Тридцать шесть вопросов

«У судьбы нет причин без причины сводить посторонних». © Коко Шанель.

— Назовите положительные характеристики своего партнера. По пять пунктов, нам хватит, — тяжелый мужской вздох, напряженный женский выдох, и голос Матвея как-то заметно тускнеет под их натиском. Начинать на этот раз не хотел никто, и, кажется, такой детский жест, предложенный Сашей, был самым большим в этом случае кривлянием, которое не должно было найти отклика. Но оно сделало это. Маша слегка улыбнулась, заправляя прядь волос за ухо, и так же, как и молодой человек, сжала руку в кулак. Смотрит на него, слегка прищуривает голубые глаза. Усмехаются, синхронно, одинаково и так необходимо сейчас. Совсем как в детстве, когда они с ребятами решали, кто будет водить первым. Раз, два, три. Камень — бумага. Начинает Маша. Парень же довольно усмехается, хотя в глубине души даже несколько сожалеет, что сейчас выиграл. Негоже как-то девушку кидать на амбразуру первой. Маша всё же поспешила начать: она прикрыла глаза, мысленно представляя, что молодого человека здесь нет — хвалить кого-то в глаза было невероятно стыдно, а потому даже несколько неприлично в её понимании. — Надежность, — произносит на выдохе, но голос её как никогда уверен в своей правоте. Маша почему-то точно знала, что на этого молодого человека можно положиться. Он производит впечатления парня, который не станет делать другим людям то, чего не хочет увидеть в собственной жизни. Что-то в нем Машу, конечно, притягивало, и, возможно, способность защитить ту, которой иногда была нужна защита, было одной из ведущих причин подобного притяжения. — Заботливость, — добавляет, мельком взглянув на полностью вымоченного под весенним дождем парня. Волосы мокрые, разбросанные в разные стороны, и от количества влаги, находящейся в них, выглядят они буквально угольно-черными. Парень вздыхает, ладонью проводя по лбу и голове, смахивая лишнюю воду. Девушка же виновато поджимает губы, вспоминая, чьей кофтой она укрывалась, перебегая улицу до нужной двери. Стыдливое, но по какой-то причине приятное ощущение. — Спокойствие. Насколько неэмоциональным он был при девушке, настолько он начинал ассоциироваться у неё с огромной каменной глыбой, вечно удерживающей невозмутимое, серьёзное выражение. Маше почему-то думалось, что молодой человек держит и будет держать эту маску всегда, не оглядываясь на происходящие вокруг события: извержения вулкана рядом с его домом, падение метеорита в соседнем дворе, пришествие инопланетян к нему в город или вооруженное восстание бурундуков — плевать, у него на лице не дрогнет ни один мускул. Он только молча кивнёт, слегка приподнимет брови, а потом молча и без всякой паники сделает то, что должен: или мир спасет, или растворится в тумане. Выбор за ним. — Уравновешенность. Он мог контролировать свои эмоции — это видно. Возможно, он делал это даже слишком хорошо, но, к слову, с учетом его медийности — подобное не было чем-то удивительным. Хотя Маня порой и не могла понять, как судьба умудрилась свести вместе настолько полярных людей? Матвей и Саша они ведь такие… полярные. Слишком разные, слишком противоречивые, слишком несовместимые. Усмехается своим мыслям: как будто бы сама лучше. — Недоверчивость, — и это та черта, которая в Александре была заметна даже невооруженным взглядом. Он боится, перестраховывается, взвешивает каждое слово и действие, и ничего не может с собой поделать. Горький опыт в общении с людьми тяжелым грузом ложится на плечи каждого, и чем больше его, тем сложнее человеку учиться доверять незнакомцам. — Твоя очередь, — наконец, выдохнула Маша, искренне радуясь тому, что её мучения подошли к концу. Саша глубоко вздохнул, дернув бровями. Морщит лоб, поднимая взгляд наверх. Смотрит в потолок. Мимика становится весьма подвижной, и больше парень не походил на ту мраморную статую, которой легко мог прикинуться несколько минут назад: — Непосредственность, — внезапно выдал, коротко посмотрев в её сторону. Взгляд его в этот момент был излишне тяжелым. Таким, от которого сразу хотелось прятаться, и таким, под которым сразу хотелось расщепиться до атомов. — Искренность, — добавляет практически молниеносно. Так, будто эти слова — это те выражения, которые он давно применяет к Маше в собственных мыслях. И это было не так далеко от истины. Маша не юлит, не врет и не пытается ему понравиться, как это происходит обычно. Она не напяливает на лицо тонну пафосных масок, и является тем, кто она есть на самом деле. Проявляет свои эмоции, и — что самое главное — абсолютно их не стыдится. Она не знает, чем он зарабатывает на жизнь, не в курсе, что порой его лицо появляется в эфире новостей на радио или на первой полосе какой-нибудь газеты, и это нравилось парню больше всего. Настолько, что пока в нём даже не возникало пресловутого желания раскрыться — опять микроскопическое нежелание ломать то, что сейчас медленно начинает отстраиваться. И с каким-то подсознательным ужасом Александр каждый раз осознает: своими эмоциями она заставляет чувствовать и его. Это нехорошо, но он уже ничего не может с этим поделать. Для человека, которому именно сейчас нужно сохранять холодную голову, передозировка эмоций может послужить как гибелью, так и путем к успеху. Грань слишком тонка. — Естественность, — ещё одно слово, пришедшее на ум, глядя на неё. — Прямолинейность, — добавляет уверенно, уже успев ощутить, что девушка всегда говорит то, что думает. Быть может, делает она это лишь с теми людьми, которым доверяет, но это огромного значения для молодого человека сейчас не имеет. — Язвительность, — на выдохе договаривает он, на секунду приняв до боли серьёзное выражение. Смотрит