Другая сцена у ручья

      На лагерь армии Фистандантилуса опустилась глубокая ночь. Мириады звёзд сверкали, подобно маленьким хрустальным кристаллам, только без магического свойства. Большинство людей уже давно разбрелись по своим палаткам, желая восстановить силы к завтрашнему дню и лишь редко-редко можно было встретить источники оранжево-жёлтого пламени костра у которого сидели, вкушая пищу и пропуская очередной стаканчик гномьей водки, небольшая группка личностей-полуночников.       Однако был ещё один человек, не спешивший отправиться в царство сновидений.       В самом дальнем конце лагеря, по соседству с палаткой предводителя, обитал маг, чьё даже самое мимолётное присутствие наводило на всех простых солдат, женщин и детей благоговейный ужас. Как и всегда, он углубился, словно землеройка в недра грунта, в свои колдовские книги и исследования. И никакие виды веселья, и уж тем более уютная обстановка лагерного костра вместе с его посиделками, не могли выманить его из своего импровизированного жилища.       Вскоре, даже самые ярые любители ночных бодрствований сдались на милость человеческой потребности во сне, и только Рейстлин по-прежнему не ложился спать.       При свете магического посоха он, казалось, совершенно не чувствовал ни единого намёка на усталость, продолжая впитывать в себя новые сведения из магических фолиантов словно губка, одновременно пересматривая то, что он уже изучил, но в очередной раз стремился закрепить свои знания. В такие минуты, чародей Маджере чувствовал не просто титанической силы напряжение учёного ума, но благоговейный порыв погружения в любимую сферу искусства. И ничто, казалось бы, не могло нарушить его покой в эти минуты...       Кроме звука шагов поблизости его палатки.       Навострив уши, и обернувшись на звук шороха, колдун насупился, недовольный тем, что его потревожило что-то из внешней среды. И всё же, это и вправду стоило внимания. Поскольку мимо палатки Рейстлина, как правило, никто не проходил, избегая эту дорогу словно проклятое место, а учитывая, что сейчас была тёмная ночь...       - Думак – прошептал он, беря посох Магиуса в правую руку и бесшумно подкрадываясь к пологу палатки. Опустившись на одно колено, чародей слегка приподнял водостойкую ткань. Достаточно, чтобы тот, за кем он следил, не заметил наблюдения со стороны, при этом позволяя своему взору карих глаз хорошо всё рассмотреть. Мысленно маг начал готовить заклинание на случай нападения...       А тем временем, обладатель шагов уже успел пройти мимо палатки Рейстлина...       Почти.       Выделяющееся в темноте приглушённо-белое пятно, а так же волнообразные чёрные линии волос, переплетающиеся с ним, позволили ему без труда угадать, кто это был.       «Зачем она направляется в лес? Именно сейчас, посреди ночи?» - нахмурившись, подумал про себя чёрный маг, несколько озадаченный тем, что увидел.       Любопытство, загоревшееся в нём подобно пламени дракона, навело на мысль последовать за Крисанией, пока она не скрылась за многочисленной цепочкой деревьев. Однако была здесь и более разумная причина такому поступку.       Несмотря на то, что жрицу Паладайна считали ведьмой и избегали её общества, Рейстлин пару раз был свидетелем того, как в её сторону совершал поползновения один из солдат. Он, очевидно, с самонадеянной наглостью игнорировал тот факт, что она является любовницей Карамона. Безусловно, вымышленной. Но об этом знали только сами братья Маджере и светлая жрица. И, если бы не присутствие самого чёрного мага, девушка не смогла бы так просто отвязаться от настойчивого поклонника. Да и его приятель бросал ей вслед весьма недвусмысленные сальные взгляды... Всё это злило молодого колдуна, подливая масло в огонь его ревности, вместе с тем усиливая презрение к чужому желанию и похоти.       Несмотря на то, что все обитатели лагеря уже давно забылись сладким сном, мужчина счёл нужным на всякий случай проследить за дочерью Паладайна, чтобы в нужный момент, если он, конечно, возникнет, суметь защитить её от беды. Она нужна ему целой и невредимой как телом, так и душой. К тому же, Рейстлину было очень уж интересно узнать, куда и почему жрица решила отправиться под покровом мрака в столь поздний час.       