Зависимозависимые

      — Здравствуйте, меня зовут Курапика, и я алкоголик.              Куроро едва заметно дёргается, поворачивается на голос и вскидывает тонкие брови, которые тут же прячутся под чёлкой. Курапика оказывается невысоким, бледным, словно прозрачно-тонким парнем, появившимся сегодня впервые. Он сидит прямо, поджимает губы в саркастической гримасе и явно с трудом сдерживает недовольство только что сказанной фразой.              — Приятно познакомиться, Курапика, — Куроро кивает, а сам смотрит внимательно, пронизывающе. Зная, что его взгляд с трудом можно назвать приятным. — Добро пожаловать, — слова Куроро звучат скрытой насмешкой, но это абсолютная ложь.              Курапика одёргивает воротник рубашки, поправляет его и всем видом показывает, что ему тут не нравится. Куроро с ним мысленно соглашается. Ему первое время тоже было не очень комфортно. Потому что впервые в группу помощи он приходит лет десять назад с навязчивым желанием забрать себе всё, что он посчитает ценным. В детстве это были бесполезные побрякушки вроде красивых камней, в подростковом возрасте Куроро ловил бабочек, нанизывал их на булавки и прикалывал к доске в собственной комнате, чуть позже ценными становились люди, и Куроро без зазрения совести разрушал семейные пары, устоявшиеся отношения и присваивал себе того, кого посчитал нужным. Камни, становясь не интересными, терялись, бабочки, высыхая и надоедая, отваливались от доски и падали куда-то под письменный стол, откуда их выметала мать, кидая на Куроро негодующие взгляды. Люди начинали раздражать быстрее.              — Расскажешь о себе? — Куроро стучит пальцами по колену, обтянутому тканью идеально выутюженных брюк, и не отводит взгляд от новенького в их группе.              Курапика открывает рот, сидит так всего мгновение, а потом качает головой из стороны в сторону. Куроро медленно кивает — он знает, что раскрываются в первую же встречу только полные недоумки вроде того парня, который с маниакальным взглядом крутит в пальцах скальпель. Куроро теперь строго смотрит на него:              — Ты ведь знаешь, что тебе запрещено брать эту штуку в руки.              Леорио скукоживается, тушуется и прячет скальпель в карман. У него уже есть условный срок за непреднамеренные увечья и направление к психиатру. Леорио послушно ест таблетки и отмечается в полицейском участке, но от скальпеля избавиться пока не в силах. И ведь он, думает Куроро, не жесток, как сумасшедший мальчишка, на целый десяток лет младше их всех, сидящий на соседнем стуле и безучастно лижущий огромный леденец, постоянно взъерошивая и без того торчащие волосы.              У этого ведь целый послужной список и полная безнаказанность. Деньги и влияние известной семьи решают всё. Да и эти групповые посиделки ведь просто для галочки, Куроро всегда знает, когда человек не заинтересован в своём исправлении.              Он снова стучит пальцами по колену и вновь смотрит на Курапику, думая, что тот понятия не имеет, зачем пришёл сюда.              За весь вечер Курапика больше не произносит ни слова.              — Думаешь, долго у нас протянет? — Хисока перебрасывает карты из ладони в ладонь, тасует их и гнёт изящными движениями, показывая фокусы невидимому зрителю. Куроро молча собирает анкеты со стульев и словно невзначай кладёт ту, что оставил Курапика, сверху.              — Ого! — Шалнарк заглядывает ему за плечо, отрываясь от своей консоли. — Поставил галочку напротив «да». Это уже победа.              Куроро смотрит на эту галочку и скользит взглядом к пункту «хотите ли вы получить помощь от группы?», а потом смотрит на мерно жующего жвачку Хисоку, которого диагноз «покерная зависимость» только забавляет, как и вся их группа, он ходит сюда лишь для того, чтобы расслабиться, придумывая каждый раз новую историю о причине нахождения среди них. Шалнарку же его консоли с видеоиграми приносят больше дохода, чем головной боли и проблем, но его семья считает иначе. И Шалнарк, как послушный мальчик, приёмный сын, которого приютили дальние родственники, в знак благодарности за это примерно высиживает каждое собрание.              — Цирк уродов, — говорит Куроро, когда спустя неделю, на следующей встрече, они остаются с Курапикой наедине и выходят из старого спортивного зала с осыпающейся по углам штукатуркой вместе.              Не лучшее место для групповой терапии, но другого им не дали, а Куроро всегда имел слабость к непримечательным местам.              — Что? — Курапика задирает голову и удивлённо на него смотрит. У него волосы аккуратно собраны в хвост, а чёлка совсем растрепалась и лезет в глаза.              У Куроро возникает слишком явственное желание убрать её с чужого лица, но он сдерживается и только сжимает и разжимает ладонь.              — Все мы тут психи, говорю.              — А ты наш психиатр? — хмыкает Курапика, глядя на него из-под светлых ресниц. Куроро ловит себя на том, что Курапика совсем не похож на алкоголика, да и вовсе на того, кто способен перебрать с выпивкой: слишком собранный, даже серьёзный, контролирующий каждое слово. Такие не пьют просто от скуки или от того, что тусовка в клубе затянулась на несколько лет.              — Я главный псих, — Куроро останавливается на перекрёстке и смотрит на красный глаз светофора. Остановка на другой стороне улицы, и Куроро понятия не имеет, в какую сторону ехать Курапике. Разговор заканчивать не хочется. Не из-за ответственности перед званием того, кто организовал эту ерунду с групповой терапией, а потому что Куроро не может упустить и крупицы знаний о любом, кто ему хоть немного интересен.              Курапика интересен очень.              — С чего всё началось?              — Что? — снова спрашивает Курапика, но Куроро не идиот.              — Ты понял, — он выразительно выгибает брови и шагает на дорогу первым, стоит светофору поменять цвет на зелёный. Но идёт, специально замедляя шаг, и даже не пытается этого скрыть.              — Не хочу говорить об этом.              — Рано или поздно придётся. Иначе, зачем ты пришёл к нам? Чтобы протереть штаны на расшатанном стуле?              Курапика засовывает руки в карманы пальто глубже и утыкается лицом в тёплый шарф, прячась от ветра. Куроро следит за ним краем глаза.              — Лучше рассказать сначала кому-то одному, рассказать остальным будет легче. Проще начинать с малого.              — Считаешь себя малым? — Курапика глухо хмыкает, Куроро пожимает плечами. Ему всё равно. Он хочет услышать историю.              Они уже стоят на пустой остановке, и ветер обдувает со всех сторон, потому что хлипкая, словно картонная стенка остановки — совсем плохая преграда. Вот она — малое, мысленно отмечает Куроро и вновь косится на Курапику. Он не хочет перегнуть, пережать, сломать. Куроро давно уже так не делает. Он ведь не Хисока, который полный балбес в жизни, пусть и считается виртуозом в карточной игре.              Ни один автобус не приходит, а Курапика громко чихает. Куроро медленно закуривает, выпускает дым и откидывается затылком как раз на выцветшее объявление на стене.              — А ты как тут оказался? — спрашивает Курапика, и внутри Куроро улыбается — он ждал этого вопроса с самого начала.              — Я люблю делать всё своим, — отвечает он.              — Что-то вроде клептомании?              — Хуже. Я люблю делать своими не только вещи, но и людей.              — А что потом? — Курапика снова чихает и прячется в шарф ещё глубже.              Куроро протягивает свободную от сигареты руку, убирает распотрошённую ветром чёлку Курапики со лба и осторожно поправляет его шарф, улыбаясь только уголками рта.              — А потом они мне надоедают.              На следующую встречу Курапика не приходит, и Куроро хмурится несколько раз, смотря на пустой стул. Хисока замечает первым и после того, как все поднимаются и идут к выходу, он наваливается на Куроро сзади и громко шепчет на ухо:              — Я думал, ты завязал.              Куроро раздражённо отмахивается, несильно отпихивает плечом Хисоку и вновь возвращает на лицо нейтральное выражение.              — Правильно думаешь.              Хисока гогочет уже где-то с другой стороны, заваливается на стулья и вновь играет с колодой карт.              — Посмотри его телефон в анкете, он ведь оставил данные.              — Зачем мне это? — Куроро думает, что Хисока не там применяет свою профессиональную проницательность. Ему не нравится находиться рядом с ним. Казалось, Хисока видит его насквозь, и это совсем не приятное ощущение.              — Ты ведь теперь должен взять ответственность, если он сорвётся, — нараспев отвечает Хисока и снова заходится в хриплом смехе.              — Правила нашей группы не распространяются на рецидивы.              — Рецидив — это возвращение болезни, а она ещё не ушла, — напоминает Хисока, выходя из зала и оставляя Куроро в одиночестве и раздумьях.              Он не должен перебирать анкеты, не должен идти к кому-то, кто вряд ли примет помощь, но внутри довольно знакомое чувство, заставляющее накинуть пальто на плечи и сжать пачку сигарет в кармане. Куроро не нужно рыться в бумагах, чтобы найти адрес или телефон Курапики — он запоминает их с первого раза. И считает, что звонок ничего не решит, он почти уверен, что Курапика даже не возьмёт трубку. Потому едет на такси целую вечность — в другую часть города, где облезлые дома не такие облезлые, но всё ещё не с блестящими новыми окнами, как в том районе, где живёт Куроро. Ветхие места хороши только, когда в них бываешь время от времени, а не постоянно. Жить Куроро предпочитает в хорошо оборудованной квартире элитного жилого комплекса с консьержем и просторным лифтом.              Дверь в квартиру Курапики тяжёлая на вид, металлическая и с длинными частыми царапинами возле замка. Куроро представляет, как Курапика тычет в замочную скважину ключами, но не может попасть из-за плещущегося где-то в желудке виски, и видение такое отчётливое, что Куроро понимает — он прав.              И уверенно нажимает на звонок.              Куроро думает, что Курапика сорвался. Весь такой собранный, чистенький, беленький, в отглаженной рубашке и галстуке — он выглядел слишком серьёзно для того, кто не сорвался бы в ближайшее время. Куроро знает, он проходил эти этапы. Он видел, как их проходили другие.              Но дверь распахивается, и Куроро встречает вовсе не запах алкоголя, а болезненно-румяный Курапика, со слипшимися ресницами и хлюпающим носом.              — Какого чёрта ты тут забыл? — хрипло спрашивает он. И Куроро вдруг замечает за собой облегчённый выдох.              — Так ты болеешь, — говорит он, опираясь плечом на дверной косяк.              — Я спросил, какого чёрта ты тут делаешь? — повторяет Курапика.              — Ты знаешь, — Куроро легко протискивается внутрь квартиры, проходит дальше и ставит на тумбочку бумажный пакет с продуктами.              Курапика молча закрывает двери, мрачно смотрит, но слишком плохо себя чувствует, чтобы спорить. Куроро не испытывает особых затруднений и уверенно хозяйничает на кухне. Он делает недурной чай и приносит его прямо в комнату Курапике. Так, словно не впервые пришёл к нему. Садится на край кровати и трогает горячий лоб.              — Тебе следовало бы вызвать врача.              — Ненавижу врачей.              — Тогда позвать кого-то из родных.              — У меня нет родных.              Куроро склоняет голову набок и уточняет просто так, не особо надеясь на ответ:              — Где они?              Курапика неожиданно отвечает, утыкаясь носом в кружку с горячим чаем и не смотря на Куроро.              — Какие-то ублюдки залезли в дом, чтобы ограбить, но застали родителей дома и убили их.              — Грустно, — качает головой Куроро, и в его голосе даже слышится сочувствие. Теперь он понимает одну из причин, почему у Курапики проблемы с алкоголем. Если исключить слабоволие, которым больны они все.              Куроро забирает пустую кружку у Курапики чуть позже, треплет по волосам и заставляет выпить жаропонижающее. Курапика засыпает неожиданно быстро и спокойно, а Куроро остаётся рядом с ним до конца недели.              На следующее собрание они приходят вместе. В дверях их встречает Леорио, водящий острым скальпелем по ладони и поблёскивающий глазами за стёклами очков.              — Ты вернулся, — радостно говорит он Курапике, но в ответ получает лишь холодный взгляд. Куроро похлопывает его по плечу и мягко советует:              — Убери скальпель. Это не игрушка.              Леорио смотрит им обоим вслед и медленно опускает ладонь вниз. Куроро садится на стул, Курапика опускается рядом с ним и что-то негромко говорит, а Куроро с улыбкой кивает. В какой-то момент он отводит взгляд и обжигает им Леорио, так и застывшим в дверях, не в силах оторваться от них обоих. В глазах Куроро едва заметное, хорошо скрываемое торжество, и во рту Леорио сухо.              У Куроро навязчивое желание забирать себе всё интересное и смертельно опасная харизма. У Курапики два засоса на шее и взгляд, направленный только на Куроро. У Леорио — скальпель, пропарывающий кожу на запястье и стирающий буквы:              «Здравствуйте, меня зовут Курапика, и я алкоголик».