Тридцать шесть вопросов

— Продолжи эту фразу: «Мне бы хотелось разделить с кем-нибудь…», — голос темноволосого молодого человека в очередной раз зазвучал в тихой комнате, приглушая шум ливня, накрывшего город. Саша в очередной раз начал первым. Перед ответом он лишь устало выдыхает, запуская пальцы в собственные русые волосы. Взъерошивает их, шумно втягивая воздух. Как будто ему мало кислорода в комнате с настежь открытыми окнами. — Мне бы хотелось разделить с кем-нибудь радость победы, какие-то значимые пласты моей жизни, — на одном дыхании выдал он, но лицо молодого человека, в отличие от тона голоса, так и осталось лишено любых ярких эмоций. Зато он сказал честно. Без зазрения совести. Без фальши. Без лжи. Головин сказал именно то, о чем думал изначально. Да, вокруг него всегда вертелась куча людей, стремившихся быть ему другом или чем-то большим, но… Это не то. Много ли из них людей искренних? Таких, которые видят не только то, что он делает, но и то, кем он является вне футбольного поля? Таких, которым интересно не его имя, а то, что внутри? По скромному мнению Саши, именно это главное в людях — способность видеть суть, а не разглядывать оболочку. Только вот отличить таких людей с каждым днем становилось всё сложнее — слишком много лести вокруг. — Примерно то же самое, — и Маша в очередной раз поймала себя на мысли, что этот человек снимает с языка то, что она сама хотела сказать. Причем делает он это так мастерски и искусно, что даже за плагиат подать в суд не получится. — Мне бы хотелось разделить с кем-нибудь воспоминания. Не знаю, может быть, какие-то поступки, на которые я бы никогда не решилась сама. Риск, что-нибудь безрассудное: прыгнуть на тарзанке или с парашютом, может быть, подняться на какую-нибудь вершину или сигануть в воду с обрыва. Ну, что-нибудь такое… Чтобы адреналин стучал в висках, — что сказать дальше девушка не знала, но её голос выражал все оттенки взволнованности, что только можно было сыскать на белом свете. В какой-то момент, встретившись взглядом с Сашей, который слишком понимающе кивнул, словно бы убеждая себя в чем-то, девушке стало по-настоящему неловко за то, что она говорит так много. Но слов назад не вернешь. Небо горит. Небо полыхает. Небо сгорает. Огромный огненный шар заливает своим светом облака, нависающие над городом, словно громадные бесформенные комки ваты или, скажем, пластилина, который неумелый ребенок ещё не научился превращать в произведение искусства. Последние лучи солнца, преодолевающие небесную завесу, выглядят как последняя жалкая попытка дня не попадать в грубые объятия ночи. Но и она обречена на провал. Закаты весной красивы особенно, и это было именно то, что отметила про себя девушка, вынужденная организовать себе пешую прогулку до метро. Красивы так, что вы запросто сможете сказать, что у человека, который там, где-то наверху, заведует небесными красками, действительно невероятные способности по художественной части. Простой уход солнца за горизонт прекрасен и невинен так, как непосредственна молодая особа, чьи щеки заливаются легким красным румянцем в, казалось бы, совершенно бытовых и естественных ситуациях. Она смотрит на всех своими чистыми, невероятно яркими и такими наивными глазами и… Отворачивается, ожидая, когда же, наконец, на землю опустится тьма, а на небе зажгутся пепельные звезды. Янтарный свет заливает небольшой сквер, по которому Маше необходимо возвращаться в общежитие после дел в Университете. Нельзя сказать, что она была так долго, но, к сожалению или к счастью, её одногруппники устраивали небольшую посиделку в кафе неподалеку. Маша, хоть идти желанием не горела, но отказать не смогла. Поздно возвращаться домой тоже не хотелось — именно так звучал её главный аргумент, но сейчас девушке было абсолютно все равно на время суток. Завьялова просто чувствовала себя… Безумно хорошо и легко. Неясно, то ли дело здесь было в располагающей к подобному настроению атмосфере, то ли в пришедшем на её телефон сообщении, которое девушка, если