Дотянуться до тебя

Слэш
R
Завершён
165
автор
Размер:
38 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
165 Нравится 15 Отзывы 27 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Онемевшими пальцами Кихён стискивает полы рубашки так сильно, что рукам становится больно. Он сглатывает, подавляя очередной приступ тошноты, — только этого сейчас не хватало, — и поднимает голову. Глупо было бы тешить себя надеждой, что он сумеет избавиться от этого ублюдка когда-нибудь. Не теперь и не в пределах этих стен. Это даже льстит. Насколько же все предсказуемо. — Так взволнован, что у тебя стоит, — вызывающе ухмыляется Кихён сквозь боль. Разбитая губа саднит и кровоточит, он осторожно трогает ранку кончиком языка и ловит в чужих глазах нехороший блеск. — Сколько раз ты дрочил, представляя этот момент? — Заткнись. Хенсу замахивается, чтобы отвесить ему оплеуху, от которой голова Кихёна дергается вбок, но он тут же поворачивается обратно, упрямо глядя на Хенсу исподлобья. Во рту разливается отчетливый вкус соли и железа. — Угадал, — бормочет он, тихо усмехаясь. Боже, это так очевидно, что даже не смешно. В самом деле. — Решил сдохнуть прямо сейчас? — Хенсу хватает за волосы и запрокидывает его голову назад, так что на шее Кихёна проступают от напряжения жилы. — Не надейся, не для этого я ждал так долго. Интересно, что бы сказал твой братец, увидев сейчас таким? — Ты бы сдох раньше, чем успел представить себе это, — хрипит Кихён. — Какая жалость, его здесь больше нет. О чем он думал, оставляя своего любимого маленького братика совсем одного? Мм? Или, может, он тоже устал и позволил этому случиться… Как думаешь? — Ты не достоин даже того, чтобы лизать его ботинки, — Кихён добавляет про себя урод и плюет в него вместе с кровью, что скопилась во рту. К сожалению, в лицо не попадает. — Зато ты удостоишься чести лизать мои. Но сначала полижешь кое-что другое. В глазах темнеет и плывет. Кихён боится потерять сознание, быть изнасилованным в отключке — последнее, что можно себе представить из кошмаров. Продолжая удерживать его за волосы, другой рукой Хенсу расстегивает свою ширинку. Тошнота снова накатывает кислым комком, застревая где-то в напряженном горле. Нельзя. — У меня острые зубы, — с трудом выговаривает Кихён. — Ох, и правда, — Хенсу останавливается и смотрит по сторонам, явно пытаясь придумать какой-нибудь план. И придумывает — тупой, как и все планы, которые обычно посещают его тупую голову. — Эй, Санчи, у тебя еще остались те веселые таблетки? Дай мне парочку. Блять, нет. Кихён вздрагивает, догадываясь, о чем они говорят. Это действительно близко. Высокий нескладный дылда с вечно сальными волосами шарит по карманам и, выудив маленький пакетик, протягивает Хенсу пару розовых капсул. — Ты станешь моей сучкой, хочешь того или нет, — шепчет Хенсу ему на ухо. — Ты будешь умолять трахнуть тебя. Я засуну свой член так глубоко в твою прелестную задницу, что ты будешь стонать и просить еще. Слышишь, Кихён-и? Ты наконец-то… Громкий треск выломанного замка и отлетевшей к стенке двери прерывает интимный момент, заставив всех обернуться. — Какого… — кривится в злобном оскале Хенсу. — Ой! Дверка сломалась, — улыбается с порога вошедший. — А я ведь только постучал. Ногой. Его улыбка обескураживает похлеще, чем внезапное появление. Такая бывает у детей, получивший вожделенный подарок на Рождество. Или у девушек, когда им дарят обручальное кольцо. С такой улыбкой спасают котят и переводят бабушек через дорогу. Или же ее можно воткнуть под ребра, и жертва умрет счастливой. Кихён видел слишком много таких улыбок, чтобы обманываться на ее счет, и не сказал бы, что это делает ему много чести. К тому же, этот парень — особый случай. Все называют его Вонхо. Кихён предпочитает настоящие имена, но кто он такой, чтобы вообще с ним разговаривать? Вряд ли ему когда-нибудь представиться повод обратиться к Шин Хосоку. Упаси Господь — он этого не хочет. С Кихёном они учатся в параллельных классах и даже никогда не разговаривали. — Ничего, что мы без приглашения? — продолжает тот. Увиденное явно его не шокирует. — Грех пропускать такое веселье. Вонхо переводит взгляд на Кихёна. О, тот прекрасно осознает, как выглядит сейчас (полупрофиль, вид сзади, типичная поза для отсоси мне, сладкий) — стоя в унизительном положении на коленях перед парнем со спущенными штанами. В порванной одежде, с разбитым лицом, испачканный собственной кровью. Но, в общем-то, Кихёну плевать, гораздо больше его занимает выражение лица: в глазах Вонхо нет намека ни на жалость, ни на презрение. Происходящее его ...забавляет? Пока Кихён разглядывает его из-под ресниц, Вонхо переключает свое внимание на Хенсу, и улыбка внезапно сползает с его губ. Не обращая внимания на остальных, он делает пару быстрых шагов прямо к ним и, пользуясь секундным замешательством, — трудно сориентироваться сразу, когда твои штаны на полпути к коленям, — бьет Хенсу ногой в грудь. На минутку, Кихён в курсе, что в кедах Вонхо утяжеленная подошва, — но кто этого не знает? Хенсу в последний момент хочет прикрыться Кихёном как щитом, рванув его за рубашку на себя, но не успевает. Ткань трещит на плече по шву, Хенсу отлетает в нагромождение сломанных стульев, а Кихён по инерции валится вперед, подставляя руки, чтобы не пропахать пол лицом. Его мелко трясет, и он пытается не поддаться истерии, но против воли расплывается в дурацкой улыбке. Хорошо, что лицом в пол. — Эй, ты как? — кто-то опускается рядом. — Идти можешь? Кихён со стоном приподнимается на локтях, услышав знакомый голос. — Я в порядке, — через силу хрипит он. — Занимайся своим делом, Минхёк. Тот критично осматривает Кихёна, покачав головой, стягивает с себя форменный пиджак и накидывает на его подрагивающие плечи. Минхёк идет заниматься делами, то есть месить попавших под руку второгодок из банды Хенсу. Кихёну приходится проползти на коленях несколько шагов, пытаясь не попасть под ноги дерущимся, прежде чем он может встать, хватаясь за стену. Нещадно ноют отбитые ребра. У двери он оборачивается, чтобы увидеть, как Хенсу барахтается на полу с заломленными руками, а Вонхо сидит у него на спине, тыча мордой в деревянные доски. — Ты бы гордился мной, хён, — тихо бормочет он. Если бы я когда-нибудь рассказал тебе об этом, — добавляет он мысленно и удаляется в сторону комнат школьного общежития.

