Моменты детства.

… Хаширама-ребёнок брызжет эмоциями, делясь ими со всеми, кому не посчастливится оказаться рядом. Маленький Сенджу греет мир вокруг улыбками, словно солнышко — искристыми лучиками. Да и сам он — дитя Солнца: смуглый, жаркий, тёмноглазый, ослепительно-яркий, с лукавой улыбкой огненного кицуне. Светлый. Ко всему миру Хаширама добр — и мир к нему в ответ тянется, словно ласковый щенок к верному хозяину. И как он только умудрился подружиться с ночным кошмаром, демоном-они — Мадарой Учихой, чья кожа белее снега, а глаза и волосы темнее безлунных ночей? Так и кличут Учиху за глаза: Тенгу, дух-ворон, стальные перья — проклятая душа. Лишь семья его не сторонится — отец да брат; нежно Ночным Пёрышком зовут, Изуна обниматься лезет, а отец не выделяет ехидно промахи, что обыкновенно со всеми учениками проделывает: лишь вдесятеро усерднее заставляет заниматься. Понимает Таджима, что не сладко сыну придётся. …Как сошлись Мадара с Хаширамой — одним Ками ведомо. Казалось бы, разные, словно ночь и день — а всё же нашлось что-то, что в другом зацепило, вместе свело. *** Хаширама приносит другу пригоршни спелой, сладкой, крупной земляники и восторженно тараторит о найденных неподалёку ягодных полянах: «Представляешь, там ягоды с мой кулак растут! Может, там живут ко-дама*?» [* — согласно японским поверьям, воплощенные души деревьев, способные покидать своё дерево, присматривая за рощами и поддерживая равновесие в природе] Мадара скептически хмыкает на подобные утверждения, но ничего не отвечает, спокойно поедая сочные ягоды: еда всегда приводит его в относительно умиротворённое настроение. Даже нескончаемая трескотня не выбешивает Мадару, пока тот ест. Ну, а когда спасительная пища кончается, он неторопливо поднимается, ловко сцапывает друга за воротник косоде и утаскивает к своему укромному местечку — небольшой делянке голубики. После чего зажимает рот ладонью уже приготовившемуся поделиться впечатлениями от созерцания ягод идиоту Хаши и тихо фыркает: «Хватит болтать, придурок, иди ешь.» Сытый Мадара — добрый Мадара. Хаширама на «придурка» на самом деле давно уже не обижается: это ж Мадара, он всегда грубит, что с него взять? Но для поддержания традиций депрессивно хмурится, укутываясь во вполне ощутимую тучку грусти, и незаметно хитро косится на друга, наслаждаясь растерянностью того. Казалось бы, он проделывает подобный трюк постоянно, пора бы уже и привыкнуть, но Мадара всегда так забавно теряется и неумело пытается вернуть «тучке» хорошее настроение! Хаши готов повторять свои выходки вновь и вновь, без устали, если это позволит ему ещё хоть раз немного понежиться в неуклюжей заботе лучшего (и, пожалуй, единственного) друга. … Когда Мадара понимает, что Хаширама просто придуривается, как обычно, — и он, Учиха Мадара, на это опять ведётся! — он опасно щурится и опрокидывает приятеля в кусты голубики. Начинается веселая возня с хохотом Хаши, поеданием упругих синих ягод и тихим шипением Мадары, предвещающим наглому обманщику тихую могилку на вот этой самой поляне: мол, двойная польза — и врать кое-кто прекратит, и голубика лучше расти будет, крупнее и нежнее. Домой оба возвращаются синие с ног до головы, но счастливые, как коты, и объевшиеся ягод до икоты, перепугав жутким цветом младших братьев (Тобирама с Изуной чуть одновременно инфаркт не схватили, даже не подозревая о такой синхронности) и доведя до нервного тика отцов (Таджима и Буцума решительно взялись за ремни, и… В общем, в ближайшие пару недель сидеть наследникам было больно). Но даже такие мелочи не огорчают Хашираму и Мадару; что тело — «шрамы» от ремня сойдут, а теплые воспоминания о ягодах, друге и не только останутся. *** … Мадара не верит в сказки, хоть и рассказывает их младшему брату тёмными вечерами. Он знает сотни баек, легенд, историй: страшных и смешных, волшебных и не очень… Но не верит ни в одну. Это позволительно Изуне: брат ещё совсем ребёнок, а детям положено верить в чудеса. А Мадара уже взрослый, уже шиноби: шиноби нельзя надеяться ни на что, кроме него самого. Глупые сказки не отведут смертельный кунай. Хаширама же видит во всем происходящем нечто чудесное, сказочное. Он знает: в реках живут каппы и загадочные адзуки-арай, а в лесу можно увидеть цурубэ-би. Хаширама верит, что