говорить совсем откровенно, ожидала. Она невольно кинула взгляд на ускользающее солнце: закат — время новых надежд или угасания старых? На сообщение Маня ответила достаточно быстро, и, к слову, именно его содержание заставило её присесть на одну из скамеек вдоль вычищенной аллеи. Маше нравились большие города именно этим — здесь, по крайней мере, недалеко от центра, всё было более-менее ухоженно, и неважно, относилось это к объекту, который не приносит никакого дохода, или к какому-нибудь туристическому центру. Так или иначе, в этом парке ей всегда нравилось, хотя порой и постигало её голову какое-то магическое чувство, будто, знаете, от пробегающего волнами ветерка здесь даже деревья шумят особенно громко. Птицы уже не поют высоко в кронах, но несколько голубей с удовольствием подбирают раскиданные детьми семечки. Здесь пахнет спокойствием, а время, кажется, замедляет свой бег. «Ты где?» — и даже пришедшее сообщение не смогло вытащить Машу из подобного душевного состояния. Наверное, она должна была ответить, что сейчас сама выйдет к дороге или где он там оставил свой автомобиль, но… Честно, Маше просто не хотелось. Пусть она будет эгоисткой и не самым хорошим в этом мире человеком, но девушка не сдвинется с этого места. В конце концов, это хозяину нужна его кофта, а не наоборот. «На скамейке у памятника Пушкину». И даже Александр Сергеевич в лучах уходящего солнца смотрелся как-то иначе: величественней, грандиознее. Хотя этому человеку, разумеется, не нужно ещё более упрочить свою роль в истории литературы. Маша кинула короткий взгляд на лицо каменного классика, и ей на секунду показалось, будто всегда хмурый, кудрявый юноша подмигнул ей и, возможно, даже слегка улыбнулся. Мария тут же потрясла головой с целью отогнать непрошенные иллюзии, и, когда она в очередной раз посмотрела на скульптуру, писатель вновь непринужденно и слегка надменно смотрел на проходящих мимо людей. Если что, алкоголь она не употребляет. Просто фантазия буйная, как некоторые больные в психиатрической клинике. К слову, об Александрах Сергеевичах. Второй из них, не кудрявый, не черноволосый и предпочитающий жонглировать мячом, а не рифмами, путешествовал по скверу, в котором он, собственно, никогда не был, и искал памятник, который он, собственно, никогда в глаза не видел. Конечно, подобные обстоятельства не могли не откликнуться неудовольствием в душе молодого человека, но тот всё же был немного счастлив, что ему не приходится сидеть в кресле автомобиля. Причина довольна проста и банальна: дядя Артем был безумно рад претворить свою угрозу в жизнь, да с такой старательностью, что Федя, Ей-богу, даже пожалел, что выиграл. Нет бы боевую ничью организовать! Хотя, все это лукавство. Федя Сашу не пожалел. Как заметил сам победитель в ответ на кислый взгляд друга: «Если бы мы всегда жалели проигравших, мы могли бы и вовсе не выходить на поле», а потому надежд на чудодейственное отпущение собственной участи Головин даже не питал. После минут, наверное, пяти пустого рассмотрения окружающих локаций парень всё же углядел каменную голову кудрявого поэта. Именно поэтому шаг он ускорил. На телефоне, мирно лежащем в руке, ещё со вчерашнего вечера висело непрочитанное сообщение от Матвея, которое Саша пока, кстати, даже открыть не решился. Вчера ему и Фединых смс-советов хватило. Пикапер хренов. «Браат, — и сразу же, как Головин увидел долбанную кучу сообщений от друга детства, ему стало не по себе. — Я отправил в твои драгоценные руки свою неповторимую Машку. Потом скажешь мне спасибо. Знаешь, хочу сказать, что она полный профан в физике, поэтому ты вполне можешь объяснить ей силу притяжения двух людей друг к другу, например. Я же помню, ты физику очень в школе любил». «Ах да, если она не вернется домой до утра, никто не удивится.» «Я, конечно, в это не верю, но все же…» Остальные пятнадцать сообщений Головин даже читать не стал. Привычная песня, которая ему неинтересна. То же самое, что Чалов с утра: «Эй, Санёк, ты если кофту заберешь, то