***

Март на удивление жаркий. После баскетбольной тренировки Кихён принимает душ и, быстро переодевшись, выходит на улицу, стремясь добраться до кампуса как можно скорее. Там, по крайней мере, прохладнее, чем на улице. Прошло две недели со школьного переворота, синяки и ссадины от побоев уже зажили, и он наслаждается свободой, больше не опасаясь быть пойманным шавками Хенсу на каждом шагу. Кихён заворачивает за угол спортивного крыла и, увидев Минхёка, совершенно очевидно поджидающего именно его, останавливается. Минхёк выглядит как модель для рекламы школьной формы или как герой сёдзе-манги для любого возраста. Даже то, как он стоит, небрежно опираясь задницей на стену, слегка наклонившись вперед и согнув одну ногу — готовый фап-кадр. Точнее, если бы Кихён не знал, что Минхёк может ударом ладони по шее вырубить практически любого, он бы так думал. Но он знает. Лучше бы пошел в модели. — Он хочет поговорить с тобой, — каким-то уставшим голосом говорит Минхёк, перекатывая пару звенящих металлических шаров по ладони. Пальцы тренирует. — Ты же не надеялся этого избежать? Конечно, нет. Кихёну теперь вообще надеяться особо не на что в его шатком положении. Минхёк специально на него не смотрит, все бренчит своими шарами — раздражает до ужаса. Вроде они уже все утрясли, но на Минхёка иногда накатывает по старой привычке — Кихён его тоже раздражает своим упрямством. Когда становится совсем невыносимо, Минхёк сваливает из их общажной комнаты на пару дней. Потом возвращается, конечно, куда ему деваться от лучшего друга. Вот как сейчас: они последние три дня только в классе пересекались, хотя в комнату Минхёк явно забегал — исподнее поменять как минимум, — но исключительно в отсутствие Кихёна. И все эти две недели Кихён ждал. — Удивлен, что не раньше, — он равнодушно пожимает плечами. — Были кое-какие дела… Ну да, дела, хмыкает про себя Кихён. Всего-то подмять под себя старшую школу, пока остальные банды не объединились против Вонхо. Минхёк ерошит крашеный в платиновый блонд затылок и все-таки смотрит на Кихёна с тем самым выражением лица, которое тот терпеть не может. — Может, ты все-таки подум… — Мы уже это обсуждали, — Кихён недовольно хмурится и морщит нос. — И думал, что поняли друг друга. — Я до сих пор злюсь. — Знаю. — Он замолкает, не желая продолжать разговор, который тянется чуть ли не месяцами. У Минхёка на самом деле полно поводов злиться, особенно из-за последней выходки Кихёна, но время поджимало и пришлось импровизировать почти на ходу. Все же обошлось. — Курить хочется. — Ты бросил. — Спасибо, что напомнил. Пошли уже. — Кихён плетется следом, но когда они доходят до старого корпуса, хватает Минхёка за рукав, останавливая. — Не вздумай втягивать меня, ты понял? — Иди на хуй. Я все еще зол, но не настолько, чтобы ты перестал мне доверять. — Хорошо, — Кихён сжимает его плечо. — Я, правда… — Тц! Бесишь! Минхёк вырывается, пинает стену ногой и уходит вперед, не оборачиваясь. Глядя ему в спину, Кихён испытывает смешанные чувства, но у него больше нет права на сожаление. Через пять минут петляния по коридорам они входят в заброшенный кабинет, который давно не используется по назначению. Минхёк небрежно машет рукой и ретируется гудящему в углу древнему холодильнику. Кихён кивает в знак приветствия. На его лице максимально нейтральное выражение — он никто в этом мире бушующего тестостерона, ну, разве что почти жертва изнасилования. — Как здоровье? — Вонхо ярко улыбается, скользнув по его лицу любопытствующим взглядом, и протягивает руку. Он больше похож на доброго соседского мальчишку, чем на лидера банды, но Кихён не привык доверять тому, что видит. — Спасибо за заботу, — Кихён вяло пожимает протянутую ладонь и, как и полагается, остается стоять, пока ему не предложат присесть. Если предложат. Ох уж эти неписаные законы. — О тебе ходят разные слухи, — продолжает Вонхо, пристально разглядывая его. Кихён чувствует это, даже уткнувшись глазами в свои ботинки. Скажи что-нибудь, чего я не знаю. — Присаживайся, хочешь пива? Жара просто невыносимая. Кихёну хочется глотнуть чего-нибудь холодного, но он не собирается пить с Вонхо. Ни в коем случае. Отказ мог бы выглядеть оскорблением, но у него есть отличная отмазка. Как кстати. — Все они не соответствуют действительности, — скромно говорит Кихён и так же скромно опускается на краешек стула. Вонхо плюхается напротив, на диванчик под открытым настежь окном. — Спасибо, но я только что с тренировки. — Как хочешь. Минхёк протягивает Вонхо открытую банку и усаживается на подлокотнике того же дивана. — О чем ты хотел поговорить?.. — Кихён намеренно оставляет в конце недосказанность, будто повисшее в воздухе хён. У них не настолько большая разница, и они не настолько близки. У Кихёна, вообще-то, нет ни малейшего желания сближаться с Вонхо, но это должно ему польстить. Вонхо глубоко затягивается прикуренной сигаретой и выпускает тугую струю в потолок. Кихён смотрит на его губы. Очень провокационные губы. Они мягко, почти любовно обхватывают фильтр, а потом округляются, чтобы выпустить дым так, что тоже хочется закурить. Или стать его сигаретой. — Мне было интересно, за что тебя так ненавидит Хенсу, — задумчиво говорит Вонхо, скользя между безразличием и легким любопытством. — Возможно ли, только потому, что ты не даешь залезть себе в трусы? Многозначительная пауза предполагает реплику Кихёна, но он не собирается посвящать Вонхо в подробности их сложных взаимоотношений. Просто когда-то Хенсу ходил за ним хвостиком и смотрел восторженными глазами. До тех пор, пока брат Кихёна не начал это все. В банду Киджун его не взял, — словно чуял, что ничего хорошего от этого утырка не дождешься, — а Кихён за него просить не стал. Короче, у Хенсу почти детская травма, развенчивание идеалов и не взаимная любовь, а у Кихёна — последствия всего этого. Как-то так. Если Вонхо очень интересно, он все равно выяснит, в конце концов, у него под боком Минхёк. — Но я решил, что это меня не касается, — продолжает тот, не дождавшись реакции. — Поэтому спрошу о другом. Он замолкает, и Кихён наконец-то поднимает голову, проявляя заинтересованность, раз уж пригласили. Вонхо перевелся всего год назад, но довольно быстро приобрел известность среди первогодок старшей школы. Его репутация, созданная в основном из слухов, домыслов и ауры загадочности, до сих пор служит отличную службу. Помимо того, как эффективно он машет кулаками, конечно. Кихён наслышан, хотя в разборках своих ровесников участия не принимал — для первогодок он был неприкасаемым. И Вонхо, конечно же, знает о его брате достаточно. — Минхёк сказал, что ты не хочешь быть замешанным в чем-то. Вот оно, началось. — Посмотри на меня, — спокойно констатирует Кихён. Краем глаза он видит расползающуюся улыбку Минхёка и молится, чтобы тот не вздумал что-нибудь ляпнуть. Но Минхёк лишь отхлебывает из банки и с деланным безразличием ковыряется в ухе. — Со стороны твоего брата было эгоистично нажить тебе так много врагов. Эгоистично — не то слово, которым можно описать поступки Киджуна, но Кихён любит свою семью, какой бы они ни была. — Я не жалуюсь. — Оу, ну… мда, — Вонхо явно вспоминает недавние события. Конечно, было бы на что жаловаться. — Ладно. Но не будем забывать, что Пак Хенсу всего лишь шестерка школьного совета. А я слышал, вы не ладите. — Минхёк, — Кихён кидает на того взгляд, полный отчаяния. — Мы соседи по комнате, а не друзья, — равнодушно откликается он, и Кихён мысленно аплодирует его актерскому мастерству. — И разве это такой большой секрет? — Я их больше не интересую, — Кихён качает головой и возвращается к Вонхо. — Теперь ты их головная боль. — Не хочешь стать президентом? — Вонхо спрашивает это таким же тоном, каким предлагал ему пиво. Кихён забывает выдохнуть, изумленно глядя на него. А вот и хорошие новости подъехали. В смысле, какого черта? — Разве тебе никогда не хотелось? — продолжает тот. — Тебя не приняли даже в совет, не так ли? Это странно, один из лучших учеников, гордость школы и бла-бла-бла… Ты же понимаешь. Кихён понимает. Он уже знает все ответы на все вопросы, которые может задать Вонхо. Это также просто как вычислить, кто оставляет скрытую камеру в раздевалке баскетбольного клуба перед каждой тренировкой. Кихён давно уже, но ему просто лень связываться. Может, конечно, стоит кое-кому намекнуть, но опять же — намекнуть он может только Юнги, но тот наверняка уже в курсе. Пусть совет и разбирается. И вообще, сейчас не об этом. Так вот, Кихён удивляется, как не додумался до этого сам. Наверное, лишь потому что привык, что путь в совет ему заказан. Интересно, как додумался до этого Вонхо. По правде говоря, тот не выглядит слишком сообразительным. Это немного озадачивает. На секунду Кихён даже думает, не замешан ли здесь Минхёк, но отбрасывает эту мысль. Исключено. Кстати, о Минхёке. — С вами скучно. — Тот не может выносить тишину дольше пяти минут, поэтому сдается. Или потому что Вонхо лениво перебирает пальцами спутанную бахрому старого плюшевого пледа и, может, это какой-то тайный знак. Хер их разберет. Минхёк выбрасывает пустую банку в мусорку и поднимается с дивана. — Пойду прошвырнусь. Кихён не хочет, чтобы он уходил, но теперь Минхёк — правая рука Вонхо, а они лишь соседи по комнате. — Так что скажешь? — Вонхо вновь улыбается ему как Санта-Клаус, предлагающий ребенку вкусную шоколадную конфету. Правда, этот Санта явно из порно, а Кихён уже давно вырос из детства. Даже раньше, чем хотелось бы, думает он иногда. Кихён задается вопросом, почему Вонхо предлагает это именно ему. Или… хм. Он быстро смотрит на него и вновь отводит глаза в сторону, делая вид, что раздумывает над ответом. Причина или цель — что заставило Вонхо выбрать его? Он в прямом смысле спас Кихёна от физического насилия, и это могло быть идеальной причиной. Но если дело не в желании получить на этом посту удобного президента, а в чем-то другом… — По-моему, ты слишком паришься. Я буквально слышу, как скрипят твои шестеренки, — постучав себя по лбу, усмехается Вонхо. — Не хочешь, я настаивать не буду. У меня нет никаких скрытых мотивов, но мне доставит удовольствие видеть выражение лиц этих ублюдков. Разве не забавно? О да, Кихён знает об этом лучше, чем кто-либо. Это определенно забавно. — У тебя есть план? — вырывается из его рта раньше, чем он может прикусить свой чертов язык. — У меня есть Минхёк. Конечно. У него есть Минхёк, а никто не может быть более изобретательным, когда надо совершить бунт на корабле. Не сдержавшись, Кихён усмехается своей привычной, чуть кривоватой усмешкой, но потом спохватывается и быстро опускает голову — Вонхо не тот человек, перед которым Кихёну нужно показывать зубы. — И еще одно условие. — Вонхо легко соскакивает с диванчика и подходит, присаживаясь на корточки. Его жесткие, обмотанные пластырями пальцы осторожно касаются кихеновой руки. — Я хочу, чтобы мы были вместе. — В смысле? — Кихён отдергивает руку, отшатнувшись к спинке стула, и смотрит на него с подозрением. Вот черт. Перспектива быть чьей-то подстилкой как-то не вписывается в его список дел на этот год. — Не пугайся, — Вонхо насмешливо смотрит на него снизу вверх, успокаивающе похлопав по бедру. — Не по-настоящему. Я предлагаю тебе место президента и защиту. Ты будешь закрывать глаза на наши шалости и избавишь от тех, кто надоедает мне. Никто не захочет соперничать с президентом. Разве это не выгодная сделка? — Не знал, что ты… — Кихён осекается, настороженно глядя на него. Боже, ну что за глупости, какое ему дело до степени голубизны Вонхо. — Я сплю с тем, кого хочу, — вполне серьезно говорит тот и, кажется, даже не злится. — Как насчет тебя? — У меня не было времени на отношения. Ни хрена это не ответ. Но Кихён смущается против воли и чувствует, как предательски теплеют щеки от румянца. Это слишком, чтобы он мог вот так запросто обсуждать свою личную жизнь с кем-либо. Особенно с порно-Клаусом. — Понимаю, — со смешком отзывается Вонхо. — Ну, тогда тем более. Тебе снова нужно время, чтобы подумать? Может, это жадность. Или желание утереть нос тем, кто недооценивал его. Если повезет, два года на посту президента дадут Кихёну хорошую рекомендацию. В отличие от Вонхо он думает о будущем. И о своей репутации в узких кругах, которую определенно стоит подправить. Кто бы мог подумать? Кихён. Кихён бы мог подумать, если бы у него действительно было на это время. Он бы даже мог отказаться. Возможно. Но предложение слишком заманчиво для кихеновых амбиций. Что-то типа «можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки никогда». Вонхо словно знал, что предлагать.

***

Выборы в школьный совет закончились в два часа дня, и Кихён ерзает от нетерпения на последнем уроке, хотя знает, что нервничать ему не из-за чего. Последний президент выпустился вместе с Киджуном, и парочка его ближайших друзей, состоявших в совете, тоже. Это самое удачное время. К тому же, как ни странно, в совете у Кихёна все-таки есть друг. "После уроков приходи в кабинет совета" Он читает сообщение и невольно улыбается. Кажется, Юнги тоже знает результат. Объявление звучит после окончания уроков по школьному радио. Бодрый голос Чон Хосока, местного короля радиорубки, оглашает результаты и поздравляет Ю Кихёна с выборами. И только сам Кихён еще не до конца осознает, что им удалось. Приходит сообщение от Вонхо. "Поздравляю ♥" Ну и что за ебаные сердечки… Кихён закрывает ладонью лицо, чувствуя, как заливает жаром шею. С тех пор как они начали встречаться, смущение и неловкость стали его постоянными спутниками. Иногда Кихён ловит себя на мысли, что стыдиться за то, чего нет на самом деле. — Господин президент, — с язвительной улыбкой произносит Юнги, когда Кихён входит в кабинет. — Убери ноги с моего стола. — Воу-воу, как мы заговорили. С моего стола! — тот смеется и даже не думает сдвинуться с места. — Ты разочарован? — спрашивает Кихён, когда подходит к креслу за президентским столом, но не садится, внимательно глядя на друга. — Наоборот, — Юнги все-таки убирает ноги и, потягиваясь, широко зевает. — У Намджуна еще будет шанс, все-таки он первогодка. Я немного удивлен. — Думал, у меня не хватит решимости пойти до конца? — Кихён присаживается в кресло и проводит ладонями по гладкой столешнице, словно желая прочувствовать момент своего маленького триумфа. — Ты не стал бы выставлять свою кандидатуру, если бы не был уверен в успехе, вот что я думал. А значит… — Мне придется тебя убить, ты слишком много думаешь, — усмехается Кихён. — Да ладно, эту тайну я унесу с собой в могилу. Я не против, серьезно. Даже рад. Уж лучше, чем… — он корчит презрительную мину, не договорив фразу. — Просто хочу предупредить, чтобы ты не расслаблялся и держал своего волкодава на поводке. — Ротвейлера, — не думая брякает Кихён и ловит непонимающий взгляд. — Ему больше подходит ротвейлер. И не волнуйся об этом. — Как скажешь. Я не особо удивился, когда ты ушел. Это было… — Предсказуемо? — Вероятно, — поправляет его Юнги. — Но такой поворот заставил меня пересмотреть мои планы. — Извини. Надо было сказать тебе сразу. Хён настолько безответственный, что не позаботился о своих людях. Ты знаешь, во что бы это вылилось. — Ну, — многозначительно тянет Юнги, — все было очевидно. — Поэтому я и ушел! — Кихён с раздражением стучит ладонью по столу. — Хоть ты не начинай, мне хватает Минхёка. Господи, как же мне сейчас хочется закурить. Нет, я не буду, убери с глаз моих, — он отмахивается от пачки, любезно придвинутой по столу. — Я тебя понимаю, но остальные? — А сейчас что не так? По-твоему, президентом быть хуже? — огрызается Кихён. — Ты никогда не собирался им становиться, и я не об этом. Просто мне все еще интересно. — Нет никакой причины. — Кихён, я знаю тебя. — Назовем это интуицией? Ты прав, если бы я был не уверен в успехе, не стал бы даже думать об этом. Его желания просто совпали с моими амбициями. — Вот об этом я и говорю. Еще одно удачное совпадение, — хмыкает Юнги, но больше эту тему не продолжает. — Намджун станет вице-президентом, — говорит Кихён, немного поостыв. — Фактически им будешь ты. — Мог бы не говорить, — пожимает плечами Юнги. — И я смогу, наконец-то, спать спокойно. — Ты войдешь в историю школы, как президент-пацифист. — Смеешься что ли? Я сделал это для себя. — Да-да, я в курсе. Не хочешь покидать мяч до вечерних занятий? — Наконец-то я услышал от тебя что-то дельное, — искренне улыбается Кихён. — Конечно, хочу.

