Трое из ларца

Хибия не ребенок. Это просто смешно — да он бы и посмеялся, только горечь застревает в горле, перекрывая доступ кислороду, и Амамия задыхается. Однажды он уже умер от асфиксии. И ничто не дает забыть об этом — ни стальной привкус на языке, ни чертова адская жара, ни алые брызги и пустой, бессмысленный взгляд — стоит только закрыть глаза, он тут же ее увидит. Хибия учится не вздрагивать, когда светофор загорается красным. Учится не замирать в ужасе каждый раз, натыкаясь взглядом на качели — на те самые качели, в том самом парке, и почему он снова здесь, где Хиери, он должен~ Учится не смотреть на кошек со страхом и ожиданием. [его глаза снова пылают алым] Хибия учится не кричать, просыпаясь ночами от оглушительно громкого, мерзкого хруста чужих [и своих] костей, от въевшегося в память запаха смерти. Кто сказал, что прыгнуть под грузовик — это просто? Ему еще нет и тринадцати, но, кажется, он уже бесконечно стар. Сколько дней (месяцев?) [лет] он провел в том месте? Хибия учится идти вперед, вдали от кошмара вечного пятнадцатого августа, но на деле это оказывается гораздо сложнее, чем ему хотелось бы.

**********

Шинтаро понимает. Шинтаро хмурится, потирает виски и залпом вливает в себя газировку — все, чтобы не заорать от боли прямо перед Момо. А через минуту — судорожно кашляет, сжимая голову. Все что он может — тихо, надрывно скулить по ночам, разрываясь между новой порцией воспоминаний и желанием выцарапать себе эти чертовы глаза [умоляю, пусть это прекратится!]. Желания Кисараги не играют ни малейшей роли — как бы сильно он этого ни жаждал, он никогда не сможет забыть. Ему просто не позволят. В ушах звенит печальный смех Аяно и он уже не может сказать, реальна ли она [ему все равно]. Он помнит все и ничего, его реальность — это вакуум и чудовищное давление, это сверхновая где-то в глубине черепной коробки. Это одна и та же история, разыгранная в бесконечном множестве миров-однодневок. Так себе история, в общем-то, и различия лишь в мелочах, а концовка всегда одна, да и та давно уже надоела. Он бы и рад это прекратить, но ему больше не позволят запереть себя вновь [иначе он сойдет с ума гораздо быстрее], а по-другому от мира скрыться, увы, не выйдет. Шинтаро учится засыпать и просыпаться с болью, надеясь, что в ближайшее время все закончится [пожалуйста, он больше не выдержит]. Учится избегать друзей и острых предметов [нельзя-нельзя-нельзя]. Учится не смотреть на Королеву с ненавистью [это ты, ты, ты, ты, ТЫ виновата!]. Шинтаро учится запивать снотворное газировкой и, кажется, скоро загнется.

**********

Шууя смеется — хрипло, отрывисто, неискренне — и заламывает пальцы до болезненного хруста. Шууе весело, ему чертовски смешно [и почему-то хочется сдохнуть], будто он снова разыграл над кем-то очередную дерьмовую шутку. В такие моменты он похож на гиену и, поймав свое отражение в зеркале, он непременно кривится, и тут же вновь давится смехом. «Чудовище» стоит позади него, практически нависая. Шууя — восхитительный лжец, мазохист и придурок. Приятно познакомится, дамы и господа. Двойник смотрит на него загнанным взглядом мертвых алых глаз, все его лицо покрыто шрамами [от себя себя не спрячешь, да, Кано?], и он морщится в отвращении. Какая же он, однако, мерзкая кукла. Змей, обвивающий его тело и занесший клыки прямо над шеей, шипит насмешливо [твоя правда]. Шууя сказал бы, что это его раздражает — шипение над ухом и присутствие над душой — да вот незадача, [у него давно уже нет души]. Он впивается ногтями в ладонь и до крови закусывает губы — лишь бы удержать свою жалкую улыбку еще немного — и плевать, что за привычным мороком никто этого не увидит. Шууя учится улыбаться сквозь боль в изрезанных матерью щеках и сдерживать слезы. Учится жить без мысли о том, что умрет, как только Ему станет достаточно скучно. Учится самостоятельно двигать затекшими от недавно оборванных нитей конечностями и думает, что, право слово, лучше бы он и впрямь погиб тогда вместо Аяно.

**********

Хибия плачет, Шинтаро кричит, Шууя смеется. Сидя в ночном полумраке кухни, все трое думают [пытаются забыть] о чем-то своем. Они не говорят. Совсем. Только смотрят молча своими алыми [проклятыми] глазами и каждый позволяет себе ненадолго обнажить это [вину, страдание, безумие]. Совершенно непохожие внешне — изнутри одинаково мертвы. Хибия стыдится, Шинтаро все равно, а Шууя находит это забавным. И они будто связаны — по рукам, по ногам, между собой — трое из ларца [найди десять отличий]. Свидетели этих беззвучных разговоров — луна и заспанный Сэто, случайно вставший выпить воды в одну из тех ночей. Никому из них он больше не смотрит в глаза и, кажется, он счел их сумасшедшими. Вот блин! — бурчит Хибия. Пусть так… — отзывается Шинтаро. Ну и ну, бедняжка нас боится! — смеется Шууя. Змеи продолжают жрать их сердца. [Три пары глаз окрашиваются алым]