хоть футболку девке одолжи!». И это уже выводило из себя. Конечно, они все говорили несерьёзно, вкладывали долю юмора и иронии в свои послания, но эта их «простота» и постоянные издевки задолбали уже настолько, что Саша был готов вырубить. Обоих. Сразу. Мячом. В голову. Машку только, макушку которой он сейчас как раз смог разглядеть, оставить. Она ему ещё ничего не сделала. — Вот и «никогда» внезапно наступило, — почему-то, плюхаясь рядом с девушкой на скамью, Александр решил начать без приветствия, но короткую улыбку себе все же позволил. Маша вздрогнула от его внезапного появления, но виду не подала — лишь потянулась в сумку. — Да, это что-то из серии про никогда не говори «никогда», — Завьялова слегка улыбнулась, протягивая молодому человеку кусок сине-фиолетовой ткани. — Вселенная всё слышит, все дела… — говорить дальше она не хотела. Ей вообще не хотелось говорить что-либо сейчас. После нескольких секунд, пока они продолжали молча сидеть на скамейке, Маше показалось, что пробегающие мимо них подростки с мячом кидали на них какие-то странные, подозрительные взгляды. Пару раз девушка даже заметила, как они тыкнули пальцем в сторону сидящего с ней молодого человека, но все же подойти не решились. Возможно, ребята хотели подбежать к ним ради собственного развлечения, но Маша решила об этом не думать. Как вы уже должны были понять, Манька все странные вещи предпочитает игнорировать. Тем не менее, девушка чувствовала — пора уходить. Только вот воплощать эту затею в жизнь хотелось не так, чтобы очень сильно. Поэтому она лишь медленно встала, кивнула и промямлила что-то похожее на: — Ну, мне пора? — вопросительная интонация вышла случайно, и Маня даже прикусила язык, когда услышала собственный голос со стороны. Саша лишь слегка нахмурил светлые брови, но отреагировал молниеносно: — Ну, нет, — произнес он таким тоном, что Маша почувствовала странный страх, не позволяющий двинутся с места. — Я сюда ехал дольше. Предлагаю хотя бы кофе выпить. — Я не буду пить кофе. — Почему? — Не нравится. — Напиток или компания? Подловил. Маша раздраженно закатывает глаза, не замечая едва проскользнувшую усмешку собеседника. Серьёзный взгляд голубых глаз коснулся лица парня, залитого золотистым цветом. Кислое выражение. Недоволен, а взгляд и вовсе выражает все оттенки обиды, которые только можно сыскать в палитре человеческих эмоций. Интересно, это его перманентный внешний вид или этот парень все же научился у Матвея приемам психологического воздействия? Так или иначе, вместо желаемого «всё вместе» у Маши вырвалось такое лживое: — Только кофе, — или в этом наоборот было слишком много правды, которую она не хотела признавать? Головин только усмехнулся, но лицо его, нужно отметить, несколько прояснилось. В глазах сверкнул ничего хорошего не предвещавший огонек, и Маша так и осталась стоять, ожидая, что будет происходить дальше. Саша со своего места уже успел подняться, нетерпеливо оглядевшись по сторонам, но большого количества людей вокруг он, к счастью для себя, не обнаружил. — Ты просто не знаешь, от чего отказываешься, — Саша все же позволил себе невесомую улыбку, которая, по обыкновению, располагала людей к нему. — Не пробовала. Здесь за углом есть уютная кофейня. Можем дойти пешком, — и он не спрашивал, скорее, даже утверждал, начиная движение только в ему известном направлении. Ну, чтобы наверняка. — Ты практически не оставляешь мне выбора. — Да, — молодой человек даже не стал отрицать то, что, по его мнению, было очевидно. — Я не знаю, — он замялся, сделав несколько шагов по направлению к Маше, которая инстинктивно попятилась. — Считай это процентом за использование моей одежды. От подобного тона, соединенного с недовольной физиономией собеседника, Маша выпала в осадок, превратилась в пепел под натиском его взгляда и вновь материализовалась из воздуха. Такое себе развлечение. Саше стало несколько смешно, когда он заметил округлившиеся глаза девушки, явно такого от него не ожидавшей, но молодой человек предпочел