«Ничто не подготавливало меня к привилегии б ы т ь т в о и м»
Sleeping At Last — Turning Page
1
Когда осень приходит в её дом, ей нужен свет в соседней комнате, чужие руки, холодные или тёплые — не имеет значения, и чтобы дождь за окном, а в доме сухо, даже немного душно и безгранично жарко в чужом свитере… Дана так не умеет. Это не значит, что она не хочет научиться, но она не уверена, хватит ли ей усидчивости? Один взгляд на Асю может заставить подумать, что со всем можно справиться, хотя это не так. Летом это кажется проще простого, но, когда осень приходит в её дом, тепла и света влажными блестящими искорками в её больших, любящих и наивных голубых глазах становится мало для двоих. Это момент, когда Дане кажется, что ей стоит задуматься.2
Мама говорит: «отдача — базис человеческих взаимоотношений, все мы что-то принимаем и отдаём». Дана принимает от Аси улыбки, засматриваясь в отражение изнанки глубокого космоса, навсегда застывшего в этих глазах, и, к своему удивлению, находит в мягко-голубом свечении сияние своей красной планеты. Это момент, когда она целует её, пытаясь отдать ей что-то взамен, но просто не находит что. Ася всё равно улыбается восхищённо и бессильно, как ребёнок, а Дана корит себя за то, что слишком быстро выросла.3
«Чему учится человек, проживая первые сто лет?» Ася задаёт вопрос и уточняет, что это загадка. Дана действительно задумывается, хотя всегда шутит над её любовью к неожиданным странным вопросам, а та обижается так, будто она шутит над её любовью к ней. По абсурдному совпадению, их союз можно тоже назвать неожиданным и странным, но Ася не умеет проводить такие аналогии. Дана думает достаточно долго, а по глазам подруги видно, что она хочет уже быстрее сказать ей правильный ответ. Дана думает, что человек, проживший сотню лет, наверняка пережил всех своих знакомых — близких и не очень. Дана думает о цветах, медленно вянущих в вазе — Ася не любит, когда ей дарят цветы именно поэтому: их всегда жалко выбрасывать, а Дане всегда жалко смотреть на то, как Ася вянет вместе с ними. Дана думает, что человек, проживший сотню лет, никогда никого не полюбит, потому что панически боится прощаться снова. Дана думает, как легко потерять и никогда не найти больше. Дана думает о длинных гудках в трубке, к которой больше никто не подойдёт. Чему учится человек, проживая первые сто лет? «Смирению?» — серьёзно спрашивает Дана. Правильным ответом оказывается «Экономить на днях рождениях». Ася радостно объявляет, что это была шутка. Дана говорит, что это самая глупая шутка, которую она только слышала, но смеётся. Ася думает, что слёзы, которые смахивает подруга, проступили от смеха.4
Ссор никогда не избежать. Можно только притвориться на какое-то время, поставить на паузу, свести всё в шутку. Когда осень приходит в её дом, ей безумно хочется чьего-то присутствия в своей жизни, кому она может довериться и не быть осмеянной, а Дана смеётся из-за очередной новоявленной у Аси фобии. Она не подразумевает ничего плохого в виду — просто привычка, манера общения, но Ася воспринимает всё в штыки. С ней надо осторожно, на кончиках пальцев, а Дана так не умеет. Ася долго не берёт трубку, а Дана вспоминает про загадку столетнего человека. Следующие полтора часа телефонного молчания — самые долгие и изнуряющие пытки. Когда Дана хочет для успокоения начать считать гудки, Ася снимает трубку. Это момент, когда Дана говорит, что любит её.5
