Кукушка

You always have the best of me. Ты всегда будешь лучшей частью меня. Skillet — Fire and Fury.

      Камбрия идёт, держа в руках сумку с продуктами из магазина. В ушах играет привычный «Голливуд», ставший в последнее время — точнее, песни этой группы играли у неё с момента покупки плеера — актуальным, то есть уже три месяца как; Брия просто не знала, чем его заменить. Однако, был ещё один плейлист, который ей подобрал продавец, а также Бон-Бон внесла свой вклад; но Камбрия ни разу не слушала его, предпочитая «Голливуд» и темы без слов. Особенно, её впечатляли последние — спокойные, завораживающие, они вдохновляли своей некой… загадочностью, что ли. И только успела девушка подумать об этом, как заиграла одна из самых обожаемых ею тем.       А затем, почему-то началась одна из знаменитых песен Эминема, и Камбрия попыталась переключить её, но ничего не получалось. Выругавшись, она дошла до ближайшей лавочки и поставила пакет с продуктами на неё, остервенело пытаясь перемотать песню; но всё выходило не в пользу девушки — кнопки будто заели, и ей приходилось слушать отвратный для Брии реп. Не то чтобы ей не нравилось исполнение данного певца, просто этот жанр для Фарлон являлся неприятным. Посмотрев в серое и бездушное небо, девушка поправила золотистый шарф на шее, который никогда абсолютно не снимала, даже если на улице теплело, и цокнула; похоже, скоро начнётся дождь. Не желая промокнуть, Камбрия подождала ещё две минуты, ожидая конца песни, но в итоге, ей пришлось ждать целых пять. Когда песня закончилась, девушка выдохнула со спокойствием — она наконец-то смогла переключать треки. Однако, с техникой у неё творилось явно что-то непонятное, и Камбрия решила разобраться с этим дома, за готовкой курицы, к примеру.       Да, она была прекрасным поваром. Конечно, не уровня тех, что готовят в шикарных ресторанах и подобных заведениях, но готовила хорошо. Это обнаружилось ближе к декабрю; просто однажды, проснувшись в пять утра и не заметив в районе кухни Бон-Бон, что готовила на неё и своего брата, Камбри встала за плиту, нашла рецепт первой попавшейся яичницы и приготовила её, почти не глядя в рецепт. Пахло то блюдо восхитительно — немного резковатый запах перца, от которого хотелось чихнуть; а на вкус белок казался чуть ли не сладкими сливками, тающими во рту. А желток, желток! Словно мягкое, нежное, картофельное пюре он заставлял в наслаждении закрывать глаза, стоило тебе проглотить его. Ко всему прочему, в яичницу добавлялась курица, сочная, слегка посыпанная перцем и «россыпью» находясь по всей поверхности яичницы. Корочка, золотистыми краями украсив простое, незамысловатое блюдо из яиц, хрустела на зубах, как леденцы. Когда всё это дело отправлялось в рот, еда проглатывалась моментально, а ты только и мог, что просить добавки, удивляясь, как можно готовить такое простое блюдо так восхитительно и воздушно-сладко; и поэтому яичница Камбрии в то утро была просто нарасхват, как горячие и свежие пончики в сладкой, почти невесомой пудре. Тем завтраком, казалось, нельзя было наесться — настолько он лёгок и сладок оказался для обитателей дома.       Теперь же, Брия со смехом называла себя среди немногочисленных знакомых на работе (которую она наконец-то нашла) — «главным шеф-поваром кухни зайчат». И это было правдой — Бон-Бон доверяла ей всю готовку, утопая в наслаждении каждый раз, когда приготовленные на сковородке тосты с беконом аппетитно хрустели на зубах, а ароматный кофе с молоком и корицей, был горький, как древесная кора, но потрясающий на вкус. Брия только улыбалась, наблюдая за шустрой, невинной на первый взгляд Бонни, поглощающей тосты с сияющими и полными восхищения глазами, и попивала свой кофе с карамельно-сливочным сиропом.       Однако, сейчас девушке нужно скорее идти домой; казалось, вот-вот хлынет проливной дождь, который тут же намочит задумчивую Фарлон и её светло-каштановую шевелюру. Всегда распущенные волосы Камбрии падали ей на лицо, словно желая прикрыть бездонно-чёрные глаза; казалось, они смотрели прямо в душу. Взяв сумку, Брия направилась к своему дому, тихо мыча мотив одной из песен Голливуда, которая играла в её наушниках.       