оставить сей факт без внимания. — Пошли, — произнес он, невольно попытавшись заставить девушку двигаться, легко тронув её за плечо, но тут же руку убрав. А Маше и этого хватило, чтобы почувствовать себя весьма дискомфортно. И причину она объяснить не могла. Она кинула ещё один взор назад, пробежалась взглядом по небольшим клумбам с закрывающимися тюльпанами, и единственным, к кому она могла обратиться за помощью был… Пушкин. — Вот за что мне это, Александр Сергеевич? — громко спросила она, кинув негодующий взгляд на классика. Тот, как на секунду показалось воспаленной фантазии девушки, в очередной раз усмехнулся, а если бы мог ожить прямо сейчас, то непременно бы развел руками в разные стороны. — Нет, Мария, так не прокатит, — предельно ровным тоном изрек Головин. — Из Александров Сергеевичей тут разговариваю только я, но на подобные вопросы ответов в моем арсенале нет. А на какие-нибудь вообще есть? — Поразительно, блин, — и все, на что хватило Машу сейчас, лишь вымученная улыбка с небольшим намеком на искренность. *** Кофейня, действительно оказавшаяся совсем недалеко от сквера, в котором только что были молодые люди, выглядела так уютно, что, казалось, может согреть даже самого угрюмого прохожего в самый ненастный день. Людей внутри практически не было, но Машу более всего привлекли небольшие фотографии, висящие в рамках практически по всему помещению. Люди, улыбки, искренний смех — фотографии настолько живые и искренние, что девушке казалось, что ещё немного — и они перестанут быть просто воспоминаниями. Здесь как будто изображена маленькая жизнь, крошечные осколки какой-то большой истории: на одной из карточек задокументирована встреча солдат-победителей с их семьями; на другой маленькая девочка — плачущая, потерявшая свою игрушку. Большая семья, одиночество, природные пейзажи, праздники, свадьбы, долгожданные встречи — кажется, всё можно найти здесь. Пока девушка увлекалась рассматриванием старых фотоснимков, Головин уже успел сделать заказ, дождаться его, притащить два достаточно больших бумажных стакана и встать за спиной у девушки, привлекая её внимание. Стакан, ей предложенный, она приняла, но губы все же недовольно поджала. Саша это заметил, но внимания также заострять не решил. Однако, со всем своим неудобством Маша не могла отрицать, что запах доносился весьма завораживающий. Особенно на улице, где закатное небо все ещё было окрашено последними лучами ускользающего за горизонт солнца. Шли молодые люди молча, и совершенно непонятно куда. Парень медленно пил свой кофе, иногда морщась от его горячей температуры, Маше же было неуютно даже пробовать его. Удивительно, но досадное молчание решилась прервать именно девушка, наконец, спросив о том, что тревожило её ум в последние дни: — Саша, — обратилась к молодому человеку, но тот лишь сдавленно хмыкнул, отмечая своё присутствие. — На твоей кофте эмблема ЦСКА, ты болеешь за эту команду? — услышав данный вопрос, парень едва ли не подавился горячим напитком, но, впрочем, быстро вернул себе невозмутимый вид. Девушка небольшое колебание его поведения заметила, но как реагировать на него — в душе не ведала. Головин на несколько секунд завис, будто взвешивая в голове несколько вариантов развития событий, и выбрал, как ему казалось, самый для него безобидный: — Да, за эту команду я… — он замялся, очевидно, не до конца определив, что хочет сказать, — переживаю весьма сильно, — уклончиво добавил он. Машу такой вариант ответа не устроил, что она и поспешила донести до молодого человека своим красноречивым взглядом, но показывать своё неудовольствие ещё какими-то способами она не имела ни прав, ни желания. Хотя и казалось это все каким-то… Подозрительно ненастоящим. И они в очередной раз молчали. Так привычно и так необычно одновременно. Создавалось такое глупое ощущение, будто без того листка с вопросами, они ничего друг у друга спросить не в состоянии. Уже через несколько минут Головин все же предпринял мягкую попытку завязать разговор, Маша против неё не