***

— Сегодня ты был великолепен, — шепчет Вонхо и проводит согнутым пальцем по его щеке. — Я видел твою игру. Если бы не присутствие в кабинете других людей, они бы даже не сидели рядом. И уж тем более, Кихён не бесился бы от того, что Вонхо опаляет дыханием его шею, а его рука легко поглаживает бедро. Прикосновения — это все, что им позволено, но Вонхо каждый раз трогает так, что Кихён ощущает себя голым в его постели. Это раздражает. Путает мысли. Ради эксперимента он пытался представить на месте Вонхо кого-нибудь другого, но от этого сводило желудок и тянуло блевать. Совсем как раньше, когда Хенсу зажимал его при каждом удобном случае и задирал рубашку, щупая своими мерзкими холодными руками живот, лапал за задницу и пытался поцеловать. С Вонхо по-другому. И у него всегда теплые руки. — Ты снова это делаешь, — Кихён откидывает голову на его плечо, чтобы говорить тише. — Так нравится меня смущать? — Это совершенно очаровательная часть тебя, — хихикает тот и прикусывает мочку уха. — Ты переигрываешь, — цедит Кихён сквозь зубы, разрываясь между желанием отскочить от него в противоположный угол комнаты и расслабиться, позволив Вонхо продолжать что-бы-он-там-не-творил. — Ладно, прости, увлекся. Кому еще позволено обнять президента и остаться при этом живым? — Так тебя привлекает опасность, все понятно. — Может, меня привлекаешь ты? — вопреки своим словам, Вонхо отклоняется и убирает ладонь с его ноги. Кихён не верит. Он искоса смотрит на Вонхо, но видит лишь расслабленную улыбку, уже обращенную другим. Нет, он ошибся, это всего лишь игра. Вонхо никогда не позволял себе ничего пошлого и вульгарного, и, Кихён отдает ему должное, прекрасно выполнял свою часть сделки. Это становится еще одним открытием. Странное благородство. Но присуще ли оно Вонхо на самом деле или ему просто нравится играть в рыцаря? Чем больше Кихён узнает его, тем больше видит разницу между Вонхо и братом. Иногда его поведение откровенно озадачивает. Вонхо — несносный и капризный ребенок, требующий внимания и любви. Временами он становится холодным и отстраненным, словно его мысли находятся где-то очень далеко, в другом месте. А когда на Вонхо находит романтичное настроение, он ведет себя вот как сейчас, осыпает Кихёна комплиментами и бывает таким обходительным, что хочется уебать. Кихён знает, что он спит с Минхёком. Конечно, Минхёк сам сказал ему об этом, и когда Кихён интересуется, не ревнует ли он, тот со смехом отвечает, что это даже волнительно — все думают, что Вонхо встречается с Кихёном, и никто не знает правды. Минхёк обожает интриги. — Он же не любит тебя. — Переживаешь за меня? — Не хочу, чтобы тебе было больно. — Я знаю, Кихён-и. — Он подходит к его кровати и заваливается прямо сверху, обнимая руками и ногами. — Мы просто секс-друзья, ок? Ты слишком серьезен, не забивай себе этим голову. — Слезь с меня, идиот. — Мне нравится наблюдать за вами, — хихикает Минхёк, перекатываясь на бок, но Кихёна не выпускает. — Ты становишься таким беспомощным. Я представляю, как ты, наверное, весь горишь праведным гневом, когда Вонхо делает все это, а ты не можешь его оттолкнуть. — Ты извращенец, серьезно. Только извращенец может возбуждаться, когда его парень лапает другого. — Пфф, не сильно-то он тебя лапает. Хочешь, я полапаю тебя по-настоящему? — Изыди, придурок! — со смехом пытается столкнуть его с кровати Кихён. — А то я все расскажу. — Ой, да рассказывай. Могу даже поприсутствовать. — Я же говорю, ты извращенец. Кихёна на самом деле это не волнует. Если это Минхёк, все в порядке. Если Минхёка это устраивает, все в порядке. Но, думая о том, что это мог бы быть кто-то другой… Нет, это не имеет значения. Ему нет дела до того, с кем трахается Вонхо. — Почему Минхёк? Он нравится тебе? — А почему нет? — Вонхо беспардонно растягивается с ногами на диване в кабинете совета и наблюдает за Кихёном. Тот сидит за столом, заваленным папками и отчетами. Положив согнутую руку на лоб, Вонхо исподтишка смотрит на то, как сосредоточенно тот читает документы и что-то пишет на полях. Кихён это ощущает как направленный лазерный прицел, медленно скользящий по нему в поисках удобной точки для выстрела. — Кого из нас ты ревнуешь? — Никого, — удивленно смотрит на него Кихён. Такая мысль ему в голову даже не приходила. — Полагаю, это лучший вариант для нашей легенды. — Ох, ты такой холодный, — обиженным тоном заявляет Вонхо и, поднявшись с дивана, шествует за его кресло. — Хочешь, чтобы я признался, что делаю это специально? — Ты не думал о его чувствах? — тихо спрашивает Кихён, напрягшись от его неожиданной близости. — Какое тебе дело до его чувств? Что ты хочешь услышать? — Вонхо слегка наклоняется, положив руки ему на плечи. — У тебя все мышцы задеревенели. Давай разомну. — Ты говорил, что спишь, с кем хочешь. Я могу принять это за ответ? — Ты запомнил, как мило. Пальцы Вонхо мягко разминают его плечи, постепенно превращая затекшие мышцы в податливое желе. Кихён действительно наслаждается, расслабленно уронив руки на колени и закрыв глаза. Напряжение отпускает с каждой минутой. Он склоняет голову, послушный ладони Вонхо, которая переходит с плеч на шею, задевает короткие волоски на затылке, вызывая легкую волну по позвоночнику. Его руки горячие, слегка шероховатые, но на удивление нежные, даже когда он с силой давит на неподатливую мышцу. Наверняка когда такие руки ласкают тебя по-другому, это более чем... Черт. — Может, нанять тебя личным массажистом? — бормочет Кихён, непроизвольно поерзав от внезапно сковавшей его тяжести внизу живота. — Будешь платить мне? — со смешком отзывается тот. — Мне не нужны деньги. — Еда подойдет? — Ты нравишься мне все больше, — внезапно хриплым голосом говорит Вонхо прямо над его ухом. Кихён дергается от неожиданности, бьется выступающей на щиколотке косточкой об ножку кресла и закусывает губу. Ауч. — Такой внимательный и заботливый, понимаешь меня с полуслова. Разве мы не идеальная пара? — В рамках нашей договоренности, безусловно, — мямлит Кихён. — Спасибо, это действительно было мне нужно. Я хочу закончить с этими анкетами сегодня, так что хватит здесь болтаться и отвлекать меня. — Мне нравится тебя отвлекать, — подмигивает ему Вонхо уже от двери. — Не засиживайся до ночи. Такие ситуации ставят Кихёна в тупик. Зачем все эти намеки? Кихён уже давно понял, что Вонхо просто обожает его дразнить, но он не может оттолкнуть его, как верно заметил Минхёк. Это чертовски все осложняет. — Что с ним не так, — устало бормочет Кихён, положив голову на сложенные перед собой руки. — Что не так со мной?

***

Выбраться из школы ночью, чтобы поехать в ночной клуб — это было обычным для Вонхо или Минхёка. Это было обычным для брата и его друзей. Но не для Кихёна. Не потому что он боится, что его поймают или накажут. Если бы он захотел… Боже, все дается слишком легко, чтобы быть интересным. Кихёна ненавидят за отсутствие слабостей. Чем больше он мог себе позволить, тем больше запрещал. Ко всему привыкаешь. Это же откровенное нарушение всех правил. Не потому что Кихёну вдруг хочется прикоснуться к разгульной жизни. С тех пор как он стал президентом, поутихла междоусобная война среди банд, а спокойное существование в стенах школы притупляет чувство опасности. Он должен заботиться об осторожности не меньше, чем о репутации, но в идеально налаженной им системе вероятность чего-то непредсказуемого чрезвычайно мала. Кихён оправдывает себя, но знает, что это ложь. Побывав хотя бы раз на другой стороне и вернувшись с триумфом, сложно избежать искушения. — Ну, ты готов? — в комнату заглядывает Минхёк. — Вонхо уже ждет. О, вау… Ты ограбил чей-то шкаф? Никогда не видел у тебя таких шмоток. — Ты дурак или да? — снисходительно смотрит на него Кихён через плечо. — По-твоему, у меня есть только форма? Или я должен был вырядиться в смокинг? — Ну, хм… Извини, я бы никогда не подумал, что ты по доброй воле купишь такие штаны. Тебе хён подогнал? — Неважно, — фыркает Кихён. Штаны его поразили, надо же. — Пошли, сам сказал, Вонхо ждет. — Может, уберешь челку наверх? Дай посмотрю. Кихён, вздохнув, позволяет ему превратить тщательно уложенную прическу в художественный хаос — чем бы дитя ни тешилось. К тому же, откровенно сказать, чувству стиля Минхёка он доверяет больше, чем своему. — Так намного лучше, ты просто бомба. Отвечаю. — Замедленного действия если только, — бубнит тот. — Говори что хочешь, мне виднее. Вонхо будет в ауте. — Он здесь причем? — Слушай, я тут подумал, может вам и правда того… а? Кихён останавливается, ошарашенный его предложением. Уж чего-чего, а этого он не ожидал. — У тебя с головой нормально все? — В последнее время он невыносим. Я серьезно. — Не надо было порывать с ним, — хмыкает Кихён. — Теперь страдай. — Это было наше обоюдное решение. Я определенно не тот, кто ему нужен. А он… Мне кажется… — Недостаточно мужественный для тебя, — прямым текстом озвучивает Кихён то, что побоялся сказать Минхёк. — Ох, Ки, ты так хорошо меня знаешь, даже я бы не смог выразиться яснее. Прости? — За что ты извиняешься? — Ну… Могут возникнуть трудности. — Только в том случае, если ему взбредет в голову трахаться в школе со всеми подряд. Вонхо же не настолько глуп. — Вот я и говорю, может он найдет тебя? — хитро прищурившись, Минхёк приобнимает его за плечи. — И тебе полезно будет. — Пытаешься сказать, что у меня с этим проблемы? — Кихён с возмущением косится на него. — Я пытаюсь сказать, что тебе не мешает расслабляться хотя бы изредка. Без помощи рук. — Наш договор этого не предусматривает, во-первых. А во-вторых, это существенно осложнит всем жизнь, и тебе в первую очередь. Что будешь делать, если мы поссоримся? Прекращай. — То есть, так-то ты не против… Ой, все, молчу! — притворно пугается Минхёк, когда видит взгляд серийного убийцы в отставке, направленный на него. — Только не бей. Но все равно жаль. Ладно, пойдем веселиться! Больше всего Кихёну сейчас хочется вернуться в комнату и забиться под одеяло. После слов Минхёка он не может не думать о Вонхо. Не представлять их по-настоящему. Раньше Минхёк был стеной, тем щитом, который загораживал Кихёна от подобных фантазий. — Ну, и сколько можно вас ждать? — Вонхо недовольно стучит пальцем по левому запястью, но, увидев Кихёна, меняется в лице. Он уже однажды видел этот взгляд. Тот самый, из-за которого все полетело к ебеням. И Кихён все еще зол на себя. Сжав кулаки за спиной, он молится, чтобы выражение лица его не выдало. Это трудно — не пялиться на Вонхо. Вообще-то, всегда, но сегодня особенно. — Детка, — почти мурлычет тот, включая модус блудливого самца, страдающего повышенным либидо. Подходит ближе и невесомо касается шеи Кихёна подушечками пальцев. — Я готов за тебя убить. — Это звучит даже круче, чем умереть, правда? — восклицает Минхёк, млея от этой сцены, и Кихёну хочется прикопать его под паркет прямо здесь. — Мы в дораме, что ли? — бурчит Кихён и закусывает губу. От прикосновений Вонхо по спине бегут приятные мурашки, спускаясь куда-то за пояс штанов, и ему трудно сдержаться, чтобы не наклонить голову, повинуясь движению чужой ладони. Блять, да возьми уже себя в руки. — Господин президент, карета подана, — шутливо кланяется Вонхо и делает приглашающий жест в сторону выхода. — Позвольте быть вашим сопровождающим на сегодняшний вечер. — Вы такие долбоебы, — закатывает глаза Кихён, радуясь тому, что атмосфера слегка разрядилась. — Поехали уже. На самом деле ему просто хотелось посмотреть на Вонхо вне стен школы. Изолированная система, в которой сотни неуравновешенных подростков живут по четкому расписанию и исполняют свои роли, почти не оставляет простора для фантазии. Это больше походит на эксперимент, чем на реальную жизнь. Кихён, когда уезжает домой на каникулы, оставляет здесь не только форму, он оставляет здесь другого себя — идеальный костюм, который иногда невыносимо душит его. Он боится, что когда-нибудь просто расползется по швам. Держать лицо, держать под контролем свои эмоции, держаться в курсе всех событий — как же Кихён задолбался. Будь проклята эта гребаная академия. Почему нельзя было отдать его в обычную, нормальную школу? Чтобы после уроков торопиться домой к обеду, приготовленному мамой, сбегать с занятий, чтобы сходить в кино или в компьютерный зал, гонять на великах вдоль реки, бросать мяч до ночи, до того, как уже не чувствуешь рук и ног, пить пиво на фонтане, сорваться к морю внезапно, пока родители уехали к родственникам, подпевать уличным музыкантам на Мёндоне… Вся жизнь проходит мимо, пока Кихён заперт в этих долбанных кирпичных стенах без права выхода досрочно даже за хорошее поведение. Вместо этого он сидит в клубе и уныло расковыривает дырку в обивке дивана. — Пить ты, конечно же, не будешь, — с кислой миной говорит Минхёк, когда на их столик приносят несколько бутылок пива. — С чего ты взял? — усмехается Кихён и первым тянется за ним. К черту все. — На сегодняшний вечер слагаю с себя все полномочия. — Нам повезло, — радуется Вонхо, тут же хватая другую бутылку и звонко стучит об его. — Всегда мечтал тебя напоить. Кихён стреляет в него глазами и делает большой глоток. Он так привык к подобному, что уже не обращает внимания. — Я его не потащу, — уточняет Минхёк, — предупреждаю сразу. — Я же сказал, что позабочусь обо всем. — Вообще-то, я все слышу, — скептично смотрит Кихён на обоих. — И, к вашему сведению, я могу выпить минимум три бутылки соджу. — Сколько в тебе скрытых талантов, — Вонхо делает жест, будто поднимает тост. — Выпьем за стойкость. Нет, у него что, манера такая, говорить столь двусмысленные вещи прямо в глаза?! Какие-то знакомые подходят к столику, чтобы поздороваться, и внимание Вонхо, слава богу, переключается на них. Вопреки опасениям Кихёна, ему не скучно, он даже принимает участие в разговорах вокруг и чувствует себя на редкость умиротворенно. Может, и нет никакого другого Вонхо, думает он. Есть Шин Хосок, и он всегда настоящий, просто ему нравится играть. — Я на минутку, — вдруг говорит Вонхо и, выбравшись из угла дивана, направляется в сторону бара. Кихён невольно следит за ним взглядом и видит, что Вонхо подходит к высокому парню, который со скучающим видом полулежит на стойке и крутит в руках зажигалку. — Ого, он здесь, — замечает Минхёк, посмотрев в ту же сторону. — Кто? — оборачивается к нему Кихён. Минхёк слегка мнется, и, боже, что за драма, чувак? Кихёну не должно быть никакого дела до тех, кого клеит Вонхо, если это не школа. Хэй, мы все еще лучшие друзья, в конце концов. — Чхве Хёнвон. Его последнее увлечение. Вонхо его уже пару месяцев обхаживает, — скороговоркой выпаливает тот. — Но по ходу пока безуспешно. — Ты его знаешь? — С чего такой интерес, Ки? — с подозрением щурит глаза Минхёк. — Ты же сказал, что тебе это не нужно. — Так и есть, — пожимает он плечами, изображая равнодушие, и вновь скользит взглядом к стойке. — Ты же говорил, что Вонхо не заинтересован в отношениях. — В отношениях, может, и нет. — Так он его ради секса два месяца облизывает? — Ну, Хёнвон в его вкусе. Откуда я могу знать, что там в его голове? Он особо не распространяется. Ну да, Кихён в этом не сомневается. Как теперь не сомневается и в том, что все, что говорит и делает Вонхо по отношению к нему, не больше, чем игра. Не то, чтобы он на что-то рассчитывал, конечно, но все равно признает, что вот сейчас ревнует. Отвратное чувство. Кихён отворачивается от бара и ловит взгляд Минхёка, который наблюдал за ним все это время. — Прекрати, — морщится он. — Бесишь. — Я и не начинал. Но могу напомнить, что обычно ты добиваешься всего, чего захочешь. — Ты прав, — закрыв глаза, Кихён откидывается затылком на спинку дивана. — Ты абсолютно прав. И меня полностью все устраивает. — Вот и отлично, — Минхёк бросает взгляд на Вонхо, у которого, судя по всему, дела идут не так уж и плохо. — Идиот. Он говорит это так тихо, что за громкой музыкой Кихён не слышит. До фатального пиздеца остается не так много. Вопрос в том, где рванет, и успеет ли Минхёк отползти от эпицентра, чтобы не задело. Предотвратить не успеет точно.