Оставив посох Магиуса в палатке, Маджере сильней натянул капюшон мантии на голову, и, насколько это было возможным, тихо ступал по осенней земле, следуя за девушкой по пятам. Складки его чёрного плаща укутывали мягкой волной травяные ростки и упавшие с извилистых крон деревьев рыжевато-багровые листья. Он придерживался определённой дистанции, сливаясь с могучими стволами, отброшенными неровными лесными тенями, контрастирующими в свете Солинари, прятался за ветвями и листвой кустарников...Отчасти, маг напоминал хищника, следующего за беззащитным кроликом в гущу леса, однако в отличие от обычного зверя, стремился защитить, но не напасть...       Где-то вдалеке было слышно уханье совы...       Всё дальше и дальше они вдвоём углублялись в чащу, и всё сильнее и сильнее неуёмная жажда разгадки терзала душу чёрного мага. Ему казалось, что путь волнообразных дорожек никогда не закончится, пока его слух не уловил переливчатое пение ручья.       Казалось, эта поляна выступала как некая противоположность лесной глуши, ибо в отличие от неё, свет Солинари и Лунитари был практически повсюду, сливаясь между собой полупрозрачными нитями в причудливом танце, однако кое-где они разрывали объятья, существуя по отдельности друг от друга. Но всё же длань ночной царицы не уступала своё место богам магии, и темнота немного заглушала необычное свечение, создавая таким образом прекрасную картину осенней ночи. Дерево почти у самого берега слегка склонилось над ручьём, словно стремясь испить живительного напитка для обогащения природных сил.       Именно в этом месте и остановилась Крисания. Карие глаза Рейстлина, притаившегося за одним из широких кустарников неподалёку от могучего древа, блестели от настороженности и нетерпения узнать ответы на свои вопросы. Они неотрывно следили за праведной дочерью Паладайна, с жадностью улавливая каждый её жест и движение.       Крисания, стоя посреди ковра опавшей листвы, распространявшей повсюду свой причудливый аромат с нотками влаги, огляделась вокруг и прислушалась к окружавшим её звукам ночной природы. Вероятно, она пыталась проверить, нет ли кого поблизости. Убедившись в отсутствии сторонних наблюдателей, и не заметив при этом мага за кольцом зелёной листвы, она облегчённо вздохнула, и, к безграничному изумлению последнего, начала... раздеваться.       Маджере потряс головой, пытаясь убедить себя в том, что это ему лишь только мерещится. Но нет: девушка, как и её руки, сбросившие сначала накидку, а теперь ослабляющие переплетённую шнуровку платья, которое успело потрепаться и стать наполовину пепельно-серым в их походе, были абсолютно реальными. Горло мужчины будто сжали стальные тиски, а кровь, казалось, ускорила свой бег по его венам, запуская бешеный ритм сердечного танца.       «Я не должен на это смотреть!» - внушал чародею его здравый рассудок. Он хотел было уйти, но не мог, пригвождённый к земле какой-то невиданной силой. Она заставляла следить за каждым движением пальцев праведной дочери, вызывая стремление узнать продолжение этой сакральной сцены искушения. В качестве дополнительного оружия, эта сила пустила в ход обманчиво-заботливые, тёплые, в действительности обжигающие руки сладкого, одновременно мучительного не магического жара, обнявшие Рейстлина со спины и подчиняющие его себе как мужчину. Это было желание, с которым чародей так отчаянно боролся и днём и ночью.       «А почему бы и нет? – вдруг неожиданно, в противовес первой половине души, возразило в ответ мужское любопытство мага, подпитанное зародившейся жаждой близости – Об этом ведь никто не узнает. Кроме того, необязательно владеть женщиной напрямую, если хочешь выплеснуть накопившиеся эмоции. Достаточно просто нарисовать нужную картину в воображении, имея перед собой живое воплощение собственных грёз...»       Рейстлин вздрогнул, поражаясь своему собственному бесстыдству и непристойности суждений. Ему показалось, будто кто-то нарочно вплёл эти порочные думы в его голову. Нет-нет-нет-нет! Ему нужно отвернуться, закрыть глаза, вырваться из плена коварных рук! Сейчас же, сию минуту! Пока не...       Но что мог поделать мужчина против прелести сцены обнажения прекрасной девушки, бесконечно для него желанной? Той, что является объектом его вожделения на протяжении столь долгого времени? Так и Рейстлин, не смотря на отчаянные крики своего разума, был не в силах отвести свой взгляд от Крисании, чьи пальчики справлялись с тонкими шнурочками, распаляя сладостное чувство предвкушения...       