Улицы безлюдны, пусты сейчас — только пару человек встречает Камбрия по пути, но те, заметив её, стараются побыстрее скрыться. Кажется, от последнего встреченного ею путника девушка слышит тихий шёпот, на секунду сняв один из наушников: «Что случилось с глазами этой несчастной? Бедняжка…»       Брия не понимает этого. Не хочет, не желает и в то же время ей любопытно. Даже её хорошие знакомые по работе первое время шарахались, стоило им заглянуть в тёмные «провалы», и не решались подойти. Пытаясь много раз сложить мысленный пазл из событий, которые удалось вспомнить, Камбрия понимала, что имеет всего маленький уголочек из всей картины. Ей неизвестно ничего из своей прошлой жизни, кроме мелких фактов. Это заставляет задуматься.       И печалит, ибо в её потерянной памяти наверняка есть объяснения всему тому, что с Бри происходит сейчас. А также — необычным глазам-глазницам, принадлежащим Камбрие с самого начала. Впрочем, сейчас девушке стоит думать больше о Бон-Бон и о том, как себе найти временное, но всё же отдельное жилище. несчастная Бри-Бел… тебе не вернуться домой. (Треск.)       Камбрия вздрагивает, слыша какой-то непонятный шёпот, ставит сумку с продуктами на асфальт и резко вытаскивает нож, купленный в магазине на случай самообороны. Оглянувшись по сторонам, никого не замечает, но всё равно не сходит с места, напряжённая. Шёпот только усиливается, и вскоре Бри может услышать тихое: — Брия. Брия. Брия.       Спрашивать «кто здесь?» не имеет смысла — Камбрия это точно знает. Неважно, откуда — из странных ужастиков, за просмотром которых она провела как-то вместе целую ночь с братом Бонни, или же из прошлого — без разницы. Пальцы, держащие нож, слегка подрагивают — Брие страшно. Голос становится всё громче, властней, повторяя одно и то же: — Брия. Брия. Брия.       Фарлон делает шаг назад, сжимая пальцами нож сильнее и прерывисто дышит, широко распахнув глаза. Сердце девушки бьётся часто-часто, выдавая страх перед неизвестным… …и чем-то ещё. — Чего тебе от меня нужно? — Камбрия сглатывает слюну, почти что срываясь с шёпота на крик. — Твою душу, — из ниоткуда появляется бледное лицо: ярко-зелёные глаза ярко сияют в сгущающейся тьме, улыбка на обесцвеченных губах… И смех, безумный смех. — Камбрия Гестер. Слишком благородно для принцессы греха. — О чём ты?.. — Оу, так ты не помнишь? — Смех с каждым словом этого существа становится всё громче, а тьма вокруг — гуще.       И тут Камбрия вдруг видит девушку — с единственным открытым золотистым глазом, странной причёской и в одной лишь длинной фиолетовой кофте. Она бледна, но в отличие от непонятного лица с зеленью в глазах, её бледность выглядит невероятно красивой. Кажется, незнакомка дрожит от холода, но старается этого не выдавать — только улыбается и тянет к Камбрии тонкие, почти что иссохшие от истощения руки. Незнакомке ли?.. треск. треск. треск. — Брия… — Девушка почти касается плеч Бри, но та шарахается, внезапно обнаруживая, что в груди этого «зомби» тот самый нож, купленный Фарлон для самообороны. бам! стеклянная крошка на полу. Камбрия тихо шепчет «нет-нет», пока незнакомка, улыбаясь, произносит: — Неужели ты не узнаёшь меня, Бельчонок?       Знакомая на слух кличка заставляет Брию пошатнутся, падая на колени, в то время как эта странная девушка в длинной кофте встаёт сзади. Легонько приподняв уголки губ, она кладёт ладонь на голову Фарлон, начиная напевать: — Солнце моё, взгляни на меня… — Почему ты смеёшься, мам? — Брия недоуменно смотрит на свою маму, совершенно ничего не понимая. Фриск улыбается, беря личико дочери в свои большие ладони. Глаза девочки кажутся женщине очень большими и глубокими, как ночное и необъятное море. — Милая, ты очень красивая, понимаешь? Твои глаза хоть и отличаются от других, но это не значит, что ты уродлива. Нет, ты моё и папино чудо, особенная. А твои глаза — это тихий, ночной океан. Глубокий и красивый. — Брия выдыхает, чувствуя, как мама целует её в лоб, улыбаясь. — Ты — солнце среди звёзд. Моё маленькое солнышко.       Сиреневый рукав слегка касается детского плеча, когда мать и дочь уходят на кухню.       Камбрия вздрагивает, вспоминая. По щекам начинают течь слёзы, когда она осознаёт, кто позади неё. Губы лишь шепчут: — Моя ладонь превратилась в кулак.