в старых вещах живут цукумогами, а в доме обязательно должен жить дзасики-вараси. В горах же, по его мнению, бродит прекрасная, но бесчувственная Юки-онна. Он часто и много говорит о ёкаях, рассуждает, как здорово было бы увидеть хотя бы краем глаза Кирина, напоминает младшим обязательно звать Баку, если приснится кошмар. Хаширама вещает о духах и скептически настроенному Мадаре, чей вид явственно сообщает о нерушимом и абсолютном неверии, подбивает того отправиться на поиски тенко. Друг поначалу отказывается, но Хаши-то видит, как загораются азартом по мере рассказа его глаза. Собственно, так происходит всегда и со всем: Хаширама предлагает — Мадара насмешливо отказывается — Хаширама упорно настаивает — Мадара нехотя соглашается. Иногда Сенджу думает, что его друг немного (а может, и целиком) девушка: логика у Мадары временами типично женская. Но, конечно, самому брюнету он об этом никогда не скажет — Хаши совсем-совсем не хочет умереть молодым. Так — весело, с обычной периодичностью «взрывов» Мадары и депрессий Хаширамы — они обшаривают окрестности, лелея одну идею: доказать другому свою правоту. И, как обычно, друзья ничего не находят, а поиски заводят их в такие места, куда Аматерасу не смотрит. Хаширама, надувшийся, как лягушка весной, утверждает, что Мадарин кислый вид распугал всех духов, а едкие замечания разогнали даже самых зловредных они. Мадара вскипает, возмущённо изрекая, что такого быть не могло, ибо духов не существует, слышишь, Хаши-придурок, не су-щест-ву-ет! Разумеется, друг такого кощунства стерпеть не может. Разгорается усталая, ленивая (очередная) драка: в конце-концов, на эту тему они спорили не раз и не два… Оба возвращаются по домам уже после заката, все в грязи, синяках, листве, довольстве и ёкаи знают в чём ещё. Отцы уже даже не читают морали: привычно хлопают по пиале саке для успокоения и берутся за кожаных учителей — за ремни и пояса, стало быть. От слов мало толку, они на непослушных наследников не действуют совсем. То ли дело — хороший пояс с металлической пряжкой с моном клана… Такими ещё в прародителей ум вбивали. … Хотя их мнения о мистических явлениях и существах полностью разнятся, одна вещь остаётся неизменной всегда: перед каждым боевым выходом и скептик Мадара, и мечтатель Хаширама молятся всем известным им Ками, чтобы не встретить друга на поле битвы. Никто из них не хочет убивать другого. «Пожалуйста, светлые Ками, добрые духи, отведите беду… Да не встречу я друга с оружием в руках.» [Каппы — японские водяные; Адзуки-арай — ёкай, промывающий в реке красную фасоль-адзуки и создающий тем самым характерный шелестящий стук; Цурубэ-би — маленькие древесные духи, выглядящие как голубовато-белые огненные шары, которые покачиваются на ветвях; Цукумогами — души старых вещей; Дзасики-вараси — домовой; Юки-онна — призрачный дух гор, прекрасная белая дева, замораживающая людей; Кирин — чудесный единорог, вестник благоприятных событий, символ благополучия и удачи; Баку — пожиратели снов и кошмаров; Тенко — разновидность кицунэ, «божественная лиса»; «Куда Аматерасу не смотрит» — авторская переделка выражения «куда Макар телят не гонял"] *** Мадара обожал рыбалку и старался поделиться этой любовью всей своей жизни с Хаширамой. Тот, правда, такие порывы друга сначала не оценил: слишком активному и энергичному Сенджу казалось скучным пустое сидение на берегу реки с удочкой в руках. Хаширама признавал полезность рыбалки в хозяйстве, но сам рыбачить не желал — не вызывало это дело у него восторга. Но Учиха Мадара никогда не признавал поражений, и пренебрежительное отношение друга к любимому занятию было больным ударом по его самолюбию: чтобы он — и не смог кого-то убедить? Ха, да как бы не так! Он покажет глупому Хашираме, что рыбалка — увлекательное занятие. Хаширама о коварных планах брюнета не подозревал, но когда товарищ все разговоры начал сводить к теме рыбы, он насторожился, так как прекрасно знал, что Мадара крайне редко никогда не делает что-то просто так. Некоторое время Хаши удавалось избегать опасных словесных ловушек и старательно не замечать намёки, но в один чудесный момент он всё же попался, утратив бдительность. И ладно бы «капкан» был хитроумным и мудреным: нет, Сенджу банально взяли на «слабо». «Ты постоянно твердишь, что