***

— Сонбэ, — парень кланяется и остается стоять, загораживая Кихёну выход. — Здравствуй, Чангюн, рад тебя видеть, — Кихён искренне улыбается. — Как устроился на новом месте? — Нормально. У меня немного сумасшедший сосед, но я переживу. — Как зовут этого несчастного? — Ли Чжухон. — Оу, ясно. — Вот это ваше оу вообще меня не успокоило, сонбэ, — хмурится Чангюн. — Да не волнуйся, он отличный парень. Шумный только, — усмехается Кихён, потому что Ли Чжухона знает еще с младшей школы. — Будет обижать, скажи мне. — Не думаю, что стоит волновать президента по таким пустякам. — Забота об учениках одна из моих обязанностей. Иначе, зачем я здесь. Ты никуда не опаздываешь? — О, правда! Простите, я вас тоже задерживаю. Рад был повидаться, сонбэ. — Как-нибудь угощу тебя хорошим обедом, договорились? И прекрати говорить со мной так официально, чувствую себя каким-то старикашкой. — Тогда можно я буду называть вас Кихён-хён? — чуть запинаясь, произносит Чангюн. Кажется, у него даже уши покраснели. — Так лучше, — смеется Кихён и машет ему рукой на прощание. Чангюн перевелся в этом году. Его родители недавно вернулись в Корею и решили отдать сына в школу с полным пансионом, чтобы больше не таскать по разным странам. Кихён как раз оказался в администрации, когда Чангюн пришел оформляться, и ему, естественно, вручили нового ученика, чтобы он показал ему школу и все объяснил. Поначалу Чангюн был не слишком разговорчив, но постепенно проникся к Кихёну доверием. Чангюн ему нравится. Он рассказывает о США, где провел последние семь лет, и о других странах, обещает при случае показать фотографии. Он приходит на все баскетбольные матчи и иногда даже на тренировки и после всегда подбадривает Кихёна, когда тот расстроен неудачной игрой. Проводит много времени в библиотеке, занимаясь также прилежно, как и сам Кихён, не надоедая и не отвлекая от учебы. Английский Кихёна стал намного лучше с его появлением. У Чангюна есть мозги, чувство юмора и обалденные ноги. А у Кихёна давно уже не было друга, с которым он мог проводить так много времени. Минхёку, понятное дело, и без того есть чем заняться, а Юнги вообще людей не любит, предпочитая проводить практически все свое время в комнате. За исключением занятий и баскетбола. Чангюн смотрит на него с неприкрытым восхищением, и Кихёну это льстит. Он даже подумывает, что встреться они при других обстоятельствах… И пропускает момент, когда все идет по пизде. — Хён, — зовет его Чангюн, когда они вечером болтаются на крыше просто потому, что ему захотелось посмотреть на звезды. Там есть телескоп, а небо сегодня очень ясное. — А у вас с Вонхо-сонбэ правда все серьезно? — Почему ты спрашиваешь? — проглотив сухой ком в горле, спрашивает Кихён. Он, конечно, подозревал, что рано или поздно эта тема всплывет, но все равно был не готов. К такому нельзя подготовиться. Сомнительно, что Кихён вообще когда-нибудь будет в состоянии говорить о Вонхо хоть с кем-то. — Ваши отношения… Такие, не знаю, странные? Словно вы просто держитесь рядом. И в кого это он такой догадливый уродился. — Чангюн, — Кихён пытается подобрать слова, но совершенно не знает, что именно должен сказать. — Чжухон ведь рассказывал тебе о Вонхо. — Конечно, — пожимает плечами тот. — Он же станет преемником после вашего выпуска. — Даже так, — бормочет Кихён себе под нос. Почему-то его больше занимает факт того, что Вонхо, оказывается, уже все решил, чем то, что Чангюн может знать слишком много, что знать ему не положено. И, конечно же, Вонхо не обязан посвящать Кихёна в свои планы. Что ж, хороший выбор. Может, он и прав, сразу обозначить, что с его уходом политика внутри школы не изменится. Как раз то, чего не сделал его брат. Если президентом станет Намджун, будет еще лучше. По крайней мере, Кихён на это рассчитывает. Черт, о чем он вообще сейчас думает! — Тогда ты должен понимать, что мы физически не можем проводить вместе много времени. — Не можете или не хотите? — Чангюн поворачивается к нему, и Кихён вдруг только сейчас осознает, насколько тот выше, потому что приходится невольно поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Почему ты спрашиваешь? — повторяет он, нервно сжимая пальцами края толстовки за своей спиной. — Потому что мне кажется, что ты был бы счастливее с кем-то другим, — не отводя взгляда, говорит Чангюн. — И потому что кем-то другим… Кихён в панике шагает к нему вплотную, пытаясь предотвратить то, что неизбежно приведет к катастрофе, но что он может сделать? — Мог бы быть я, хён, — смело продолжает тот и слегка наклоняется к Кихёну, положив руки на плечи. — Скажи, ты ведь думал о нас? Он все-таки говорит это. Конечно, Кихён думал, он же не слепой и не идиот! Но пока мысли оставались лишь мыслями, можно было делать вид, что ничего нет. Озвучить это вслух означает не только взвалить на Кихёна очередное бремя вины, но и подвергнуть Чангюна опасности. Меньше всего он хочет, чтобы этот парень пострадал. Хоть кто-то в его окружении не должен быть замаран. — Никогда не говори подобных вещей, — вложив в свой голос как можно больше холодности, говорит Кихён. — Ты понял? Или мы больше не сможем быть друзьями. — Я не хочу быть твоим другом, — не меняясь в лице, произносит Чангюн. — Не хочу даже слышать об этом. Кихён отступает на шаг и, развернувшись, быстро уходит в сторону выхода с крыши, чувствуя, что задыхается. Сердце просто выскакивает из груди. Боже, ну что за придурок! Этот мальчишка просто не понимает, что говорит. Если об этом кто-нибудь узнает… Кихён даже не успевает додумать, потому что в этот момент его разворачивают и толкают к стенке маленькой будки, прямо рядом с дверью. — Почему нет? — Чангюн смотрит на него, будто все знает. — Из-за него, он тебе угрожает? Или ты боишься за меня? Я не боюсь. — Что ты несешь, — шипит Кихён, пытаясь высвободиться. — Дурак. Просто забудь об этом. — Или, может, ты его любишь? У Кихён возникает ощущение, что он распадается на атомы, которые развеиваются легким дуновением ветра в разные стороны. Любишь? Это — любовь? Нет, это болезнь, которая как рак расползается все шире. Гнойная опухоль где-то внутри, которая не дает ему нормально дышать и разумно мыслить, которую не вырезать никаким скальпелем. С тех самых пор, когда они были в ночном клубе, Кихёна не покидает то омерзительное чувство. Непонятно, кто из них теперь держит поводок. — Нет, — честно признается он. — Но это не важно. — Для меня важно, хён. Тогда у меня есть шанс, — Чангюн проводит по его волосам ладонью и скользит вниз по щеке. Кихён понимает, что он собирается его поцеловать. Он хочет этого. Чтобы чьи-нибудь губы разрушили чертово проклятье Вонхо. И эта отвратительная опухоль наконец-то исчезла. Не сразу, но когда-нибудь. Словно в замедленной съемке он видит приближающееся лицо Чангюна и уже готов сдаться, но это означает конец всему. Последствия эгоизма Кихёна будут ужасными. Нет, он не должен этого допустить. — В этом году я ухожу, — говорит он, остановив Чангюна ладонью. — Ты останешься здесь еще на два. Вот и вся трагедия. Хреновое оправдание, но какое есть. У любых отношений здесь, нет будущего там. Никто из нас не будет прежним, когда мы выйдем отсюда. И ты тоже, Чангюн. — Что, если ты не прав? — спрашивает тот, отводя чужую ладонь, но не выпускает ее, сжимая своими пальцами. — Тогда у нас будет время, чтобы понять это, — улыбается Кихён, но улыбка выходит жалкой. Потому что не будет ничего. Потому что Кихён совсем не тот человек, в которого влюблен Чангюн. Это всего лишь образ, а настоящий Кихён и вполовину не такой, каким его видит Чангюн. И меньше всего на свете Кихён хочет, чтобы тот об этом узнал. Ему больше не нужны чужие разочарования. Тихо открыв дверь и также тихо прикрыв ее за собой, Кихён замирает на верхних ступеньках. Внизу лестницы стоит один из парней Вонхо. — Ночью на крыше может быть опасно, президент, — вежливо говорит тот, но глаза его выдают. — Тогда тебе следует вернуться к себе, пока комендант не решил прогуляться на сон грядущий, — холодно предупреждает Кихён и торопится мимо него вниз. Самое время молиться. Вот только Кихён не знает, какому богу.