***

      Бон-Бон сидит рядом с бьющейся в конвульсиях Фарлон и ничего не может поделать — только придерживает голову Бри, как при приступе эпилепсии. Санс хмыкает, стараясь показаться как можно более отстраненным, но на самом деле скелет беспокоился за девчонку. Особенно его интересовала душа Камбрии — синяя, она парила над её телом, временами покрываясь сильными лагами. Как и сама девчушка.       Фриск, вдруг решившая в этот день пойти с Сансом — к чему скелет относился крайне подозрительно — сидела рядом с Брией, порой выгибающейся в неестественных позах и издающую нечеловеческие вопли. Фриск тряслась от страха в такие моменты, но продолжала держать руку Честности. Санс выдохнул, выходя на улицу.       Этот кошмар, происходящий сейчас с Фарлон, вызывал у монстра некую тревогу и… Страх? Достав сигарету из пачки, он закрыл глазницы, щёлкая зажигалкой. Наверное, неправильно было сейчас оставлять Фриск одну рядом с сумасшедшей и потерявшей память когда-то Фарлон, однако Сансу плевать. Ему просто хочется всё забыть: и Фарлон, и Фриск с жизнью на Поверхности, и всё то, что он чувствует к этой девчонке с Решимостью… Стать ничем. Пустым местом. Отличная идея, но не для него.       Санс выдыхает дым, пока Фриск пытается докричаться до Бри, на самом деле только лишь открывая-закрывая рот. Ещё один душераздирающий крик, затем тихий хрип — и Камбрия застывает, лёжа на диване с открытыми глазами. Бон-Бон спокойно откидывается на спинку стула, закрывая глаза, а Фриск осторожно кладёт кисть Брии на диван. Затем встаёт, медленно подходя к Сансу, и жестами показывает «Идём». Скелет пожимает плечами, отвечая: — Ты уверена? «Да» — Тогда идём.       Бон-Бон слышит только удаляющиеся шаги Фриск и Санса, а также тихое и размеренное дыхание Брии. Скелет почему-то знает, что не оставит эту девчушку, лежащую сейчас на диване с душой наружу, просто так.