мы друзья. Друзья понимают, принимают и поддерживают увлечения друг-друга… Но ты не понимаешь, чем мне дорога рыбалка, в то время как я вполне осознаю, что тебе нравится в азартных играх. Не находишь, что как-то не взаимно у нас с тобой всё?» — усмехнулся насмешливо Мадара, явно устав намекать и решив пойти в лобовую атаку. — «Спорим, ты не сможешь победить меня в состязании? Проигравший выполняет желание победителя. Слабо поймать больше рыбы, Ха-ши-ра-ма?» Хаширама сам не знал, что заставило его согласиться на спор: то ли гордость, то ли достаточно интересный приз, то ли харизма Мадары… Но он согласился, даже не подумав, как будет ловить рыбу, не имея удочки. Впрочем, снасти ему выдал подозрительно довольный, как кот, выпивший всё молоко в доме, Мадара. Хаширама даже на секунду задумался, стоит ли пугаться, или уже поздно. Когда друг отводит его к любимому удобному рыбному местечку, Хаширама думает совсем не о грядущей «битве». Он ловит взгляд Мадары, полный нетерпеливого предвкушения, и рассеянно думает, что глаза того похожи на чёрные турмалины; Сенджу когда-то видел такие: после одной миссии плату клану выдали камнями, в числе которых были и эти. Не особо бросающиеся в глаза, тёмные, но полные неуловимого внутреннего света — застывшие искорки ночного неба— они чудесным образом покорили сердце юного Хаширамы с первого взгляда, затмив своей неяркой, скрытой, неясной красотой надменные бриллианты, изысканно-кровавые рубины и прочие дорогие минералы. В себя задумавшийся шатен приходит от несильного пинка по голени: видимо, Мадара устал безуспешно звать ушедшего в свои грёзы друга. И правда — стоит, возмущённо скрестив руки на груди и рассерженно взирая на мечтателя. Хаширама виновато и чуточку смущённо улыбается и предлагает начинать. Мадара злобно фыркает, словно разбуженный во время самого лучшего сна кот, удобно располагается на берегу и решительно устанавливает срок в час на соревнование, взглядом обещая утопить друга в реке в случае наличия возражений. Получается весьма выразительно. Хаши нервно сглатывает и быстро кивает, решив не злить друга ещё больше. Рыбалка проходит относительно спокойно. Хаширама неловок, его добыча часто срывается с крючка; поначалу это выводит из себя, но вскоре шатена охватывает азарт, он начинает входить во вкус. Это даже забавно — пытаться поймать-победить рыбу, которая сопротивляется (как настоящий шиноби!), и Сенджу хихикает про себя. Чуть ли не кипящий от злости Мадара постепенно успокаивается, убаюканный любимым занятием; Учиха даже начинает тихо мурлыкать себе под нос глупую, но прилипчивую песенку, лениво наблюдая за движением поплавка по водному пространству. Мерно шелестит река, где-то в лесу перекликиваются птицы, рядом сосредоточенно следит за рекой, в кои-то веки забыв о скучности рыбалки, Хаширама… Благодать. Отпущенное на состязание время проходит незаметно. При подсчёте результатов оказывается, что поймали они одинаковое количество рыбин — ничья. Некоторое время поспорив, друзья решают, что никто из них в таком случае желание не должен, и с удивлением замечают догорающий закат. С ужасом представляют взбучку, которую получат от родителей, спешно прощаются и разбегаются по домам, не забыв прихватить с собой добытую рыбу. … Выслушивая очередную гору нотаций, Хаширама философски думает, что могло быть и хуже… А глаза у Мадары чудесные — ну совсем, как шерлы, только живые! И более яркие… И красивые … Нужно будет как-нибудь подарить ему камешек-другой. Может, Мадаре даже понравится… Погрузившийся в мечты Хаширама машинально кивает всем словам отца, радуя Буцуму внезапным, но запоздалым послушанием. … Мадара терпеливо ждёт, когда у отца закончатся слова, подозревая, что он, Учиха Мадара, будет первым Учиха, пробудившимся шаринган не в бою, а от долгих, нудных и ненужных нравоучений. Пережить тяжёлое время нотаций помогают лишь воспоминания о сияющей улыбке Хаширамы и его сбивчивых уверениях, что если б знал, как это интересно — рыбачить, обязательно присоединился к другу раньше. «Глупый-глупый Хаширама…» — незаметно улыбается Мадара. … Ни один из них не знает о мыслях другого — и никогда не узнает. Но этот день останется в памяти обоих на всю жизнь чем-то уютно тёплым. [Шерл — другое название чёрного турмалина.]