***

— Прости, — говорит Минхёк перед дверью, прежде чем открыть ее и впустить Кихёна внутрь. — Я пытался… Кихён уже не слышит его. Он понимал, что само собой ничего не закончится, но это слишком. Не потому что не видел подобного раньше — видел, и не раз. Просто почему-то надеялся, что Вонхо не такой. С чего бы? — Что про… — Заткнись, Кихён, — Вонхо делает жест пальцами, будто прикрывает ему рот. — Не порть момент. Надо было надеть на него намордник, а не поводок. Если бы Кихён только мог остановить это. Если бы у него были чувства к Чангюну. Если бы он мог контролировать свои чувства к Вонхо. Как много если бы в жизни, которыми мы оправдываем собственные слабости. Достаточно всего пары фраз, чтобы что-то изменить, хотя бы попытаться, но он молчит, глядя на то, как Чангюн стоит на коленях между раздвинутых ног Вонхо, упираясь руками в пол. Кихён сжимает челюсти до зубовного скрежета, вспоминая, что когда-то сам оказался в такой же ситуации. Вот только он не может быть рыцарем для Чангюна. У того даже не связаны руки, словно он делает это по доброй воле. Осознание, что так и есть, сваливается на Кихёна неподъемным грузом. — Подойди сюда. Вонхо определенно возбужден его приходом, возбужден внутренней борьбой, которая так отчетливо проявляется в кихеновых глазах. Судя по шальному взгляду и расширенным в радужку зрачкам, тому, как он мнет пальцами обивку дивана и облизывает губы, когда Чангюн заглатывает глубже, Вонхо тащится от чужой беспомощности. И какой бы отвратительной не была эта картина, Кихён не может ничего поделать, потому что сейчас один вид Вонхо заставляет кровь отхлынуть от головы, и член моментально упирается в ширинку. Господи, спасибо за привычку всегда застегивать пиджак до последней пуговицы. — Подойди и встань за мной, — повторяет Вонхо, закинув руку и похлопав по спинке дивана. На ватных ногах Кихён доходит до места и встает за его спиной, пытаясь не смотреть вниз. Но взгляд то и дело соскальзывает на влажные покрасневшие губы, скользящие вверх и вниз по его члену. Жар стекает по позвоночнику, а в животе наматывается тугая спираль, но Кихёна лихорадит и трясет, как на промозглом ветру. Смесь отвращения и возбуждения бурлит ядом в его крови, — Кихён не ожидал, что настолько порочен. — Дай мне руку, — шепотом говорит Вонхо и, схватив протянутую Кихёном ладонь, прикладывает к своей щеке. Его голова так и остается запрокинутой, он смотрит снизу вверх расплавленной бездной, в которой Кихён захлебывается и тонет, но не может отвести взгляд. Вонхо трется щекой об его ладонь, словно она ласкает его, — Кихён непроизвольно кусает губы, чтобы не выругаться. Или, что еще хуже, не застонать. Другой рукой Вонхо тянет Чангюна за волосы, слегка отстранив от себя. — Ты можешь посмотреть на него, если хочешь, — обращается он к Чангюну. — Можешь даже представить, что отсасываешь ему. Тот поднимает взгляд на Кихёна. Без страха, без ненависти и малейшего упрека. Словно это происходит не с ним. Словно вообще ничего не происходит. Кихён обескуражен его невозмутимостью. Вонхо толкает Чангюна обратно, и тот послушно берет в рот, не издав ни звука. Кихёну не нужны подобные жертвы. — На чьем месте ты хотел бы оказаться? — тихо спрашивает Вонхо, пьяно улыбнувшись. — Ах, я забыл, что ты не умеешь отвечать сразу, тебе всегда нужно время на размышления. Сердце подлетает куда-то к горлу и ухает вниз, с высоты небоскреба, превратившись в бесформенную кляксу на асфальте. Неужели все, о чем он только что думал, так явно отражается на его лице? Вонхо вновь трется об его руку словно кот, требующий ласки, и целует кончики пальцев. Это все настолько абсурдно и дико, что кажется нереальным. На чьем месте… Судя по учащенному дыханию и прикрытым глазам Вонхо уже на грани. Выбирай быстрее, Кихён. Он шире расставляет ноги, сжимает ладонь Кихёна все крепче, не отдавая отчета в том, что причиняет боль. Под его полурасстегнутой рубашкой ходуном ходят мышцы, в ямке между ключицами блестит капелька влаги. Очень душно, не хватает воздуха и сил дышать. — Кихён… — полувздох-полустон срывается с губ Вонхо. Кихёна окатывает волной, позвоночник прошивает сверху донизу ярким разрядом. Он чудом держится на ногах, колени слабеют, и он вынужден опереться свободной рукой о спинку дивана, склонившись прямо над Вонхо. — Кихён, — шепчет тот, внезапно открыв глаза, и хватает его за шею, притягивая еще больше. — Кихён… Его губы раскрываются в безмолвном стоне, и Кихёну стоит больших усилий не наклониться еще ниже, чтобы коснуться их. Терпкий запах его кожи, сигарет и секса кружит голову, как будто он кончил вместе с Вонхо, — дыхание такое же частое, а галстук почти душит, и Кихён непроизвольно дергает узел, ослабляя его. Собственное возбуждение становится почти невыносимым, он сдерживается, чтобы не потереться о спинку дивана пахом. Как никогда Кихён близок к тому, чтобы кончить прямо так. В одежде и не прикоснувшись к себе ни разу. — Вот и поговорили, — выдыхает Вонхо, усмехнувшись, и опускает его. Кихён боится, как бы Чангюна не стошнило, но тот лишь вытирает губы рукавом и быстрым движением приглаживает встрепанные волосы. — Можешь идти. Ты хорошо постарался, поэтому я буду великодушным и не трону тебя. Чангюн тяжело поднимается с колен, потирая затекшие мышцы и, не говоря ни слова, выходит за дверь. Гулкая тишина воцаряется на несколько минут, за которые Кихён пытается успокоить собственное тело и привести в порядок мысли. Какой, к черту, порядок! Вонхо лениво натягивает брюки и явно никуда не торопится. — Давай-ка проясним кое-что, — говорит Кихён в конце концов. Он обходит диван и присаживается на подлокотник, по крайней мере, так не слишком заметно, что у него по-прежнему стоит. — Только что на моих глазах ты унизил человека, который всего лишь проявил ко мне внимание? — Ты ведь понимаешь, что дело не в этом, — прищурив один глаз, говорит Вонхо и тянется за пачкой сигарет, валявшейся на полу. — Не в тебе дело. И вообще, это всего лишь минет. — Блять, что?! — Кихёна натурально трясет, если бы у него в руках сейчас оказалась хотя бы вилка, он бы без сомнений воткнул ее в Вонхо. — Ну, спасибо, что ты не заставил меня смотреть, как твои дебилы пускают его по кругу. Ты это хочешь сказать? — Я не мог не вмешаться, — на полном серьезе отвечает тот. — Даже если мне не очень этого хотелось. Уж ты-то должен это понимать. — То есть, все дело в твоем блядском авторитете? Мог бы просто сказать мне, и я бы решил вопрос. — Даже я не уверен, что решил его. Он совсем не выглядел униженным, ты не заметил? — выразительно изогнув бровь, Вонхо смотрит на него. — Потому что это не просто интерес. — Какое тебе дело? Теперь людям нельзя иметь чувства? — Иметь чувства можно, — спокойно парирует он. — Пытаться отобрать то, что принадлежит мне, нет. Что?! Просто вот что блять? — Я не принадлежу тебе, — глухо огрызается Кихён. — Но об этом знаем только мы с тобой. Они молча смотрят друг на друга какое-то время, за которое где-то во Вселенной рождаются и умирают звезды. Кихён знает, что любые слова и аргументы, которые он может привести, не стоят ни хрена, потому что Вонхо прав. И от этого хочется кричать в голос. — Меня сейчас стошнит, — бормочет Кихён и поднимается, чтобы уйти, мысленно давая себе слово больше никогда здесь не появляться. — Почему ты не вступился за него? — Вопрос нагоняет его уже у двери. В голосе Вонхо явно слышится насмешка. — Ты же решил, да? На чьем месте хотел быть. — На своем, — огрызается Кихён. — Вот за это ты мне и нравишься, — доносится ему в спину. — За то, что ты всегда на своем месте.

***

Кихён не представляет, что теперь делать с Чангюном. Первым порывом, после того, как он выскочил из кабинета Вонхо, было найти его и… И что? Извиниться? Вряд ли Чангюну нужны его извинения. Он ясно дал понять, что не боится, и у Кихёна нет оснований не верить ему, особенно после того, что ему только что довелось увидеть. Он остановился посреди длинного перехода из корпуса в корпус и устало опустился на пол, бессмысленно уставившись в небо за окном. Эта чертова безысходность уже одолела. Слухи распространяются как лесной пожар, и вскоре все до единого знают, что между Кихёном и Вонхо что-то произошло. В основном, во всем обвиняют Вонхо, поговаривая, что он просто устал от президента и нашел себе кого-то на стороне. Откровенно говоря, эта версия куда лучше правды. Чангюн приходит сам. На следующий день, когда Кихён занимается в библиотеке, он тихо подсаживается как ни в чем не бывало на стул напротив и слабо улыбается, открывая учебник. Кихён смотрит на него как на умалишенного. Какого черта ты здесь делаешь? Уходи и больше никогда не приближайся ко мне. Ты должен меня ненавидеть. Кихён хочет сказать все это разом, но они в библиотеке, и, кажется, именно поэтому Чангюн выбрал это место и время. "Я в порядке", пишет Чангюн ему в сообщении. О господи, серьезно? Как можно быть в порядке после всего? "Мы можем снова быть просто друзьями?", пишет Чангюн. У Кихёна начинают дрожать руки. "И, может, после того, как я тоже закончу школу, ты дашь мне шанс", пишет Чангюн. Он утыкается в тетради, оставляя Кихёна в совершенно безвыходном положении. Если он сейчас встанет и уйдет, это ничего не изменит. У Чангюна все серьезно, у Кихёна — лишняя ответственность и ноль на массу. Придется сделать все по-своему. — Передай Вонхо, что если он или кто-либо вообще тронет Чангюна, я превращу его существование в ад, — говорит он Минхёку вечером. — Что ты имеешь в виду? — настороженно спрашивает тот, чуть нахмурившись. — Он мой друг, вот и все. Я хочу, чтобы ты донес эту мысль до Вонхо. Друг, Минхёк, и ради тебя я бы сделал то же самое. — Думаю, получится, — соглашается тот, немного подумав. — Но, уверен, ты знаешь, что он потребует взамен. — Скажешь, что я согласен. — Может, скажешь это ему сам? Я что тут, самый передаст что ли? — Пусть не забывается, — повышает голос Кихён. — Сам я не пойду, так понятно? — Что-то мне это напоминает… — задумчиво произносит Минхёк, ничуть не испугавшись и глядя на него с задором. — Точнее кого-то, кого я знал не так давно. Не припоминаешь? А как же роль хорошего мальчика? — Хорошие мальчики не вступают в дерьмо. — Мне правда жаль, — Минхёк протягивает руку, чтобы провести по его волосам. — Я думал, что смогу все изменить, — голос Кихёна звенит от напряжения. — Но… Ты же знаешь меня. Наивный идиот. — Осталось не так много. Мы справимся. — Да, — Кихён прислоняется к его плечу. — Как будто у нас когда-нибудь был выбор. Минхёк раздумывает, стоит ли говорить Кихёну о том, что Вонхо после его ухода разбил кулаки о стену в кровавое месиво. И, если бы Минхёк не оттащил его, одними бинтами здесь бы не обошлось. Нет, все же не стоит. Нехер его жалеть. Как бы Минхёк не относился к Вонхо, но доставлять ему удовольствие в виде сострадания Кихёна он не собирается. Потому что с того станется. Вонхо подчас очень нравится играть роль жертвы — обстоятельств, несчастной любви, несправедливой оценки, да чего угодно, а Кихён со своим комплексом кругом виноватого только подхлестнет его самолюбие. Идеальная пара, блять. Когда уже все это кончится.