***

      Камбрия словно одомашненный зверёк — не шевелясь, покорно стоит на коленях, пока мама гладит её по каштановым волосам. Затем Брия закрывает глаза, запрокидывая голову назад, и теперь нежные ладони матери касаются лица Фарлон. — И если есть порох — дай огня, — мягко напевает Фриск, пока Бри шёпотом повторяет за ней, как зачарованная. Не видя ничего, Честность вспоминает самые приятные моменты с матерью, и слышит чьи-то шаги — тяжёлые, неторопливые, будто ленивые.       Брия открывает глаза, видя скелета в фиолетовой толстовке и тёмно-синих джинсах, слегка потёртых временем. Он улыбается спокойно, смотря в глаза-глазницы Бри, а затем произносит: — Вот так.       Затем поднимает голову к небу, начиная негромко что-то шептать; тьма сгущается, закрывая собой солнце. Брия не шевелится, вдруг осознавая, что знает этого скелета. Санс.       Но почему он так странно одет, и в его взгляде не чувствуется какой-то… раздражительности?       Камбрия уже и сама не знает, о чём ей сейчас думать. Закрывая глаза снова, она чувствует некую пустоту в душе; открывая — видит мать и Санса, странно улыбающихся то ли ей, то ли ещё чему. Затем, Брия хватается за горло, чувствуя, как воздуха категорически не хватает — и пытается вдохнуть хоть немного, но это плохо у неё получается. Улыбки матери и Санса уже не кажутся такими дружелюбными; искажаясь в нечто пугающее, поистине ужасающее, они заставляют Камбрию отступить на шаг назад, слушая нарастающий шёпот голосов: — Вспомни-вспомни-вспомни… Ге… — Что?! Я не знаю ничего! — Заорала девушка в пустоту, часто дыша. — Я смогла вспомнить маму, но не знаю, что случилось со мной дальше! Ниче… — Ты знаешь, — Санс приседает на корточки, беря в свои ладони лицо Бри. Та резко вдыхает, смотря на скелета шокированным взглядом. — Я всего лишь твоё воспоминание сейчас, хех, как и моя дорогая миледи, но не в этом суть. Бельчонок… Пожалуйста, не бойся. — Чего? — Не понимая, Бри-Бел с сомнением и неким страхом смотрит в блекло-фиолетовые зрачки — теперь она ясно осознаёт, что это не тот лжец, любящий Игру Престолов и избегающий своей любви. Нет, этот Санс абсолютно другой. Более самоуверенный, эгоистичный… И заботливый? Откуда, чёрт побери, она это знает?! — Правды. — Твёрдо отвечает скелет, сощурив глазницы. Бри замечает, что и шея у этого Санса тоньше, более изящнее. Будто белая костяная змея. — Ты пытаешься не вспоминать, потому что боишься той боли, которую ощутила, когда твоя мама умерла. Я тоже почувствовал её, малышка.       Брия замирает. Не может поверить, смотря на умиротворённую матерь, переместившую свои кисти дочери на опущенные плечи. Хочет что-то сказать, но слова застревают в горле, и вместо них Камбрия может издать лишь слабый хрип. А Санс всё продолжает, сжав челюсти и смотря в тёмные глаза-глазницы — голос его дрожит, и Брие едва-едва верится, что этот скелет — лишь её воспоминание: — Прошу… Не уходи и ты. Я люблю тебя, Бельчонок.       И вдруг, на секунду, Камбрия видит всё и всех — рядом с ней, Сансом и Фриск возникают два скелета в плащах, удивительно похожие друг на друга внешне — но не характерами; робот с разбитой душой и без глаз, жёлтая ящерица, вся в царапинах и со сквозной раной в груди, а рядом с ними — странный скелет в тёмном парике (?) и серьёзным взглядом. Так же, Бри видит высокого скелета и миниатюрную женщину рядом с ним, в глазах которой — алый огонь Решимости и глубокая печаль; она усмехается, видя Брию, и произносит, кланяясь: — Ты ничуть не изменилась, Бри-Бел. — Бестолковая, — смеётся амфибия с алыми волосами, поправляя свою чёрную толстовку с капюшоном и кладёт Брие ладонь на плечо поверх левой кисти Фриск. — Честность, пытающаяся убежать от правды. Как и всегда. Ох чёрт, она знает их — каждый из монстров или людей, стоящий здесь, знаком девушке. Но откуда — она не помнит. Не может вспомнить.       