была — молчание напрягало. Они поговорили о семьях, любимых местах в городе и книгах. Кажется, после некоторых шуток парня Маша искренне смеялась, хотя и пыталась скрыть этот факт как от себя, так и от него самого. Но девушка не была бы Машей, если бы не нашла способ разрушить микроскопическую идиллию, устоявшуюся между ними. — Саша, — он в очередной раз только хмыкнул, сворачивая в сторону по подозрительно безлюдному тротуару. — Сколько кофе стоит? Наверное, молодой человек не ждал этого вопроса, но вид сделал настолько страдальческий, что его даже стало немного жаль. — Я не знаю, — он, конечно, врал, но сейчас его это практически не волновало. — Зачем тебе? — Деньги хочу отдать, — буркнула девушка, на что Саша только усмехнулся. — Тогда точно не знаю, — отчужденно произнес он, сделав глоток горячего напитка. — Тем более, ты его так почти и не попробовала. — Неправда, — в очередной раз закатывает глаза в отчаянной попытке увидеть собственный мозг. — Я попробовала. Достаточно… Вкусно, — врет, но не сказать, что бы по-крупному. — Поэтому, сколько он стоит? Может, я захочу купить себе ещё на досуге. Придумывать доводы у Марии получалось едва ли, но она хотя бы пыталась. — А я тебе ещё раз говорю — я не знаю, — Саша продолжал упорно стоять на своем. Он не злился, нет. Но выражал такую степень отрешенности от событий, что невольно девушке даже становилось как-то неуютно. Хотя, с другой стороны, молодой человек даже был несколько удивлен — он редко оказывался в ситуации, когда кто-то отчаянно хочет вернуть ему деньги. К слову, в такой ситуации он не оказывался годиков пять точно. — Ты врешь. Бинго. — Ни в коем случае, — он развел руки в стороны, а взгляд состроил такой невинный, что, будь Машка священнослужителем, она уже давно бы отпустила ему все грехи. — Я врать не умею, — но сейчас он врал и даже не стыдился этого. Девушка позволила себе разочарованный вздох, но нельзя сказать, что он означал безоговорочную капитуляцию. Напротив, раздражение и желание во что бы то ни стало отдать деньги за этот несчастный кофе возрастало в геометрической прогрессии. — Я сейчас вернусь и посмотрю цену, — это уже даже не угроза — факт. Она злится, но вид этот никакого страха на Головина не наводит: все равно, что на разозленную белку смотреть, которая чем больше злиться, тем быстрее бегает в своём бесконечном колесе. — Сколько он стоит? Сотни две? — с неудовольствием интересуется девушка, доставая кошелек и вытаскивая оттуда пару бумажных купюр. Головин, завидев это, отчего-то не смог сдержать смешок, за что тут же был одарен вопросительно-недовольным взглядом: — Смешная ты, — как-то совсем по-дурацки выдал он, тут же получив от Маши в плечо. Нет, Ей-богу, ещё немного, и она наймет киллера для этого странного человека. — Я все равно не возьму у тебя деньги. — Я не хочу быть перед тобой в долгу ещё и за это, — Маша приподняла вверх стакан, демонстрируя его молодому человеку. Головин же страдальчески закатил глаза, шумно выдохнув. В этот момент он еще не знал, на что способны сильные и независимые Мани, желающие отдать плату за «напиток небесный» (именно такое отношение выражал Александр к кофе, когда пытался избавиться от неловких пауз в их разговорах). — Мария, — если бы Маша не имела достаточного уважения к собеседнику — она бы сейчас презрительно фыркнула. — Забей, — советует таким тоном, который явно отличается от притворно официального, выбранного поначалу. — Я не обеднею от этого, поверь. Если ты переживаешь о том, что я за тебя заплатил… Я и за Матвея пару раз расплачивался, и ничего… — за Матвея он, конечно, не платил особо и никуда его с собой вытаскивать не спешил, но это уже другой вопрос и другие обстоятельства. — Александр, — теперь пришла очередь Головина кривиться на такое обращение, хотя за годы общения с прессой он к нему, естественно, привык. — Возьми деньги, или я за себя не отвечаю, — последняя фраза прозвучала настолько угрожающе, что Маша, будучи в шоке от собственной дерзости, испуганно вытаращила