Исповедь

Я не верю в бога, хоть и крещён. Даже есть кольцо с «спаси и сохрани». Но жизнь меня уверила в обратном. Сверху нам никто не помогает, сами мы, принимая определенные решения, подводим к исполнению определенные события. Все началось с того, что я очень загордился собой. Поводов была масса: постоянные занятия и практики привели к повышению навыка актерской игры до стабильно хорошего уровня; личная жизнь наладилась, я стал отцом; начались фотосессии, что я просто обожаю. У меня не было поводов жаловаться на жизнь, потому что если у тебя есть любимая работа и настолько же любимая семья, тебе нечего и желать больше. Но не для меня. Проявляться моя, скажем так, неправильность начала где-то после второй съёмки Импровизации. Всячески обходил ее с мыслью, что «все что происходит на сцене — остаётся на сцене». Я же актер, это непрофессионально — демонстрировать свои истинные переживания. Но они лезли наружу, приобретая причудливые формы, слова, действия… все выходило из-под контроля. Будто и не учился в профессиональном учебном заведении и не тренировал свою выдержку. Каждое взаимодействие заставляло раскалываться и позорно сдаваться, смеясь в голос. И лишь уезжая со съёмок я ощущал, как быстро падает мое настроение, если в зоне досягаемости нет моих друзей-коллег. А точнее, одного моего друга. Коллеги. Улыбка которого необъяснимым образом к черту выбивала сознание в прострацию, заставляя смотреть только на то, как он отреагирует в следующую секунду. Я всегда смотрел на него во все глаза, боясь упустить хоть одну чёрточку чистых, искренних эмоций. Наивность ребенка этого человека так и магнитит, заставляет держаться близко, становится максимально близко даже в просторной комнате. Я согревался его теплом, напрочь забывая о времени, месте, что на нас могут видеть люди, что поступаю вразрез с чужими мнением. Мне необходимо быть с ним, чтобы чувствовать себя счастливым. Черпая из неиссякаемого источника тепла позитива из его глаз, я и не заметил, как тот самый светоч стал смотреть на меня в ответ, так же держаться рядом, иногда касаясь меня вне сцены, слегка по-другому улыбаясь. Не понимал, правда, зачем солнцу касаться меня? Он и так светится как самая яркая звезда в космосе. Я начал сдавать позиции осторожности, все чаще посвящая ему личное время. С фотосетами справлялся как можно быстрее, чтобы гулять с ним и фотографироваться где ни попадя. И в какой-то момент фото с ним мне стали приятнее, чем студийные. Его взгляды стали теплее, касания перешли границу дружеских, позволяя открыто прижиматься друг к другу в особо эмоциональные моменты. Я знал, что у него есть девушка, он знал, что я женат. Но нас было не остановить. В один из дней я просто не сдержался, не смог прервать прощального объятия у подъезда, вцепившись пальцами в капюшон его толстовки, чувствуя всем телом, что и он не собирается меня отпускать, вжимая в себя, не давая толком вздохнуть. Никто из нас не решился бы сейчас отстраниться первым, как бы то не выглядело со стороны. Арсений не смеет отпустить парня, вжимая себя в него с такой силой, что кажется согласится задохнуться, но не отстраниться. — Арс, — мягко звучит родной голос, впервые отдавая нотками беспокойства, — давай останемся так насовсем? Куча проблем будет с жизнью в таком состоянии, но я бы рискнул. — На радость шипперам, — усмехается Попов, поворачивая голову так, чтобы говорить прямо в ухо. — Да хуй с ними. Не им решать, с кем тебе быть, — шепчет Антон в ответ, широкими ладонями оглаживая невероятную спину, мышцы которой так приятно чувствовались сквозь рубашку. — А как же Ира? — он не мог не спросить, потому как стал себя ловить на том, что испытывает ревность, видя их вместе. — Она поймет. Не один я грешен, — усмехается так легкомысленно Шастун, мимолётно касаясь губами виска мужчины, — знаешь, я всегда чувствовал то, что находясь с ней, я не ощущал потребности быть с ней постоянно. Разговаривать о всяком, даже делиться переживаниями не хотелось. — Я был уверен, что вы поженитесь, — с долей грусти произносит Арсений, утыкаясь носом в едва приоткрытую шею, вдыхая ставший привычным запах кожи, сигарет и одеколона. — И ты бы меня отпустил? — мужчина этого не видел, он чувствовал, как мягко улыбающееся лицо сменилось на недоуменно удивлённое, как светлая бровь поднялась. — Это ведь правильно, — он и сам не понял, что прозвучал едко, даже обозленно. Но вместо ожидаемого возмущения, Антон лишь смеётся. И теперь Арсений позволяет немного отстраниться, чтобы посмотреть в лицо молодого человека и зафиксировать каждый грамм мимики. — Мне говорит это человек, предпочитающий красные, драные на коленях джинсы? Тебя за превышение всех норм правильности минимум посадить стоит. — Посадишь меня? — с отточенной эротичной интонацией проговаривает Арсений, намереваясь пошутить. Но в зелёных глазах проступает незнакомая раньше тьма, заполняющая зрачки. Антон судорожно выдыхает, не отводя взгляда от лица Попова. Руки унизанные кольцами скользят по спине к лопаткам, сжимая кожу сквозь ткань рубашки. А потом Антон наклоняется, произнося в губы: — Если ты захочешь, — и плавно касается взглядом чуть приоткрытых губ, не позволяя себе большего. Арс во все глаза разглядывает такого Антона. Ему нравится ощущать всем телом его обжигающее тепло, а ещё его вовсе не смущает чувство лёгкой защищенности. Вдоволь наглядевшись на свое счастье (а весь этот человек явно для импровизатора таковым является), он льнет к губам настолько трепетно, что вряд ли бы кто-то мог подумать, что этим подросткам на самом деле много больше. Так вот исповедь заключается в том, что я согрешил, да, согрешил с человеком своего пола. И знаете, я не жалею. Мне кажется, что так счастлив я давно не был. Возможно, даже никогда не был так счастлив, как с ним. Потому как каждую минуту рядом с этим солнечным человеком хочется улыбаться. Долго думал, что все развеется, что это лишь увлечение, с кем не бывает. Но решившись на такой шаг я понял, что просто не могу жить без него. И даже если кто-то против, меня это не особо волнует.