Брия встаёт с колен, твёрдо смотря в глазницы Сансу, и тот опускает голову, довольно улыбаясь. Затем, он произносит: — Теперь, Бельчонок, ты готова? — К чему? — Увидишь, — скелет кладёт ладони на шею Камбрии, медленно поднимая их к каштановой макушке. Затем слегка улыбается, шепча что-то, а позже произносит следующее: — Помнишь, что я говорил о прогулках по альтернативам, м? Или ты вновь всё пропустила мимо ушей, ругаясь с братьями насчёт шуток?       Брия хочет ответить, но тут её тело начинает внезапно трясти с огромной силой, будто она сидит на электрическом стуле. Ничего не понимая, она пытается как-то мысленно прекратить это безумие, но всё становится лишь хуже. Смотрит Сансу в глазницы, ища ответ, но не находит его — и закрывает глаза, чувствуя, как костяной лоб прислоняется к её. Тепло. Скелет шепчет что-то, пока Брию ужасно трясёт. Ухватившись за плечи Санса, девушка почувствовала, как тонет, погружаясь в асфальт, с каждой секундой увязая всё глубже. Фриск рассыпается на тысячу алых мотыльков, что заставляет Камбрию заорать от страха резкое «Нет». треск-треск-треск. стекло разламывается на части, и прозрачной стены более нет. ты одна. среди лабиринта своих воспоминаний.       Брия мотает головой, поджав губы, и наблюдает за тем, как каждый из «образов» разлетается различными бабочками. И всякий раз, когда это случалось, в голове девушки резко всплывали воспоминания, а Камбрию будто прошибало током. Последним на васильковые мотыльки рассыпался Санс, тянущий руку к утопающей в асфальте Бри. Но прежде, чем его голова разлетелась на тысячу ночных бабочек, он прошептал: — Самый звонкий крик — тишина, самый яркий свет… — Ночь, — заканчивает за него Камбрия, тяжело вздыхая. Затем истошно начинает кричать, когда бабочки, взлетев в небо, взрываются, и сверху на неё льются фонтаны человеческой крови. Кровь стекает по лицу, в рот, и Бри чувствует её металлический привкус.       Закрывает глаза, физически ощущая, как кожа её трескается, осыпается, оставляя лишь голое мясо да окровавленные кости. Асфальт твердеет, отделяя левую руку по локоть от тела, пока Камбрия дрожит, закусив губу до крови, и запрокидывает голову кверху. Пытается что-то сказать, хотя бы прохрипеть в попытке позвать на помощь, но из горла слышен лишь слабый писк. Вдруг, рядом с ней возникает нечто, напоминающее человека с окровавленной дырой в груди; оно «улыбается» своим кислотно-зелёным оскалом, наклоняясь к лицу Камбрии и щуря глаза с зрачками-овалами. Ставит ногу на лицо девушки, скалится, пока Бри пытается пошевелить отрубленной рукой, но всё без толку — нечто втаптывает лицо Камбрии в асфальт, и та задыхается, проваливаясь в никуда.       Только рука остаётся стоять на вдруг снова затвердевшей поверхности. Нечто берёт её, улыбаясь улыбкой Чешира, и исчезает, визжа и одновременно смеясь нечеловеческим хохотом; а тон голоса нечто то скачет резко вверх, то резко вниз, пока оно говорит: — Похоть уже съела тебя и твою ду-у-ушу, малышка Брия! Честность — порок, ложь — вот твой конёк! Ври и страдай, умирай и снова воскресай в своей «правоте» — за тебя уже всё решено. И всё меркнет, исчезает.

