I don't say strange things

— Доктор Чон, пройдите, пожалуйста, в десятую палату! Хосок, запинаясь в собственных ногах, попутно надевая халат, чертыхается на громкоговоритель. Это вообще была плохая идея, потому что теперь ему нет ни минуты спокойствия в собственной больнице, но, как говорил один из спонсоров, без которых бюджетные отделения хосоковой больницы не могут существовать, «для оптимизации работы придётся потерпеть». Хосок в принципе терпила, потому что иначе он бы давно хлопнул дверью, показывая средний палец. Не для этого он учился в меде семь лет, а потом ещё маялся в ординатуре три с половиной года, чтобы в конце концов, стать одним из самых востребованных врачей в стране — кардиохирургом. Чон ещё молодой специалист, и далеко не сразу его допустили до ассистирования, не говоря уже об операциях, но он упорно трудился и учился каждый божий день, чтобы сегодня иметь то, что имеет. Выходя из своего кабинета, Хосок надеется не встретиться с главой больницы, который вылавливает его уже несколько дней. Хосоку хотят впаять поездку за границу, мол, для обмена опытом, но Хосок категорически не согласен куда-то ехать. Ему и тут хорошо, в тёпленьком местечке. Не для этого же он так рвался попасть именно в эту больницу. Тут и друзья, бывшие однокурсники, и хорошая зарплата, и ездить не так уж далеко от дома, и отпуск оплачиваемый ежегодный, и свой кабинет с тремя интернами, которых, впрочем, чаще учит хосоков заместитель, доктор Ким, чем он сам. Хосоку тут нравится, пусть и приходится проводить в операционных по двенадцать часов, а то и больше бывает. Он никуда не поедет, потому что жизнь, вроде бы, только налаживается. — Доброе утро, красивый доктор, — приветствует его неизменно одна из постояльцев этой больницы, старушка за восемьдесят. — Вам бы жениться уже. — Я женат на работе, аджумма*, — хохочет Хосок. — Да и если я женюсь, мне же придётся уделять время жене, кто будет вас радовать своим присутствием по утрам? — Что, солнышко не может перестать светить людям? — подначивает один из коллег, которого Хосок любит не очень, но в ответ лишь улыбается. Чон проверяет пульс своих пациентов, температуру, сердечные ритмы, наказывает кому-то прекратить пить таблетки, а кому-то, наоборот, выписывает другие, назначает процедуры, утешает, вселяет надежду и выходит. — Хосок, тебя там уже ждут в приёмной, — бросает на ходу медсестра и уносится в палату. Хосок медленно вдыхает и выдыхает. Сегодняшний день начался с того, что ему опять позвонили родители под благовидным предлогом поинтересоваться, не собирается ли Хосок подумать о новом свидании вслепую. Чон ненавидит это. К младшему из братьев и спрос не так строг, как к нему, и Чонгук развлекается вовсю, ездит по своим конкурсам и соревнованиям и живёт на полную катушку, но только не Хосок. Хосок старший сын и должен жениться первым, хотя по факту он никому ничего не должен. Он искренне влюблён в свою работу и практически всегда до последних полгода, пока он не стал работать более стабильно, его эта отговорка спасала. Его работа — людские сердца. Хосок мастерски вытаскивает с того света тех, чьё сердце вдруг объявляет бойкот и больше не бьётся. Но по делам любовным у Хосока никак не получается. Не все сердца в мире он способен излечить. И своё в том числе. Он сидит в приёмной до конца своей смены, так ни разу и не пообедав, поэтому, закончив, встаёт и чувствует, как пятая точка отваливается буквально. Желудок урчит и ненавидит Хосока за и так испорченный на работе метаболизм, из-за чего Чону даже пришлось пару месяцев походить в качалку брата. Не очень хотелось отращивать жирок, несмотря на то, что это показатель достатка. Ему не для кого было приводить себя в порядок, но он думал о своей фигуре исключительно как о здоровье. Раздаётся звонок на телефон. Мужчина, вот-вот снимавший с себя медицинский халат, замирает, надеясь, что звонят не по работе. Он не спал целые сутки и ему бы хорошенько вздремнуть. Он заработал свои законные сутки выходного, большую часть из которых просто проспит непробудным сном, не отвечая на звонки и даже не думая открывать посторонним свет. Звонит, как ни странно, Чонгук. Брат не особо-то беспокоится о том, как поживает старший, особенно, когда у него случается очередная поездка. — Да? — уставшим и крайне нервным голосом спрашивает в трубку старший брат. — Хён, у нас дома есть что пожрать? Я ужасно голодный возвращаюсь домой, — Чонгук, видимо, только что прилетел с очередного конкурса во Франции. — Или мне зайти и купить что-нибудь жирное и вредное для фигуры? — Шаришь, малой, а теперь отвянь, я с дежурства. — Оу, — Чонгук тактичен, и надо отдать ему за это должное. — Тогда встретимся дома. Хосок отключает вызов и уже снова пытается переодеться в будничную одежду, как его выводят из равновесия новые трели телефона. — Да еб твою, то я нахер никому не сдался, хоть подохни на работе, то все резко обо мне вспомнили! О! — увидев, кто звонит, Хосок собирается высказать всё, что накипело. — Голубки, вы решили позвонить мне из своего охрененного медового месяца, чтобы подразнить меня? — Хосок, — дрожащим голосом приветствует его друг с того конца линии. — Чонын упала в обморок. И блять, — Хосок перехватывает телефон покрепче, моментально напрягаясь, потому что он прекрасно знает о болезни девушки, в прошлом сводной сестры старого друга, — блять, Хорс, она так тяжело дышит и… что мне делать? — Ей оказали первую помощь? — Да, но они ничего не могут тут сделать, а это по твоей части… Они ничего мне не говорит, но я чувствую этот пиздец. — Вы ещё на Чеджу? — Хосока тоже начинает подтрясывать, потому что вообще не до шуток. — Да. — Возвращайтесь немедленно. Повисает тишина, видимо, Мин Юнги на том конце провода принимает решение, исходя из положения вещей, которых Хосоку пока не видно. — Скоро будем. Ближайшим рейсом. Хосок закрывает глаза и опять глубоко вздыхает, прекращая переодеваться. — Ну отдохнул, бля.