Невидимые руки усилили крепкую хватку.       Он как завороженный любовался изгибом шеи, слегка откинутой назад. Чёрный локон, соприкасавшейся с кожей, будто был маленькой деталью, придающей ещё больше очарования этой части образа. Глаза жрицы, казалось, отражали все звёзды на небе, отчего был риск утонуть в них, как в недрах Кровавого моря Истара, а слегка приоткрытые губы так и манили к себе... Чёрный маг представил, как он проводит по ним кончиками пальцев, как в ответ на его ласку Крисания судорожно вздыхает и начинает дрожать. Интересно, а так ли хороши её девичьи уста на вкус?       Чародей сидел, застыв в одном положении ни живой, ни мёртвый. Вместе с томительным волнением, его охватывало глупое азартное чувство мальчишки, втайне наблюдавшего за тем, что находится под запретом его строгих родителей. Его никто не видит, он волен упиваться каждым мгновением, находясь в надёжном укрытии, и никто даже не догадывается, что он здесь...       В том числе и сама жрица.       Призрачные руки уже просто обнимали мужчину, плавно двигаясь по его груди, зная, что он сам добровольно поддался своему чувству.       Прикусив губу и прикрывая ладонью рот, что бы заглушить собственное сбивчивое дыхание, маг видел, как, распустив последние верёвочки, Крисания обнажила покатые плечи. Ткань под тонкими руками медленно опускалась всё ниже и ниже, будто давая ему возможность любоваться частями её тела поочерёдно, усиливая чувство ожидания и нанося удар за ударом по разогревшемуся желанию плоти.       То, что он узрел, было выше всех его представлений. Даже иллюзии Такхизис не могли сравниться с красотой открывшегося ему зрелища, потому что оно было живым. Сколько же раз он видел лишь только оболочку строгой жрицы, облачённой в белоснежное платье! Теперь же ничего не было скрыто...       Ямки ключиц будто были выточены неизвестным искусным мастером, а округлая грудь придавала ещё больше женственности и пленительности образу Крисании. Животик был идеально гладким, так и хотелось провести по нему рукой, пройтись скользящим поцелуем по коже, прижаться к нему щекой или просто уткнуться в него носом, вдыхая аромат ещё нетронутого тела девушки... И вдруг медленно-томная картина приобрела более жгучий оттенок, стоило жреческому одеянию скользнуть к ногам праведной дочери Паладайна, тревожа разноцветно-осенние упавшие листья.       Невидимые длани чувственной лихорадки стали неистово гулять по всему телу мужчины, от чего он едва не застонал. Рейстлину показалось, будто его сначала ошпарили кипятком, а потом окатили студёной водой или всем вместе сразу. Вид обнажённой молодой девушки, ещё не познавшей плотской любви, волновал в нём самые потаённые недра мужской натуры, о существовании которых сам маг даже и не догадывался. По спине его пробежала крупная дрожь, а изящные ладони желания достигли нижней части живота, медленно-томными поглаживаниями сплетая причудливый узел, пропитывающий ядом всё существо чернокнижника.       Словно в каком-то зачарованном сне, он наблюдал, как Крисания неспешным шагом направляется к ручью. О, что за дивная игра девичьего тела...! Сколько же раз он чувствовал его тепло, ощущал его неровности, когда обнимал девушку. И теперь он увидел её заново, словно бы совсем по-другому... Всё это безумно волновало душу неискушённого в любовных чувствах Рейстлина. Он невольно вспомнил подростковые годы, когда его преследовали навязчивые мысли касательно девушек, и как он очень сильно стыдился того, о чём думал. Иногда, залюбовавшись особенно красивым женским личиком, юный чародей невольно начинал обрисовывать, словно художник свой портрет, каждую телесную чёрточку, пытаясь создать полноценную картину того, что за собой скрывала одежда. И только теперь понимал, насколько сильно созданный им ещё в то время рисунок отличается от ожившего оригинала.       