***

      Бон-Бон понимает, что ей следовало бы вызвать врача. По крайней мере, происходящее с Фарлон её безумно пугает.       Санс вспоминает, как нашёл посреди улицы бессознательную Брию, и, борясь со своим нежеланием помогать этой малознакомой для него девчушке, позвонил зайке. И теперь, смотря на беззащитную Камбрию, скелет понимает, что не зря. Он сидит рядом с Брией, но не Бон-Бон. Для него зайка лишь декорация сейчас, и Санс сам не понимает, почему. Впрочем, это не особенно важно. (…)       Скелет зевает, уставший — за окном уже давно ночь, а на часах вот-вот пробьёт три. Бон-Бон сонно наблюдает, как Брия бьётся в конвульсиях, на пару секунд замирает, а затем широко распахнёт глаза, мотая головой и поджав губы. И не пытается ничего сделать. Санс мог бы помочь Бри, но он может лишь наблюдать, как и зайка. Через некоторое время Камбрия замирает, а затем резко садится и притягивает к себе ничего не понимающего скелета; Санс чувствует, как эта девушка дрожит от страха, чуть не плача. И, когда она отстраняется, он слышит лишь одну фразу: — Я вспомнила.       Бон-Бон непонимающе смотрит на Фарлон Камбрию, а потом тихо шепчет, спрашивая: — Что ты вспомнила? — Всё. — Честность нервно улыбается, а из чёрных глаз-глазниц её начинают литься слёзы по щекам. Затем она закрывает лицо ладонями, истерически посмеиваясь и продолжая, — и… Ахах, я не принадлежу этой реальности.       Бон-Бон не понимает ничего. Санс молчит, отошедший в сторону и пытающийся сопоставить некоторые факты. А Бри просто встаёт, пошатываясь, и зайка вскакивает с места, готовая подхватить девчушку, но та вдруг выставляет руку вперёд, тяжело дыша, и шепчет: — Не… подходи. — Камбри, позволь мне, — зайка успокаивающе улыбается, уже собираясь подойти к девушке и обнять её, как вдруг рука Камбрии покрывается сильными лагами, искажаясь. Фарлон нервно улыбается, прижимая руку к груди и морщась — видимо, лаги причиняли ей неслабую боль. У Санса пропадают зрачки из глазниц, когда он внезапно осознаёт, что он что-то забыл о Брие. Что-то очень важное. треск-треск-треск.       Камбрия снова покрывается лагами, но на этот раз полностью; из горла слышен слабый хрип, а пальцами девушка хватается за шею, будто задыхаясь. Открыв широко рот, Камбрия дышит через раз-три; кажется, что пространство рядом с ней тоже искажается. Санс хочет помочь бедной Брие, но что-то его останавливает — и вскоре, через несколько минут, он не понимает этого желания. Знает, что хочет помочь, но зачем — не осознаёт. ахах, ты почти стёрта, фарлон.       Затем, лаги на секунду полностью пропадают, и Камбрия может спокойно выдохнуть; однако, её тут же отбрасывает в сторону, спиной в стену. Санс и Бон-Бон стоят, словно застывшие статуи, и Брия вдруг понимает, что и время само здесь остановилось, замерло. Фарлон потирает затылок, морщась от боли, и поднимает взгляд на Санса, вытянувшего руку вперёд. — Папа, а ты сильный? — Зачем-то спрашивает маленькая Бри, а Санс лишь усмехается. — Конечно, малыш. О-очень сильный, — он поднимает дочь на руки, начиная кружить, а та лишь громко смеётся, радуясь. треск. осколки падают на пол, разбиваясь.       Кто-то поднимает Камбрию на ноги, взяв девушку под подмышки со спины и тихо выдыхая. Секундная стрелка на часах слегка подрагивает, и Бри закрывает глаза, чувствуя чужие руки, обнимающие её под грудью. Всё равно. Плевать.       Камбри не выбраться из кошмара, называемого «другая вселенная» без брата, которому потребуется целая вечность на её поиски, так зачем стараться?       Единственное, что Камбрия хотела бы — так не вспоминать. Остаться с милой Бонни, зыркать каждый раз на Санса с неким презрением и смотреть Игру Престолов, держа в руках очередное ведёрко мороженого. Обмен веществ позволял ей не толстеть, чему Фарлон всегда радовалась. — Странно сдаваться для той, что никогда не отступала и мечтала победить Андайн однажды, — послышался над её ухом тихий шёпот. — Я думал о вас лучше, принцесса. — Да что ты знаешь, — фыркнула Брия, открывая глаза и задирая голову, дабы разглядеть незнакомца. Всё равно Фарлон сотрёт, так почему бы не посмотреть на такого наглеца? — Всё, моя дорогая Бри-Бел. — Сиреневые зрачки смотрели в тёмные глаза-глазницы с теплотой и некой усмешкой. — Особенно про твою привычку вляпаться куда-нибудь или же ходить с распущенными волосами. А шутки про хомяков и ориентацию… — Скелет горько усмехнулся. — Ты гей. — Нет. — Ой, не ври мне тут, — Брия рассмеялась, показывая язык брату. — У тебя просто нормального парня не было. — А ты можешь показать? — Выдохнул скелет, беспокойно смотря на помехи, которые образовывались на лице его сестры. Нужно уходить. — Конечно, — ухмыльнулась Камбрия, хитро щурясь. Но потом заметила беспокойство на лице брата, и спросила, — Кай?       Зрачки пропали из глазниц скелета, и тот, не мешкая, телепортировался на крышу дома. Упав на плоскую поверхность спиной, Кай сдержал тихий стон боли, крепко прижав к себе Брию. Выдохнув, он поднялся, краем глаза заметив застывшую птицу в воздухе. Скоро время опять начнёт свой ход, когда либо не станет его сестры, либо он вытащит Камбрию из этой альтернативы, неся домой. Кай ещё раз взглянул в глаза сестры, видя в них беспокойство и страх. А так же помехи с лагами на лице Брии. бам! бам! бам! — Я тебя вытащу. — Я знаю, — слегка приподнимает уголки губ Камбри, пытаясь улыбнуться, а затем закрывает глаза.