Они планируют уехать туда, где их поймут. Туда, где Дану не заставляют подписывать документ об увольнении по собственному желанию, вырывая её прямо посреди урока с девятым классом. Дети любят Дану, потому что она никогда не кричит и не ругает за ошибки. Детям нужно сдавать экзамены, но директора волнует только не пойми откуда взявшаяся жалоба на непристойное поведение Даны. «Непристойное поведение» — это любить так сильно, что хочется держаться за каждый момент, потому что им, в принципе, отведено не так уж много времени; это сидеть в отдалённом углу парка, где реставрировался какой-то старый дворец имперских времён, но бюджета не хватило достроить, поэтому там редко кто ходит; это держаться за руки и слушать её, уткнувшись носом в изгиб шеи, вдыхать меланхоличный аромат осени и космическую пыль с неземной, загорелой после лета кожи, а потом скользить кончиком носа вверх, выслушивая сонливо неубедительные жалобы о том, как это щекотно, оставить дразнящие поцелуи на виске и скуле, заставляя замереть в ожидании большего, но лишь хитро улыбаясь на обиженный взгляд, когда этого не происходит. «Непристойное поведение» — это разделить поцелуй с той, кто уже разделила твою жизнь надвое: до и после неё.6
Дана плачет, кричит и злится. Она бросает учебники, словари и учебные пособия через всю комнату в мусорное ведро возле рабочего стола и никогда не попадает. Ася не кажется испуганной, пусть и Дана никогда не вела себя так, она поступает слишком рассудительно: ничего не предпринимает, давая всему негативу выйти через открытую форточку в гостиной, а потом утешает подругу, когда она валится на колени и рыдает. Дана никогда не любила несправедливость, но ещё больше она не любила безвыходность, когда отчаяние всё перекрывало и становилось очень холодно. Ася укладывает её спать в семь, а сама вызванивает родителей детей из телефонной книжки Даны, не вдаваясь в подробности, предлагает групповое репетиторство. Дети соглашаются, не думая дважды. Утром Ася сервирует хорошие новости горкой блинчиков под малиновым джемом и кофе с корицей. Дана не знает слов благодарности достаточных, чтобы выразить всё, что она чувствует. Ей страшно от того, насколько взрослой кажется сейчас Ася, несмотря на то, что она напевает глупую детскую песенку, когда лежит на животе Даны и копается в своём телефоне после завтрака. Она уже не та шестнадцатилетняя девочка, в чьих глазах она считала созвездия, но она та, чьи медово-медные локоны она готова перебирать каждый день до конца своей жизни, если Ася позволит; играться с ними, как с опавшей листвой. Дана впервые чувствует детский восторг.7
Дана с наигранным недовольством закатывает глаза, когда Ася прерывает одно из их групповых занятий, предлагая лимонад и крекеры всем детям вокруг Даны. Те с удовольствием бегут к тёте Асе за пластиковыми стаканчиками и маленькими пакетиками, пока Дана бурчит про то, что время — не резиновое, и экзамены уже на горизонте. На это Ася лишь показывает язык и смешно морщит носик. Всё становится на свои места.8
Год спустя после того, как Дана сдаёт международный экзамен по английскому языку, ей отвечают на резюме. Не особо финансово-перспективное место, но зато там их точно поймут. Ася уже определилась с выбором числа и месяца свадьбы, осталось только вписать год, но после лет вместе это уже кажется мелочью. Ася хочет, чтобы свадьба была девятого сентября, то есть девятого числа девятого месяца, просто потому что ей нравится цифра девять: согласно нумерологии, число 9 одновременно есть началом и концом, что хорошо вписывается в концепцию «пока смерть не разлучит». Конечно же, Дана смеётся с этого, а Ася снова обижается, дуясь и не разговаривая с ней, но теперь они на расстоянии вытянутой руки, а не телефонного звонка, поэтому Дана не беспокоится — она точно знает, как быстро помириться.9
Когда осень приходит в их дом, всё, что они видят, — это золото и белые полотна. Дана до сих пор думает, что никогда не будет совершенной для неё. Дана никогда не научится некоторым вещам, которые, в её понимании, нужны Асе. А Асе просто нужна Дана.