все равно не хватает и, через бесконечное количество минут, я не слышу уже ничего вокруг, только бешеную пульсацию в висках и сильный гул в ушах от неотвратимо накатывающего оргазма. Чувствую, как и его движения становятся резче, а дыхание прерывестей, еще сильнее сжимаю свой перевозбужденный член, и кончаю себе в кулак, а Симон кончает мне в рот. Я облизываю губы, вытаскиваю из бардачка салфетку и тщательно вытираю свои пальцы, избегая смотреть в глаза Симону, боясь сгореть от стыда на месте. Но когда я все-таки набираюсь смелости сделать это, то вижу на его покрасневшем лице растерянную улыбку. На следующий день Симон сам звонит мне и предлагает выпить пива. Я, естественно, сразу соглашаюсь, но когда я прихожу, ни о каком пиве речи не идет. Он сам практически набрасывается на меня с поцелуями, сильно вжимая в стену. Мы целуемся, ласкаем друг друга, и вот я, неизвестно каким образом, уже оказываюсь лежащим на диване лицом вниз. Хотя он старался изо всех сил подготовить меня, сначала все равно было больно, но боль длилась не долго, потому что он затронул что-то внутри, и мне показалось, что я улетаю куда-то за грань реальности. Мне стало так хорошо, что я перестал замечать и жесткий каркас дивана, впивавшийся в ребра, и резь в растянутом анусе. В какой-то момент я не выдержал и сам положил его руку на мой член, накрыв ее поверх своей и начал помогать Симону, задавая нужный мне ритм — все-таки он был чересчур нежен со мной. Скоро настал день моего отъезда в Германию. Мы встречались еще несколько раз у него дома, и, иногда, ездили на машине за город к морю. Занимались этим на природе под аккомпанемент ласкового прибоя — это было божественно. Сложно описать, как мне нравились его карие, глубокие глаза, его губы, сухие и обветренные, но в то же время нежные и мягкие, и руки, умеющие ласкать так, что забываешь обо всем на свете. И мне очень нравились зарождающиеся новые чувства. Может быть, я все преувеличиваю, и нет никаких чувств, вполне возможно, что все это наваждение и, как только мы окажемся далеко друг от друга, все закончится, но мне так хочется верить, что-то, что между нами было не пройдет бесследно. Я улетаю из Франции, навсегда увозя в своем сердце лазурное небо французской ривьеры. Когда, спустя месяц, уже Симон приезжает в Германию — мы созваниваемся и договариваемся встретиться. Изначально мы думаем пойти в паб, но в результате все заканчивается умопомрачительным минетом, который теперь уже он делает мне в машине. В итоге мы, уставшие катаемся до утра по городу, не вспоминая о том, что у обоих завтра трудный день — начались межсезонные сборы. Вечером следующего дня, измотанный до чертиков, я вылезаю из ванной и слышу звонок телефона — это Симон. Мы договариваемся о встречи — я приглашаю его к себе. Симон приезжает на, взятом в прокат, автомобиле. Когда он заходит в дом, мы, не думая ни о чем другом, сразу же поднимаемся ко мне в спальню, на ходу срывая друг с друга одежду и ни на секунду не прекращая целоваться. Хоть я валюсь с ног от усталости, мое сердце поет, а внизу живота во всю разливается огонь желания. Но мне все равно немного неловко, чувствую, что нужно снять напряжение, поэтому достаю виски, самое лучшее и дорогое, какое только могу найти в своем доме. — Я за рулем. — Симон сначала отказывается. — Забей! — отмахиваюсь я, — Оставайся на ночь. В итоге мы надираемся в хлам, видимо сказывается усталость. Мы трахаемся всю ночь, и он, наконец-то, позволяет мне полидировать в гонке, а проще, быть сверху. Происходящее напоминает сумасшедшую оргию, и между всем этим, я не перестаю повторять, как сильно люблю его. Утром мы выглядим, как два несвежих трупа. Честно признаться, я не так уж часто пью что-то крепче пива, и поэтому почти ничего не помню. Симон валяется в постели, благо сегодня ни у него, ни у меня нет тренировок. Судя по всему, ему тоже не хорошо, и я пытаюсь помочь, как могу. Приношу аспирин, варю кофе, готовлю завтрак, в силу своих скромных способностей. Хожу вокруг да около, выспрашивая, что еще я могу сделать, чтобы облегчить его похмельные страдания. Вот за такими обыденными делами и проходит наше утро. А ведь сегодня мы спали вместе! Всю ночь! Рядом! А я даже не прочувствовал, насколько это приятно. Ближе к обеду он более или менее приходит в себя, и я предлагаю ему принять ванну, вместе, и он соглашается. Потом, когда он уезжает, я снова ощущаю пустоту вокруг себя. Выглядываю в окно, но улицы пусты и серы, как небо над моим домом. И я невольно вспоминаю нежное голубое небо французской ривьеры, под которым и зародилось мое маленькое счастье. Звонит мобильный — как ни странно, но это Симон. Я удивляюсь, ведь мы только что расстались, но ничем не выдаю своего удивления, во всяком случае, я так думаю. Мы какое-то время болтаем о всяких пустяках, затем прощаемся, так ни о чем толком не договорившись, и на меня снова отчего-то наваливается тоска. С чего бы это? Через два дня он улетает обратно во Францию. Что будет дальше, я не знаю, да и не хочу ничего загадывать — мне, почему-то верится, что все будет хорошо. И еще, в моей голове до сих пор звучат те слова, что я говорил ему ночью.