I'm no shooting star, just a burning heart Я не падающая звезда, а пылающее сердце, We never sleep in California, we're dreaming В Калифорнии мы никогда не спим, мы мечтаем.

      Кай достаёт из-под рёбер серебристый кулон, снимая его с шеи через голову, затем сосредоточенно смотрит вниз, на ночной город и закрывает глазницы. Хмурится, собирая магию в сжатом кулаке, где на одной лишь металлической цепочке висит кулон, затем расслабляется. — Феникс, разлом.       Кулон чуть покачнулся, когда Кай переворачивает кулак и, проведя по чему-то в воздухе, резко ударяет костяшками пальцев это нечто. В воздухе появляется лишь трещина, и скелет цыкает от досады. Он повторяет свои слова, вкладывая в кулак больше магической силы: — Феникс, разлом!       Птица рядом с Каем начинает медленно двигать крыльями, а Брия — исчезать. На этот раз после удара кулаком трещина становится чуть больше, но не настолько, чтобы проход смог расколоться. Кай со всей силы давит ладонью на трещину, сжав челюсти и зажмурив глазницы. Наконец, осколки падают, открывая проход и разбиваясь об твёрдую поверхность, словно битое стекло в мелкую крошку. Скелет открывает глазницы, и, кряхтя, берёт Камбрию на руки. Делает шаг, второй, полностью оказываясь по ту сторону портала. Тот закрывается с неким лязгом, и теперь на крыше никого не остаётся. Птица начинает лететь назад, не оборачиваясь; как и стрелки часов, вдруг начавшие идти задом наперёд.

***

три месяца назад.       Бон-Бон слушает грустную музыку в наушниках, вспоминая о Сансе. Он ушёл от неё давно, и зайка скучала. Вздохнув, Бон-Бон вдруг слышит песню, которую она явно не закачивала в свой плеер:

Yeah, I'm just a vision but my wings are fucking literal Да, я лишь видение, но мои крылья реальны, As above (so below) Как сказано выше, (поэтому ниже) You wanna go to heaven but you sold your soul Ты хочешь в рай, но продал свою душу, Dying young (I'm growing cold) Умрёшь молодым, (я холодею)

      Зайка замирает, вслушиваясь в строки песни, и ей кажется, что она слышала их ранее. Но вот где — ума не приложит. Вздрагивает в какую-то секунду, будто что-то должно произойти, но нет. Всё так же тихо и спокойно. Выдох. Сжав ручку пакета с продуктами крепче, Бон-Бон выдыхает, достаёт плеер и собирается переключить песню — но та не выключается, продолжая играть в её наушниках.       Бон-Бон остаётся лишь смириться. Однако, ей кажется, что она забыла нечто очень важное, но вскоре это чувство проходит.

Cut yourself apart, so you don't grow old Отсеки себя ото всех, чтобы не стареть, We're living in denial (but we're doing it in style) Мы живём, отрицая всё, (но делаем это стильно) Out here in California, it's a trial by fire! Здесь, в Калифорнии, тебя испытают огнём!

      Бон-Бон вздохнёт, уходя. Дома её будет ждать брат и… Что-то ещё. Неважно, что, главное не стоять посреди улицы столбом с приоткрытым ртом, как дурочка.

***

      Когда Санс, через два месяца, нажимает на кнопку, закрывая машину, он будто ощущает презрительный взгляд на своей спине. Холодный, прожигающий и полный ненависти. Но, обернувшись, никого не увидит. Почешет в непонимании шею, хмыкнет и направится к Бон-Бон. Но чувство некой упущенности ещё долго не будет отпускать скелета.

Running through the dark, broken boulevards Бежим сквозь тьму по разрушенным бульварам, We never sleep in California, we're dreaming В Калифорнии мы никогда не спим, мы мечтаем, In California, we're dreaming В Калифорнии мы мечтаем. Hollywood Undead — California Dreaming.