глаза, не понимая, что сама под этим подразумевала. Саша же не смог сдержать смеха, и лицо его, практически впервые за этот вечер, перестало иметь такое выражение, будто он съел сто пудов лимонов на завтрак. — Ну и что ты мне сделаешь? — вызова в этом голосе было достаточно, мнимого любопытства тоже. Он лишь развернулся, начиная движение спиной вперед, и развел руки в стороны. Доверительный жест, дескать «Вот он я, делай, что хочешь», но Маше его странная полуухмылка, полуулыбка не нравилась совершенно. Нет, серьёзно, она и представить себе не могла, что он может начать над ней издеваться! Захотелось топнуть ножкой и завыть от досады, признавая фиаско по всем фронтам, но… Какой именно контроллер слетел в голове Машки — ни автору, ни бете доподлинно неизвестно. Чем она руководствовалась — непонятно как ей самой, так и ошарашенному Головину. Но факт остаётся фактом: озадаченные прохожие могли во все глаза наблюдать картину, когда один молодой паренек, который явно превосходил девушку по физическим данным, издевательски-медленно пытался скрыться от кары Марии, которая была настроена как никогда по-боевому. На самом деле, парень понятия не имел, что она задумала, хотя и догадывался, что она хочет все же втиснуть ему те две или три сотни, которые держала в руках. Именно поэтому он просто издевается, отходя или уворачиваясь от Мани, так и норовившей подобраться к карманам молодого человека. И ей даже плевать, где эти карманы расположены. Что-то из серии: «Не хочешь брать по-хорошему, я верну по-плохому», и пофиг, как данная фраза звучит. Ровно так же, как все равно Мане было на тот факт, что карманы на одежде молодого человека присутствуют только на спортивных штанах. И да, подобное посягательство на нижнюю часть его одежды весьма странно смотрелось посередине хоть и не очень оживленного, но вполне проходимого тротуара. — Женщина, — с насмешкой проговорил Саша, когда неугомонная мадам всё же совершила попытку пропихнуть деньги в его карман. В положении они находились, к слову, весьма странном: Маша практически вплотную прижималась к молодому человеку со спины, просовывая свои руки под его плотно прижатыми к телу локтями. — Отстаньте от моих штанов. Я не такой доступный, как Вы думаете! — произнес он, ловя и отталкивая Машину ладонь. После этой фразы ошеломленная девушка могла лишь втягивать такой терпкий вечерний воздух, настойчиво пытаясь отогнать ощущения переселения души Матвея в другое чужеродное тело. И да, первое правило нападения — никогда не отвлекаться — Маша сейчас напрочь забыла. Именно поэтому в следующую секунду девушка отчетливо почувствовала, как земля уплывает из-под ног далеко не в переносном, а в самом прямом смысле. Естественно, что тот момент, когда она оказалась, словно обезьянка, висящей на чужой спине — она уловить доподлинно не успела. А вот Саша издеваться не переставал — и первое, что он сделал — это наклонился так, что Маша испытала удивительное предчувствие свидания с асфальтом. Сие простое действие вынудило её только сильнее сдавить чужой торс своими ногами и обнять его за шею так, что молодой человек рисковал лишиться жизненно важного кислорода. «Ну и славненько», — подумал бесенок на левом плече, и Маша по какой-то причин даже не стала с ним спорить. А вот перестать визжать до потери пульса, пока её нагло раскручивала то в одну, то в другую сторону, получалось весьма проблематично. Единственное, что можно сказать точно — контроллер после такой встряски с глухим щелчком встал на место, как встала на место и Маша — растрепанная, раскрасневшаяся и недовольная. Саша же выглядел так, как будто ничего предосудительного не сделал, и это совершенно не он сейчас избрал весьма странную тактику успокоение обезумевшей женщины. Девушка только глубоко дышала, кинув взгляд на тот пресловутый стаканчик с кофе, который она умудрилась выронить из рук и который теперь убито валялся на асфальте, а потому единственное, что сделала девушка — это всё же подняла его и выкинула в стоящую неподалеку