Кольцо прозрачной воды опоясало хрупкую фигуру, невольно вызывая ассоциацию с морским эльфом. Уже стоя по пояс в воде, Крисания зачерпнула дары кристального источника в импровизированную чашу из собственных ладошек, омывая ими всё своё тело. Кожа праведной жрицы в свете Солинари была словно некой разновидностью мрамора, доставленного из страны, где рождались самые талантливые ремесленники. Чёрные волосы лишь частично прикрывали тело, позволяя Рейстлину впитывать каждую его деталь. Прозрачные струйки и капельки воды стекали по её нежной шее, спускались к ключицам, а затем и дальше: к груди, талии, животу...       Рейстлин чуть облизнул пересохшие губы, представляя себе, что это не вода, а он сам ласкает неискушённую вожделением Крисанию со всей страстностью и жаждой знаний не только в магической сфере. Он словно наяву видел как, стоя рядом по пояс в воде, обнимает девушку, откинувшую свою головку назад, тем самым открывая для его поцелуев шею, ключицы и плечи. Маг представлял, как пробует её уста на вкус и не может насытиться ими, как поглаживает спину, исследует руками грудь, после добавляя к чутким пальцам губы и язык, спускается к животу, поглаживает бёдра, то и дело соскальзывая на их внутреннюю поверхность, и как через какое-то время ноги Крисании оплетают его за пояс, когда он немного приподымает её и прижимает ближе к себе, целуя ещё более жадно и жарко, а дальше...       «А дальше» представлялось Рейстлину обрывками, но такими яркими, насыщенными, красочными... Неожиданно всё резко оборвалось. Разбилось вдребезги на тысячу осколков. Ладони вожделения пустили в свой ход острые коготки, и теперь чародею было больно от затянувшегося до предела узла, берущий своё начало внизу живота. Молодой маг сам не заметил, как, погрузившись в свои фантазии, довёл себя практически до исступления, и теперь плоть обжигала его, требуя утолить неистовый голод.       Как раз в это время Крисания вышла из воды, и Маджере узрел её во всей своей красе. Мокрое тело выглядело ещё более соблазнительным, чем перед омовением. Искусно нарисованные природой изгибы будто напоминали рунические символы, создающие опасный колдовской ритуал, лишающий всякого мужчину всех доводов рассудка, стоит ему только оказаться в заколдованном круге...       Особенно в самом его центре, где был расположен благоухающий цветок, обещающий избавление от мук иссушающего жара, опьяняя душу, тело и разум без какого-либо остатка.       Маг уже терялся в собственных ощущениях, находясь на грани того, что бы потерять голову. Лишь остатки холодного сознания удерживали его от того, что бы не поддаться навязчивым манипуляциям невидимых рук и коварному шёпоту своих потаённых желаний и стремлений. Неизвестно, чем закончилась бы вся эта история, как вдруг...       Хрусть!       Сладкое наваждение как рукой сняло. Маджере не заметил, как, прибывая в особенно сильном напряжении, он схватился за одну из веток кустарника и сломал её. В ладонь неприятно впились острые щепки, проникающие под кожу. Маг едва сдерживался от того, что бы не пробормотать какое-нибудь мелкое ругательство.       От стрекочущего звука, Крисания встрепенулась и прикрыла руками грудь. К счастью для Рейстлина, который чуть ли не свернулся клубком под своей чёрной мантией из-за страха быть обнаруженным, она не смогла определить источник напугавшего её шума. Некоторое время жрица не покидала засыпанную листвой поляну, опасаясь возможной опасности из леса. Она стояла, плотно закутавшись в длинный плащ, при этом сжимая в руке медальон Паладайна. Только лишь ноги, ощущавшие прохладу земли, выглядывали из-под белой ткани. Ей неожиданно показалось, что тени деревьев вдруг как-то странно исказились и стали напоминать чёрные зловещие руки, которые стремились утащить её в своё логово. И, кажется, вот-вот послышится страшный, мерзкий скрипучий смех...       Маг всё это время даже не шелохнулся. Он даже не решался посмотреть на девушку, опасаясь выдать себя, ориентируясь лишь на слух.       Успокоившись, Крисания решилась пойти обратной дорогой. Надев платье и наспех зашнуровав его, она направилась в царство лесной темноты, по-прежнему с насторожённостью оглядываясь по сторонам, стараясь уловить любое чужое присутствие...       И всё-таки зловещая тень чародея оставалась вне её поля зрения...       Так и дошли они вместе до лагерной стоянки. Светлая жрица – в лучах двух лун и объятьях тьмы, чёрный маг – сквозь скрытые недра укутывающего мрака.       Когда жрица скрылась под тяжёлым пологом шатра Карамона, Рейстлин, острым взглядом осмотрев всё пространство, быстро шмыгнул внутрь своей палатки, словно невидимый призрак.       