Противоположности

Fleur – Русская рулетка

- Говорят, что противоположности притягиваются. Что вы об этом думаете, мистер Грейвс? – спрашивает Куинни с лукавым прищуром. Из-под ее длинных светлых ресниц как будто брызжут ослепительно-яркие искры. Персиваль нетерпеливо вздыхает и невольно отводит взгляд. - Мы не на работе, Куинни. Сейчас можешь говорить мне «ты», - поправляет он немного устало. Голдштейн тонко улыбается и закусывает губу. (Как будто ей нужно чье-то разрешение, чтобы говорить так, как захочется.) - Так что ты думаешь? – повторяет она свой вопрос. Лакированная розовая туфелька под столом мерно раскачивается, точно неправильный маятник. Это – и еще выпитый за вечер алкоголь - мешает Грейвсу сосредоточиться на ответе. - Вздор! – раздраженно бросает он, морщась, как от кислого привкуса во рту. – Еще одна банальность, сказанная очередным идиотом. Глупая сентиментальщина… Куинни прерывает его тихим серебристым смехом и делает маленький глоток из своего бокала. Ей весело и легко, Персивалю – сложнее. Куинни напоминает ему чересчур яркое пятно или вспышку, и дело тут вовсе не в ее специфической манере одеваться. Просто Куинни ослепляет сама по себе – своей улыбкой, насмешливым взглядом или лукавым прищуром ясных глаз. - Никто ни о чем не догадывается, - шепчет Голдштейн, наклоняясь вперед и играя уже пустым бокалом. – Никто ничего не знает… Ее как будто ужасно забавляет эта странная игра, приятная своей новизной и свежестью. Персиваля – нет. - Это не имеет никакого значения, - перебивает он сухо. – Меня абсолютно не волнует мнение моих подчиненных. Куинни широко раскрывает глаза. - Что, правда? Даже мое? – она изумленно выдыхает. Грейвс ловит в ее взгляде нескрываемую насмешку и снова испытывает приступ иррационального раздражения. - Не глупи. Ты сама все прекрасно знаешь. «Ты особенная». Персиваль никогда не скажет этого вслух. Порог его личной гордости слишком высок, чтобы так запросто переступить его. Но какое это имеет значение, ведь имя Куинни Голдштейн все равно выжжено у него где-то внутри. Оно раздражающе жжет ребра и, пожалуй, никогда не даст ему желанного покоя. Персиваль опрокидывает в себя остатки крепкого напитка и смотрит на Куинни пристально, открыто, почти в упор. - Возможно, в твоем утверждении о противоположностях есть доля истины, - говорит он серьезно, слегка прикрывая глаза. Малолюдный зал ресторана обволакивает мягкая полупрозрачная дымка, и нечеткие контуры неумолимо расплываются в ней. Пустые бокалы причудливо отражают искусственный свет. Куинни Голдштейн смеется.