***

Кихён оглядывает огромный зал, украшенный к торжественной церемонии выпуска. У него все под контролем. Немного нервничает, потому что академия решила пригласить женскую школу из соседнего района — идея, конечно, пиздец, но Кихён и к этому готов. Куда хуже то, что другая церемония — передачи главенства, — совсем не в его компетенции. Конечно, Минхёк за всем проследит. Конечно, он никогда не позволит испортить Кихёну последний день в школе, но Кихён — параноик с компульсивным поведением на тему того, что он не может контролировать. Всегда есть что-то, что пойдет не так. Минхёк не знает то ли таблетками его накачать, то ли просто по ебалу влепить, чтобы вправить все извилины на место. Он за последний месяц так намучился, что готов Кихёна в подвале запереть на все время выпускного, всем будет спокойнее. — Клянусь, если ты не перестанешь метаться как лосось на нересте, я тебя вырублю, — заявляет он, глядя за суетливыми приготовлениями Кихёна. — Какого черта ты вообще здесь? — тот останавливается посреди комнаты с новыми носками в одной руке и зубной щеткой в другой. — Разве тебе не надо на эту… — Забыл что ли? — скептично прищуривает один глаз Минхёк. — Такое забудешь, — фыркает Кихён, взмахивая носками. — Я вообще не очень понимаю, нахера, если Вонхо с Хоном еще три года назад побратались. Пусть отдаст ключи и все. — Ты же не серьезно сейчас. А как же ритуальное возлияние, торжественная передача чучела и все такое. — Мы что, застряли в девятнадцатом веке? В наше время надо паролями от аккаунтов обмениваться в знак доверия, а не бедное чучело мучить. Давно, кстати, хотел его на место вернуть. — Это традиция, Ки. Тра-ди-ци-я. — Вы себя прям истинными ганпхэ* возомнили, я смотрю. — До тебя, конечно, далеко, — многозначительно кивает Минхёк. — Считаешь это смешным? — Кихён склоняется над ним, пристально глядя в глаза, и, хотя у него в руках по-прежнему носки и щетка, Минхёку вообще не смешно. — Извини. — Не думал, что услышу это от тебя. — Извини, — повторяет Минхёк. — Я не хотел. — Я тоже не хотел, но родителей не выбирают, да? И братьев тоже. — Я знаю, Ки, я знаю. Он тянет Кихёна на себя, заставляя присесть рядом, и обнимает, чувствуя, как того потряхивает. Черт, кто его за язык тянул напоминать об этом, особенно сейчас. Как будто им без этого забот не хватает. Минхёк чувствует, что Кихён уже совсем на грани, того гляди лопнет как перетянутая струна — он перед экзаменами так не истерил. Ладно, перед экзаменами Кихён вообще был спокоен как Будда, постигший дзен. — Давай одеваться, — тихо говорит он, медленно поглаживая Кихёна по спине. — Обещаю, что все будет хорошо. Слышишь? Кихён угукает ему в плечо, отстраняется и вдруг смеется, громко и заливисто, тыча в него щеткой. — Посмотри, до чего я дошел, — сквозь смех выдает он и наконец-то успокаивается. — Во сколько? — Еще десять минут, — Минхёк кидает взгляд на экран мобильного. — Успею. — Я пойду с тобой. — Нет, Ки, не… — Я пойду, — упрямо повторяет Кихён, уже натягивая носки. — Плевать. Намджун прекрасно справляется без меня. Намджун-то справляется, правда, Минхёк может напомнить, что на церемонию не допускаются посторонние, но кто, черт возьми, заикнется, что Кихён — посторонний? Через пять минут они чуть ли не бегом несутся в другой корпус, в кармане Минхёка надрывается мобильный — твою мать, где тебя носит, придурок-хён? — орет в трубку Чжухон. Кихён не может сдержать смешка, никто бы не осмелился разговаривать в подобном тоне с Минхёком, но Чжухону можно. Вот же заноза малолетняя. Они останавливаются, чтобы отдышаться, привести себя в порядок и сделать подобающие лица. В коридоре толпится куча народу, Минхёк уверенно протискивается вперед, кивает двум первогодкам, почтительно вытянувшимся по обе стороны от двери, и те открывают створки, впуская их внутрь. Вонхо с Чжухоном сидят в центре комнаты на полу друг напротив друга, перед ними поднос с бутылкой и двумя маленькими пиалами. Кихён останавливается, будто с разбегу наткнулся на бетонную стену, и обменивается взглядами с Минхёком, у которого такой же охуевший вид. Значит, не знал. Чангюн лениво улыбается ему уголками рта, тут же отводя взгляд куда-то в пространство перед собой. Будущая правая рука Чжухона — это Чангюн? О`кей, но сейчас не до этого. Минхёк быстро проскальзывает в противоположный край, зеркально отражая его за спиной Вонхо, а Кихён заставляет себя сделать несколько шагов внутрь, огибает импровизированный стол и отходит к окну. Он чувствует на себе прожигающий взгляд Вонхо, но игнорирует его — не отвлекайся, нет здесь никого. Меньше чем через час начало торжественной части в зале, потом должны приехать девушки, и эти полтора часа надо просто продержаться. Без драк, возможных переворотов и тому подобного. Когда-то на месте Чжухона был его брат. Конечно, Кихён не присутствовал на церемонии, но Киджун потом рассказывал. Ничего особенного на самом деле. Этим вот даже брататься не нужно, они еще в год поступления Вонхо успели, — честно говоря, Кихён тогда Чжухона первый и последний раз таким пьяным видел. И надеялся, сегодня он свой подвиг повторять не собирается, по крайней мере, до окончания праздника. А там хоть гори оно все синим пламенем, ей-богу. Он рассеянно смотрит на символическую передачу ключей и многострадального чучела хохлатого змееяда**, сто лет назад украденного из коллекции биологического кабинета. Глядя на серьезные лица этих двоих, Кихён хочет заржать над проявлением подобного архаизма, но Минхёк показывает ему кулак исподтишка, и он чудом сдерживается. Ну, все, осталось обменяться пиалами и этот фарс наконец-то закончится. Нужно было попробовать внушить Вонхо, что пора завязывать с церемониальной чепухой, но, к огорчению Кихёна, тот обожает театральщину. В кармане уже не первый раз вибрирует мобильный. Это может быть с равным успехом Юнги или Намджун, или еще кто-нибудь, озабоченный отсутствием президента перед самым началом. Кихён нетерпеливо постукивает пальцами по корпусу телефона в кармане брюк, ожидая, когда эти пафосные придурки наконец-то вспомнят о выпускном. — Кихён-и, — Вонхо оборачивается к нему, поднявшись на ноги. — Нам не пора? — Нам пора уже полчаса назад, — говорит он, критически оглядывая помятый пиджак Вонхо. — Смысл надевать костюм, если собирался сидеть на полу? Посмотри на себя. — Мне его снять? — Вонхо обезоруживающе расплывается в улыбке, и Кихён машинально закатывает глаза. — Вон пошли отсюда, — непререкаемым тоном говорит он, подталкивая Вонхо к двери. — Шевелитесь, идиоты, если из-за вас мне влетит, не знаю, что я с вами сделаю. — Когда ты злишься, у меня встает, — доверительно сообщает Вонхо на ухо и сжимает горячей ладонью его руку. — Подрочить тебе? — проникновенно отзывается Кихён без капли смущения. Хватит уже, надоел хуже протухшего кальмара со своими подкатами. Вонхо даже спотыкается, сжимая его ладонь с такой силой, что Кихёну кажется, пальцы сейчас хрустнут. Он не будет смотреть на Вонхо, нет. Кихён просто продолжает тянуть его вперед по коридору, и толпа расступается перед ними как море перед Моисеем, послушно потянувшись следом. Ему не нужны глаза на затылке, чтобы видеть, что Чангюн смотрит ему в спину, но теперь это не имеет значения. Уже все равно. Может, Чангюну надоело быть мишенью. Или он хочет доказать себе, что не слабак. Или Кихёну. Или черт знает что он там себе еще напридумывал, но для Кихёна это словно удар в спину, потому что все повторяется снова. Треснуло чье-то сердце, может, даже чья-то жизнь — кто знает, к чему это приведет Чангюна потом? Не все могут сопротивляться искушению утонуть в своем превосходстве над другими. Кихён вот тоже… Если бы он мог действительно все бросить, не было сейчас ничего. Плевать на себя, но наплевать на людей, которые рассчитывали на тебя? Кихён не хотел этой власти. Не хотел ответственности и кресла президента тоже не хотел — все изменилось в тот самый день. И не Вонхо был виноват в этом — только сам Кихён. Всегда и во всем. Одно он знает точно — теперь Чангюн не его забота. Ни сейчас, ни через два года, ни когда-либо. Что его душит больше: разочарование, что произошло именно то, от чего он хотел Чангюна избавить, или облегчение, за которое ему даже не стыдно. Ведь это не его выбор. После торжественной части кучка первогодок остается в зале, чтобы растащить стулья по периметру, на сцене устанавливают оборудование и инструменты — самодеятельность всегда в почете у администрации, — а Кихён идет в кабинет школьного совета, чтобы пообщаться напоследок с Намджуном и Юнги. Он нервничает, потому что в это время где-то в другом крыле принимает поздравления и присягу входящих в состав его банды Чжухон. Кихён привык ожидать подвоха даже на ровном месте. Особенно на ровном месте. Тихо пикает мобильный. "Угадай, что у меня есть" Кихён бегло читает сообщение, не вдумываясь в смысл, потом еще раз. Юнги в это время что-то тихо вещает, объясняя Намджуну про церемонию передачи и что-то еще… Что за шутки? Потом взгляд соскальзывает на имя отправителя, и Кихён замирает. Струйка холодного пота стекает по шее за шиворот рубашки. Пак Хенсу. Отвечать, понятное дело, совсем не хочется. То-то он за последние месяцы даже думать забыл о его существовании, Хенсу будто растворился, не показываясь Кихёну на глаза. Он решает подождать. "Я покажу, если ты попросишь" Черт. Кихён знает, что ничего хорошего его не ждет в любом случае, ответит он или нет, так что лучше разобраться с ним побыстрее. "Покажи", отправляет ему сообщение Кихён. Можно и так. В ответ Хенсу присылает ему фотографию, и телефон почти выскальзывает из рук, глухо стукаясь о поверхность стола. — Что-то случилось? — Видимо на его лице такое выражение, что даже обычно хладнокровный Юнги заметно напрягается. — Кихён? У того миллион мыслей в голове — куда бежать, кому звонить и надо ли вообще втягивать кого-либо. Первый порыв позвонить Минхёку, но нет, ни в коем случае. Об этом никто не должен знать, и куда, вообще, смотрел Чжухон?! Бестолочь малолетняя. Кихён тупо пялится куда-то в стол целую минуту, потом молча протягивает Юнги телефон. Кажется, сейчас он не в состоянии мыслить здраво. — Бля, — коротко ругается Юнги и машинально тянется в карман за сигаретами. — Главное, не паникуй. Сейчас все будет. Кихён не паникует. Но ощущение, что его сознание вытолкнули в открытый космос, и оно барахтается в пустоте — оцепеневшее и беспомощное. Юнги быстро что-то набирает в своем телефоне и закуривает. Кихён жестом показывает дать ему сигарету, принимает уже зажженную и глубоко затягивается, не чувствуя ни вкуса, ни дыма хотя не курил два года. Похуй. Он знает, что нестись сейчас куда-то сломя голову именно то, чего ждет от него Хенсу, поэтому просто сидит, вжавшись в кресло, и жадно