Наконец, чародей смог вздохнуть полной грудью, вытирая бисеринки пота с холодного лба.       «А ведь я чуть не попался!»       То, что произошло у ручья, разбередило душу и терзаемое чувство похоти великого чернокнижника. Только сейчас, оказавшись в палатке, где витал несколько затхлый, пропитанный запахом страниц и колдовских ингредиентов воздух, он почувствовал некое головокружение. Дойдя на ватных ногах до своего рабочего стола, как всегда закиданного различными предметами, он опустился в походное кресло, опершись локтями о деревянную, слегка потрескавшуюся поверхность. Откинув чёрный капюшон, Маджере, тяжело дыша, спрятал лицо в ладонях, цепляясь пальцами за каштановые волосы, пытаясь прогнать, развеять дымчатую негу, успокоить себя и своё разгорячённое тело.       «Почему именно она?!»       Этот вопрос Рейстлин задавал себе множество раз, но так и не смог найти ответа, будучи в любовных делах не более прозорливым, чем его собственный брат-близнец – в сути магических фолиантов или самой магии в принципе. Возможно, дело было в слишком затянувшемся ограничении физической потребности в женщине, а возможно...       Возможно он просто заигрался в кукловода. Упиваясь тем, как поникает голова и подгибаются ноги его марионетки от смущающих её душу и веру алчных кошмаров, как она всё больше и больше теряла уверенность в себе, подчиняясь воле колдуна, как жрица с ужасом начинала находить правду в его словах, от чего её сердце кровоточило с невероятной силой, Рейстлин сам не заметил, как чужая энергетика обожгла его, попав по уязвимому и больному месту каждого смертного мужчины – плотскому влечению.       Это не давало покоя. А с сегодняшней ночи – тем более.       «Мой бедный маленький мальчик... Мой упрямый, строптивый мальчишка Маджере... - мысленно донёсся до чародея знакомый насмешливый голос, обладателя, точнее обладательницу которого он сразу же узнал - Но признайся же, тебе ведь самому это понравилось!Тебе было приятно. Более того, ты хотел гораздо больше простого созерцания прелестей купающейся Посвящённой. Так почему бы не реализовать то, что ты так отчаянно хочешь в следующий раз, ммм? – промурлыкала Такхизис почти у самого его уха, и Маджере вдруг ощутил, как она гладит его плечи - Что ты на это скажешь, мой несостоявшийся герой-любовник?»       Эти слова хлестали мужчину не хуже кнута. Вздрогнув, он произнёс твёрдым от гнева голосом, при этом добавляя нотки характерного шипения:       - Прочь из моей головы!       В ответ ему раздался смех, который, казалось, звучал откуда-то издалека, потому как разносился гулким эхом в сознании мага.       Обхватив голову руками, Рейстлин тяжело вздохнул. Нет, думать о колдовских книгах или о чём-то другом, что бы отвлечь свои собственные мысли, было совершенно невозможно. По крайней мере, сейчас. Это злило, но негодование притуплялось неожиданно накатившей на него усталостью.       Да, богиня права – ему действительно понравилось то, что он испытывал. Но теперь он боялся, что ему будет сложнее контролировать себя, ибо понимал, к КАКОМУ телу его влечёт, ЧТО оно собой представляет. И главное – ЧТО он может с ним сделать, если только...       Нет, об этом не может быть и речи. Ни за что на свете.       Отыскав в своём арсенале маленький пинцет, он выдернул несколько мелких щепок из ладони, о которых успел забыть. Мужчина чуть поморщился от неприятной боли, но это хоть как-то отвлекало его от недавних волнений.       Позже, уже лёжа в своей походной постели с закрытыми глазами и проваливаясь в сон, колдун видел, как перед ним представали обрывки запечатлённых им видений: блестящие серые глазки, приоткрытые уста, капельки воды, катящиеся по груди и животу, обнажённое влажное тело с сияющей кожей... И почти сразу, неожиданно для самого молодого мага, их сменило совсем другое, более старое воспоминание: плачущая в Истаре жрица, прильнувшая к его груди, и та самая маленькая слезинка на её щеке... Странно, почему сквозь пелену манящих картин, он вспомнил именно эту ночь в Истаре? Возможно потому, что это было отправной точкой того, что Рейстлин испытывал к Крисании сейчас... Но вот найти ответа на вопрос, почему эта хрупкая слезинка до сих пор волнует его и не даёт покоя, он не мог.