урну. — Ладно, черт с тобой, — чуть мягче сказала она, понимая, что признать поражение на данном этапе будет лучшей тактикой. Головин, честно говоря, если и удивился такому исходу, то виду не подал — взгляд остался непроницаемым. — Тебя подвезти? — с интересом спросил парень, на что Маша, недолго думая, кивнула. Ну, надо же ей как-то деньги отдать, ну! План в голове созрел достаточно легко и непринужденно. *** Несмотря на то, что на своем пути молодые люди постояли на всех возможных светофорах и пешеходных переходах, поездка прошла в целом без каких-либо происшествий. Если, конечно, не считать Маньку, которая сидела на переднем сидении с видом киллера-убийцы, а все попытки поговорить обрубала на корню. Саша же понимал, что, возможно, он и облажался, но повода злиться на себя с её стороны не видел — он ничего плохого не сделал. На очередном светофоре Головин скорее от скуки решил проверить мобильный телефон, и он мог вполне догадаться, что без сообщений от друга не обойдется. «Санчос… Друг, я когда про Машку говорил, несерьёзно это… Хотя… Надеюсь, домой ты её вернешь в своей кофте. Ну, знаешь, забирать её на постоянной основе будет эффективнее». — Смотри на дорогу, пожалуйста, — и это было единственное, что сказала Маша, так и не узнав, что парень в ответ на эти слова усмехнулся. Матвею отвечать желания не было никакого. — Мы уже приехали, — с видом заколебавшегося человека проговорил Головин, останавливая машину. — Твой скромный дом в студенческие годы. Здание и правда было весьма скромным и обшарпанным: кое-где даже виднелись трещины фасада. Небольшие клумбы рядом с входом выглядели весьма странно, учитывая тот факт, что цветов на них не было — каждый уважающий себя человек, проходящий мимо сего места, испытывал дикую потребность сорвать только-только распустившиеся цветущие растения. Долгое время девушка просто сидела — отчаянно боролась со своими демонами, которые толкали её сделать то, что она задумала. Саша, как назло, тоже молчал, хотя девушке было жизненно необходимо, чтобы он сказал хоть что-то сейчас. Привлек к себе внимание. Неудачно пошутил. Она не знает, что-нибудь. Вместо этого он просто отстукивал только ему известный ритм ладонью по рулю. — Пока, — именно в этот момент девушке нужно было включать все женские штучки, которые только были в её арсенале, и она очень надеялось, что выглядело это, по крайней мере, не слишком нелепо. Ремень безопасности, как назло, отстегиваться не хотел, заклинив, а потому Саша, включив режим истинного джентльмена, девушке решил помочь. Застыли они, как вы понимаете, вновь в двусмысленной позе — рука Саши легла на ладонь девушки, надавливая на неподдающуюся кнопку ремня, а лицо его каким-то чудесным образом оказалось чудовищно близко к её. Возможно, правда, что случайности здесь было мало, но, заметив сей факт, по глазам Саши пробежало удивление. И парень даже ненадолго завис, как тогда, когда Матвей заставлял их смотреть друг другу в глаза. Такие разные и такие похожие одновременно. И, наверное, зазеваться сейчас — было главной его ошибкой. Хотел ли он поцеловать её в этот момент? Возможно. Попытался ли он это сделать? Слегка. Позволили ли ему? Нет. В какой-то мере Маша ожидала этого момента, поэтому всё же смогла протиснуть те самые двести рублей в карман его штанов. Головин от такой наглости слегка дернул бровями, непонимающе посмотрев на собственные ноги, будто увидев их впервые, и в очередной раз, словно мученик, закатил свои светлые глаза к небу. Маша же только довольно улыбнулась, слегка похлопав его по плечу: — Спасибо за кофе, Саша, — с той же насмешкой, с которой говорил он, выдохнула девушка в пространство, где смешивается их дыхание, и, мило улыбнувшись, всё же выскочила из машины — ремень давно уже отпустил свою пленницу. Саше же оставалось только усмехнуться, досадливо стукнуть по рулю раскрытой ладонью и всем телом откинуться на сидение. От него — раздраженный выдох. От Маши — задорная улыбка. Кажется, это всё же не то, чего он хотел сегодня добиться.