курит, затягиваясь часто и глубоко. Юнги молчит, Намджун тоже — из благоразумия. Через минут пять в коридоре слышится топот и в кабинет влетают три запыхавшихся парня. — Пак Хенсу и его шайка, — оборачивается к ним Юнги. — Шума не поднимать, как найдете, сообщить мне и больше никому, ясно? — Ясно, сонбэ, — синхронно кивают парни и исчезают за дверью. Как хорошо, что есть Юнги, думает Кихён. Просто благословение свыше, не иначе. Не связанный ни с какими бандами, не засветившийся ни в одном скандале — тихий, почти незаметный серый кардинал, дергающий за ведомые ему одному ниточки. Кихён никогда не вникал, но доверял безоговорочно. Больше, чем Минхёку, хотя не признается в этом даже под пытками. И как хорошо, что сегодня все они уйдут из этого проклятого места. — Пойду, поздравлю Чжухона, — подает голос Намджун. Прослежу, чтобы ничего не случилось, — звучит на самом деле. — Да, отличная идея, — кивает Кихён. — Не повторяй моих ошибок. — Как патетично, никто же не умер, — кривится Юнги. — И ты не Карлеоне, завязывай. Будущий президент выходит из кабинета, оставляя их вдвоем, на минуту повисает тягостная тишина. — Не ожидал? — интересуется Юнги, по привычке вытягиваясь в кресле, и закидывает ноги на стол. — Ожидал, — царапнув ногтями по подлокотникам кресла, цедит Кихён. Ему сейчас необходимо отвлечься. Поговорить, разломать парочку стульев или набить кому-нибудь морду, но из вариантов пока только поговорить. — Только не знал, чего именно. Я сегодня вообще… Юнги, ты знал? — Мм? — Про Чангюна. — Нет, — скептично скривив губы, говорит тот. — Но ты же сам хотел защитить его? Хотя признаюсь, тут они нас уели. — Чжухон, — поправляет Кихён. — Чжухон нас уел. Ты же понимаешь, что он намного опаснее. — Только не говори, что это тоже твоя вина. — Я знаю его сто лет. Он был жутким трусом, все время прибегал ко мне во время грозы. — Это было в младшей школе, Кихён, — насмешливо напоминает Юнги. — С тех пор он немного вырос. — Он боялся всего. Грома, темноты, детских страшилок, насекомых, даже бабочек! — он вздыхает, потирая ладонями щеки. — Уколов, боли, крови. Что я проглядел? — Ты не его мама. Блять, Кихён! — Юнги подается вперед и стучит ладонью по столу, пытаясь привлечь его внимание. — Ты не господь бог. Ты не можешь контролировать все, как бы тебе не хотелось. И ты не должен переживать из-за того, что люди делают то, что делают. Ты должен переживать за себя, понятно? Заебал. — Я думал, что поступаю эгоистично, — тихо говорит Кихён, поднимая на него взгляд. — Что делаю только то, что выгодно мне. И втягиваю других людей. — Спешу тебя разочаровать, — в тон ему отвечает Юнги. — Люди сами выбирают, кем им становиться. Если они позволяют вертеть собой, это их проблемы. Ты никогда не был эгоистом. Иногда мудаком, но не эгоистом. — Утешил, — ухмыляется Кихён. — Всегда пожалуйста, — бурчит тот, вновь откидываясь на кресле. — Где эти придурки, сколько можно… Его мобильный вздрагивает на столе от короткой вибрации. — Юнги, — Кихён подрывается с места, но тормозит у двери. — Что еще? — Я боюсь… сорваться. — Я рядом, — Юнги смачно хлопает его по плечу и выталкивает в коридор. Кихён пытается дышать ровно и неглубоко. Они спокойным шагом движутся по кампусу, хотя Кихён то и дело порывается сорваться на бег, Юнги каждый раз придерживает его за локоть. У нужных дверей стоят только те трое, но Кихён уверен, что поблизости еще не меньше десятка парней. Юнги смотрит, молча спрашивая, готов ли он, и аккуратно стучит костяшками по гладкому дереву условным сигналом, который его ребята, выяснили у тех, кто стоял на стреме. — Запасная рубашка есть? — усмехается он, глядя на то, как Кихён стягивает с плеч пиджак от костюма и галстук. — Обижаешь. Забери, — он передает одежду одному из парней. В это время дверь приоткрывается, и Кихён со всей дури толкает ее внутрь ногой. Слышится громкий вскрик — кому-то явно прилетело. Юнги заходит первый, оценивает картину и спокойно объявляет: — Сейчас все выходят отсюда без резких движений, иначе кто-то проведет свой выпускной в медкабинете. В комнате всего несколько человек — все выпускники, ну хоть мозгов хватило не втягивать остающихся в школе учеников. Кихён сжимает кулаки и делает два неимоверно тяжелых для него шага вперед. У него будто свинцовые колодки на ногах, и так трудно держать себя в узде, что он боится сорваться от любого косого взгляда. Чангюна в комнате нет, и Кихён внезапно осознает, что его просто развели. Они бы не посмели тронуть мальчишку всерьез, все рассчитано лишь на расшатанные нервы Кихёна. Зная Чангюна, Кихён уверен, что жаловаться он не побежит — тоже все понимает. Хенсу спокоен, даже улыбается — совсем не боится. Безрассудный ублюдок. — Похоже, ты в отчаянии, — обращается к нему Кихён, когда в комнате не остается никого, и дверь закрывается с тихим скрипом просевших петель. — Иначе никогда бы не совершил подобную глупость. Знаешь, я вот все никак не могу понять, как может обида столетней давности перерасти вот в это. Он взмахивает рукой, имея в виду все, что произошло с ними за последние годы. Хенсу не нападает, словно ждет чего-то, и Кихён с размаху бьет его по губам тыльной стороной открытой ладони, а потом делает быстрый шаг вперед и носком ботинка по голени. Хенсу падает на колено с громким стоном, упираясь рукой в пол. — Наконец-то вернулся, — он поднимает на Кихёна восторженный взгляд. — Мне так надоело смотреть, как ты строишь из себя святошу. — Так все ради этого? — искренне удивляется Кихён, приподнимая брови. — Не люблю насилие, но если ты хотел, чтобы я тебя отмудохал, стоило только попросить. И, схватив его за волосы, впечатывается кулаком в подбородок. Хенсу выглядит еще более безумным, чем обычно, расплываясь в кровавой улыбке, — тошно смотреть. — Я хотел тебя трахнуть, — хрипло смеется тот. — Стоило попросить? Кихён подозревает, что нормальных людей в этих чертовых стенах уже не осталось. Здесь все сходят с ума. — Они ни хера о тебе не знают. Думают, ты такой весь из себя правильный и строгий, просто образец для подражания. — От его темного жадного взгляда Кихёну становится дурно, и он отталкивает Хенсу от себя. Тот валится на пол, приземляясь на задницу, и по-прежнему смеется. — Все боялись Киджуна, хотя бояться следовало только тебя. Почему бы не рассказать им? Какой ты на самом деле мудак. — Заткнись, — шипит тот и с каким-то садистским удовольствием наступает ему на руку каблуком. — Таким ты им не понравишься, — выдавливает из себя Хенсу, даже не пытаясь столкнуть его ботинок. — Зато мне ты нравишься именно таким. Так скажи, почему не я? Почему ты бросил меня? — Господи, совсем больной, — бормочет Кихён, брезгливо отдергивая ногу, словно очнулся от дурного сна. Когда шел сюда, думал, что размажет Хенсу по паркету на кровавые ошметки, но на деле… Вымещать на нем вину за собственные страхи отстойно. — И кто в этом виноват? — пожимает плечами Хенсу. — Разве я сделал что-нибудь, чего не делал ты сам? Ах, прости, не сам, но с твоей подачи. Не любишь марать руки. — Не люблю, — кивает Кихён, — но, как видишь, не такой уж я брезгливый. — Это просто личное, только между нами, да? Хоть что-то… — он вытирает рот рукавом и с каким-то удовлетворением смотрит на кровь. — Когда ты слился, я не верил до последнего. Присунуть своих под крылышко Вонхо — очень умный ход, я не сразу понял. Но это как раз в твоем стиле. А вот поставить на кон свою задницу... Гениально. Каким идиотом я, наверное, выглядел в твоих глазах. Кихён даже поостыл слегка, слушая его рассуждения. Интересно, Хенсу сам до этого дошел или подсказал кто? Нет, вряд ли, хотя он интеллектом никогда особо не блистал. Однако. Присев рядом с ним на корточки, Кихён наклоняется к нему, дотронувшись пальцами до кровавого следа на скуле. — Ты делился с кем-нибудь своими фантазиями? — обманчиво-ласково спрашивает он, поглаживая кровоподтек подушечкой большого пальца. Хенсу сглатывает и молчит, только дышит шумно, облизывает разбитые губы. — Нет. Смысл? — И правда, — мягко улыбается Кихён, отнимая руку от его лица. — Кто же тебе поверит. Вот только знаешь что… Я не притворялся. Мне до смерти все надоело. — Не обманывай себя, — шепчет Хенсу. — Нет, это ты себя обманываешь, думая, что знаешь меня. Я ведь даже не рвался никуда. Просто удачное стечение обстоятельств. — Запланированное стечение обстоятельств. И Вонхо на тебя запал. — Тебе виднее, — не стал возражать Кихён. Пусть думает, что так и было. — Только, спорим, вы даже не трахались ни разу, — говорит он так уверенно, будто со свечками за ними ходил. — Где же ты был раньше, Хенсу? — печально говорит Кихён, наклонив голову к плечу. — Почему не сказал никому? Мог бы Пулитцеровскую премию отхватить за такие сенсационные новости. А теперь… — Потому что люблю тебя мудака. — Он откидывается на пол, уставившись в потолок стеклянным взглядом. Не то чтобы для Кихёна это большая новость, но изнутри царапает, что вся эта херня опять из-за него. Из-за него со времен средней школы до чертовой матери чего произошло, и все это куда-то оседает слой за слоем, гниет и бродит в душе, напоминая каждый божий день о том, что он виноват. И в поведении этого придурка тоже. — Теперь можешь избивать, что хочешь делай, — Хенсу закрывает глаза, говорит тихо и торопливо. — Но лучше уходи. Просто уйди из моей жизни, пожалуйста. Дай спокойно сдохнуть. Очень правильно сказал. Кихён бы тоже, вот прям слово в слово, повторил. Просто уйди из моей жизни, Вонхо. Дай спокойно сдохнуть. Где-нибудь, где не будет тебя. Так бывает. Извращенное чувство, которое любовью язык не поворачивается назвать, когда уже не соображаешь, что творишь. Лучше бы Хенсу в очередной раз попытался его избить или изнасиловать. Кихён бы, наверное, это даже пережил. Только не вот это, носом в свое собственное сладкопахнущее дерьмо. Кихён думает, что Хенсу, наверное, было тяжело. Мудаков вообще тяжело любить. Именно поэтому Вонхо так и останется для него чем-то эфемерным — словно тянешься рукой, тянешься, но хватаешь только воздух. Как галлюцинация. Или фантом. Можно даже руку сквозь просунуть, но схватить и удержать никогда. А его любить просто — почти как дышать. Кихён молча поднимается и уходит, тихо прикрывая за собой дверь. — Ваш пиджак, — парень вежливо протягивает ему вещи и кивает в сторону двери. — С этим что делать? — Ничего, — он ерошит волосы на затылке и вздыхает. — Просто оставь его. В кармане звонит мобильный. Время принимать гостей, а Кихён еще рубашку не сменил. Ладно, особо и не испачкался, вот только руки… Он заходит в ближайший туалет, смывает с ноющих костяшек кровь — бил от души, но аккуратно, поэтому следов почти нет. Галстук, пиджак, дежурная улыбка. Все хорошо, Ю Кихён, это твой последний день в этом аду, давай закончим его достойно.

***

Достойно не получается. Потому что в этом покере у его гребаной судьбы всегда припрятан джокер. — Какого черта ты творишь? — шипит он, когда Вонхо практически выволакивает его из зала под лестницу и прижимает к стене. — Хотел спросить то же самое. Эта телка уже битый час на тебе виснет. Кихён думает, что концентрация идиотов вокруг него растет сегодня в геометрической прогрессии. Он тяжело вздыхает, пытаясь придумать, как бы намекнуть Вонхо, что они могут больше не притворяться. — Хосок. Даже в полутьме Кихён видит, как расширяются от удивления его глаза. Это первый раз, когда он назвал Вонхо настоящим именем. Тот самый повод, когда Кихён может себе это позволить и не хочет отказывать. — Все закончилось. И мы тоже закончились. Он выжимает эти слова сквозь сдавленное тисками, саднящее горечью как наждачной бумагой горло, удивляясь, как ему это вообще удалось. Вонхо, сузив глаза, смотрит на него, будто пытается ввинтиться взглядом в мозг и подсмотреть кихеновы мысли. Кихён даже ежится под этим взглядом, но потом дерзко вздергивает подбородок и ухмыляется — вот теперь можно. — Ничего не закончилось, — глухим голосом произносит Вонхо и, схватив его за руку, тянет куда-то. — Что ты дела… — Заткнись, Кихён. Ничего не закончилось, пока я не скажу. Так что заткнись. Вонхо злится, но Кихён не уверен, что на него. Как-то абстрактно злится, непонятно. Можно, конечно, сейчас остановить его, что неминуемо приведет к разборкам прямо здесь, на месте, а скандал будет уже точно лишним, поэтому Кихён решает пока промолчать. Они выскальзывают в ночь, и Вонхо уверенно ведет его к задней калитке, через которую обычно все сваливают с территории. В конце улицы он достает из кармана брелок и на противоположной стороне коротко пищит машина, снятая с сигнализации. — Я не пьян, — предупреждая возможные вопросы, хмуро говорит Вонхо. — Я вообще не пил сегодня ничего, кроме той стопки. Права у меня есть. Машина не в угоне. Садись. Потрясающая речь, Кихён под впечатлением. Вот только Вонхо сам на себя не похож, странно видеть его вот таким… Другим. Но он верит, потому что алкоголем действительно не пахнет. Это с одной стороны радует — они, как минимум, не разобьются. С другой — пугает до дрожи в коленках. Вонхо не забывает пристегнуться, проверяет зеркала и уровень бензина. Какой серьезный и обстоятельный, думает Кихён, время от времени скашивая на него взгляд. Собственная покорность кажется Кихёну нелепой, он словно забывает, что в любой момент может сказать нет. Теперь он может многое: взбеситься, наорать, потребовать остановить машину или хотя бы объяснений. Но не делает ничего. Он ловит последние минуты рядом с Вонхо будто последние глотки кислорода из баллона, зная, что воздуха все равно не хватит, чтобы выплыть на поверхность — туда, где Вонхо уже не будет. — Куда ты меня везешь? — все-таки спрашивает он, когда тишина становится практически осязаемой. Даже шум работающего мотора не может разогнать ощущение вакуума. — Тебе понравится, — Вонхо улыбается, на секунду повернувшись к нему, но радости в его взгляде Кихён не замечает. Лучше бы он тоже влюбился в какого-нибудь мудака, а не вот это все. Они едут долго, петляя по пустым улицам, пока не выезжают на дорогу, ведущую к вершине одной из пологих гор, окружающих город. Серпантин ползет вокруг вершины серой туманной змейкой, в глазах все черно-белое как старое немое кино. У Кихёна сердце словно в анабиозе, внутри все вымерзло как Земля в ледниковый период. Он смотрит в окно, в котором отчетливо виден профиль Вонхо. Все кажется таким абсурдным, словно Кихён попал в один из тех самых черно-белых фильмов, но его актерские способности явно на нуле. Они тормозят внезапно, на одном из поворотов, почти вплотную приткнувшись бампером к широкому отбойнику на краю обрыва. Вонхо поворачивается к нему всем корпусом, щелкает замком ремня безопасности и смотрит, смотрит, смотрит... Кихён хочет выйти из машины прямо в обрыв, чтобы больше никогда не чувствовать этого болезненного восторга, когда взгляд Вонхо направлен только на него. Призрачное мы, которого никогда не было, исчезает с каждой минутой наступающего рассвета, растворяясь вместе с туманом. Два года они играли в любовь для всех. Во что они играли друг с другом? — Вылезай, — мягко говорит Вонхо. — Не для того я сюда тащился, чтобы в машине сидеть. Он выбирается первым и идет к самому краю. Кихён любуется его силуэтом на фоне начинающего светлеть у самого горизонта неба, — красиво. И небо, и Вонхо. Тот поворачивает голову, мол, что ты там копаешься, иди уже сюда. За бортиком дорога обрывается в темноту, а перед ними расстилается город, уютно раскинувшийся среди гор и мерцающий сотнями огней. От вида захватывает дух, Кихён давится порывом ветра в лицо и восхищением. — Нравится? — спрашивает Вонхо и довольно щурится от понимания, что угадал. — Да, — выдыхает Кихён. — Нравится. — Ты ненавидишь стены. — Вонхо плавно перемещается за его спину, невесомо касается плеч. — Ненавидишь границы и правила, хотя стараешься следовать им. Поэтому я решил подарить тебе свободу. Кихён хочет спросить, кто ему писал речь и как долго он ее репетировал, но в этих словах слишком много смысла, который Вонхо туда вложить не стремился. Первый раз за долгое время Кихён чувствует, что его действительно ничего не держит. Не требует, не принуждает. Теплое дыхание опаляет шею — Вонхо ловко распускает узел чужого галстука, вытягивая его из-под рубашки, и расстегивает верхнюю пуговицу. Снимает ошейник. Все правильно. Лети, Кихён, лети прямо с этого обрыва — в свою свободу и без меня. Ты же так этого хотел. Кихён закрывает глаза, голова кружится, и его чуть ведет вперед, словно тело само решает за него, но Вонхо цепко держит за плечи, притягивает обратно, и затылок Кихёна идеально вписывается в изгиб его плеча. Он чувствует запах, чужое тепло и прерывистое дыхание на своей щеке. — Хосок... — Прости, — шепчет тот, прижимаясь носом к его виску. Не он здесь должен просить прощения. Почему бы тебе не рассказать им? — Я использовал тебя, — устало говорит Кихён. — Это было взаимно, — хмыкает Вонхо. — Нет, я... Кихён замолкает, раздумывая, как вообще начать. Потом нехотя отстраняется, забирается на капот, снимает пиджак, пытаясь сложить из него подобие подушки, и ложится, согнув одну ногу для устойчивости. Вонхо вопросительно приподнимает бровь, глядя на его манипуляции, но потом запрыгивает следом и садится рядом. Кромка горизонта светлеет, окрашиваясь в оранжево-розовый, близится рассвет. Остается слишком мало времени и нет смысла ходить кругами. — Я слил тебе свою банду и школу заодно. — Хм. — Хм? — Все еще не вижу проблемы, — пожимает плечами Вонхо. — Должен ли я сказать спасибо? — Я подстроил разборки с Хенсу, чтобы у тебя появился интерес избавиться от него первым. Натравил совет на твоих первогодок, чтобы ты захотел отыграться. И та история со взломом администрации, помнишь? Вонхо поворачивает голову, чтобы взглянуть на него. Кихён все так же лежит, глядя на светлеющее небо в ожидании солнца. — Зачем? — Нужно было выйти из игры. — И ради этого ты… — Подставил свою задницу в буквальном смысле. Договаривай, не стесняйся, — зевнув, произносит Кихён. — Не было времени придумать план получше. К тому же, моя задница в любом случае была в опасности. — Так приемником должен был стать ты? — осторожно спрашивает Вонхо. — Не должен, меня вынуждали. Поэтому я самоустранился. Заебало все. — И в банде ты был не просто… — Да, Хосок, — раздраженно перебивает его Кихён, но тут же спохватывается и глубоко вздыхает. — Я обеспечил Киджуну восхождение на этот гребаный трон, потому что сам он только морды бить горазд. Сила и мозги у нас в семье, к сожалению, распределились неодинаково. — И такой же трюк ты проделал со мной. — С той разницей, что ты об этом даже не догадывался. — Что еще в списке твоих подвигов? — Вонхо слегка поворачивается и опирается на вытянутую руку рядом с головой Кихёна. — Тебе лучше не знать, к тому же, все это в прошлом. До тебя, — Кихён кидает на него быстрый взгляд и вновь упирается глазами в горизонт. — Если интересно, спроси у Минхёка. — Он был в курсе, — Вонхо вдруг становится неожиданно серьезным. — Твоего плана. Вашего плана. — Он мой лучший друг, — четко произносит Кихён. — Естественно, он был в курсе. Хотя и против. — Ха, — выдыхает Вонхо, да так и остается с приоткрытым ртом. — То есть, я занял твое место, так что ли? — Помнишь, — пожевав в задумчивости губу, говорит Кихён, — ты сказал, что я всегда на своем месте. Могу сказать о тебе то же самое. Никогда не стремился занять его. — И как тебе живется с этим? — Паршиво. Быть мудаком в четырнадцать проще простого. Вопрос, останешься ли ты им насовсем или нет. К своим восемнадцати Кихён определился. Он щурится от первых, вылезших из розового марева, лучей и чуть поворачивает голову в сторону, упираясь взглядом в крепкое бедро, обтянутое брюками. Хочется положить на него ладонь и сжать, царапнуть ногтями, погладить… Кихён поджимает губы и замирает, стараясь не думать об этом. Зажмуривается, потому что Вонхо смотрит на него сверху вниз, не отрываясь, и очень страшно сейчас взглянуть ему в глаза. — Чувствуешь себя преданным? — тихо спрашивает он, устав от долгого молчания. — Чувствую, что хочу дать тебе в морду. Просто не могу поверить, что вы оба все это время… — Минхёка не приплетай, — обрывает его Кихён. — У него выбора не было. — Ох, блять, — Вонхо дергается, словно только что осознает правду, и натурально хватается за голову, сжимая волосы пальцами. — Ну, ты и… — Да, я знаю. Извиняться, я думаю, уже поздно, да и вряд ли тебе нужны мои извинения. Кихён тоже садится, складывая локти на коленях, и упирается в них подбородком. — Ненавидишь меня? — Восхищаюсь, — глухо бормочет Вонхо. — Ненавижу тоже, но ты просто... Охуеть не встать. Зачем ты мне все рассказал? — Потому что все закончилось, Хосок. Потому что ты подарил мне свободу, и я воспользовался этим, — горько улыбнувшись, говорит Кихён. — Как тебе мой подарок? — У тебя явная проблема с их выбором. Жаль, что за рулем, сейчас бы выпить. — Ага. — Как насчет продолжения? Кихён смотрит на него непонимающе. — Встретиться и отметить по-настоящему. Напиться, выговориться, может, все-таки дать тебе в морду, а может… Короче, чтобы забыть об этой дурацкой школе и начать все сначала. — Начать что? — Кихён выдыхает это тихо, почти неслышно. — Ты вроде умный, — Вонхо смотрит на него недоверчиво. — Думаешь, я не понимаю, что это типа прощание сейчас было? Хотел избавиться от меня? Вот так просто уйти, забыть не только все, что ты натворил, но и выкинуть всех из своей новой жизни, чтобы не напоминали. Так? Выкинуть тебя. Пока сам не выкинулся куда-нибудь. — Ладно, — говорит Кихён, непринужденно пожимая плечами. — Ладно? — Встретимся и отметим. Это вранье дается ему, пожалуй, легче всего, потому что Кихён на самом деле хотел бы. Но он знает, что сразу после выпуска будет не до того обоим, а потом… Нет, он не рассчитывает, что Вонхо забудет или передумает. Кихён рассчитывает, что к тому моменту он будет уже очень далеко отсюда. И тогда все, что происходило здесь, больше не будет иметь над ним власти. Вонхо и его дурацкие шутки, его перебинтованные руки, его взгляд брошенного в толпе ребенка, блядские вечно потрескавшиеся губы, весь бесконечный список того, что Кихён так в нем любит. Ему не становится легче после этого бессмысленного, ничего не значащего признания. Конечно, нет. Хосок не заслуживает того, чтобы он выворачивал перед ним свое гнилое болото наизнанку. У влюбленных мудаков нет права надеяться на взаимность. А еще он очень боится превратиться в такого же Хенсу и свихнуться. Поэтому Кихён выбирает для себя единственно возможный выход — сбежать. Это ни хрена не любовь. Кихён тяжело болен, его лекарство — в свободе. Никто не будет прежним, когда выйдет отсюда, и они не исключение. tbc
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.