на девушку, но ничего не говорит. В одно мгновение на душе молодого человека становится так погано и неприятно, словно внутри разлили несколько ведер едкой концентрированной серной кислоты: он видит противоречие, которое сам же легко допустил в свою идеальную систему. Противоречие, которое ему абсолютно не по душе. Он не видит на ней масок, но именно сейчас понимает, что язвительность — это тоже прикрытие. Именно таким способом человек, как правило, пытается скрыть, зашить, закопать собственную боль, которая тревожит и разрывает его изнутри. Защитный механизм, позволяющий отвлечься и не сойти с ума. Маленький контроллер, позволяющий хвататься за ошметки того, что когда-то было чем-то очень счастливым. Смотрит в глаза и некстати для себя замечает — покоя и умиротворения в них нет. На каком этапе в душе человека рождаются сомнения? Наверное, именно на этом. *** Вы уверены, что знаете людей, которые вас окружают? — Кидай вещи сюда, — тихо произносит юноша, указывая рукой в направлении огромного столетнего дуба, под которым, вроде бы, было свободное место в этот замечательный выходной день. Нет, я говорю не об имени, фамилии или происхождении. Я говорю о том, что внутри. Маленькое, едва уловимое, но то, что делает человека тем, кем он является на самом деле. Вы знаете о борьбе, которую Ваш друг ведет внутри? Знаете, какие демоны борются в нём каждую долбанную секунду времени его нахождения в одиночестве? Или рядом с вами? Почему-то Маша всегда понимала, что как она не знает окружающих людей, так и люди, с которыми она проводила кучу времени, её никогда не узнают. Она часто молчит тогда, когда ей есть, что сказать. Не рассказывает о прошлом лишь потому, что не считает нужным распространяться о своей жизни. И порой выглядит она в глазах людей её не знающих обычной серой мышью, которая ничего за собой не имеет. Да только, знаете, как там у Шекспира было: гремит лишь то, что пусто изнутри. Она всегда отдавала себе отчет в том, что самые большие позеры и понторезы, которых она встречала — люди в большинстве своём весьма жалкие и неинтересные по своей сути. И девушке почему-то всегда было все равно на то, что подумают о ней другие. Это их право, их желание, и их ответственность за свои поступки. Но притворяться кем-то другим, чтобы кто-то сказал ей доброе слово и послал широкую улыбку — она никогда не собиралась. Как не собиралась открываться людям, которым она не доверяет. Но она сделала это. Один раз. И этот пресловутый один раз и постоянно всплывающие в её голове воспоминания, обрывки голоса, мимика и характерные телодвижения сейчас напоминали ей неумелого кучера, который ведет повозку прямо туда, к обрыву, где слышен только шум и грохот воды, а острые камни проглядывают на дне. — Ты уверен? — настороженный женский голос отвечает мужскому, но тон его обладательницы, вне сомнения, излучает счастливые оттенки. — Да-а… Маня… — Матвей закатывает глаза, расстилая темную скатерть на земле. — Я уверен в этом ровно так же, как уверен в том, что Фуркад опять возьмет глобус. Так что заткнись и неси харчи на стол, — Маша рассмеялась, любезно падая на приготовленное для неё место, и, как ей и было поручено, достает из рюкзака молодого человека только что купленную в супермаркете еду. Много еды. Матвей, если говорить уж совсем откровенно, по уровню своей прожорливости превосходил Гулливера в стране лилипутов. Наверное, Самойлов — это единственный человек в её жизни, которому она максимально доверяет прямо сейчас. Она знает его как облупленного, а он может с легкостью рассказать вам краткую историю жизни подруги. Правда, только ту её часть, которую девушка нашла в себе силы открыть. Несмотря на то, что Матвей порядком бесил её временами, он все равно оставался самым лучшим человеком в её жизни. Это, наверное, весьма удивительное сочетание, но именно такие странные и несуразные вещи и знакомства создают смысл нашей жизни. — Матвей, а можно спросить у тебя кое о чем? — после нескольких часов принятия теплых солнечных ванн решила поинтересоваться девушка, хотя и сама она доподлинно не знала, какой черт её на это дернул. Матвей, лежащий на спине в позе морской звездочки, лишь приоткрыл один глаз, сощурившись на сидящую рядом подругу весьма подозрительно и торжествующе одновременно. — Если ты убила человека и хочешь, чтобы я спрятал труп и молчал, то я готов тебя выслушать. — Нет, если я и захочу спрятать чей-нибудь труп, то он будет твой… — она тут же улыбается, закатывая глаза. Матвей одобрительно усмехается так, будто прекрасно знал, что она ответит именно подобным образом. Как раз эти двое могли быть уверены: они знают друг друга так, будто бы всё детство провели в одних пеленках. На каком этапе развилась подобная привязанность между ними — они не знали, не имели понятия и никогда об этом не задумывались. Если уж говорить совсем честно, при первой их встрече Маня лишь покрутила у виска, пообещав себе, что с этим человеком ничего общего иметь не будет. Но Вселенная, как и обычно, над её обещаниями посмеялась. Их дружба началась с не самого веселого в жизни обоих события: у Матвея есть одна не самая нужная ему привычка — этот парень любит во время разговора руками помахать. Молодой человек он, к слову, высокий, рычаги большие, а потому руками он размахивает как мельница. По крайней мере, Маша, шедшая по коридору общежития в первую же неделю обучения, подумала именно так. Парень рассказывал компании друзей какую-то жутко эмоциональную историю, активно жестикулировал руками, кричал матом и в один из самых кульминационных моментов своей истории сильно двинул локтем назад. В тот момент Маша наверняка посчитала, что она самая неудачливая баба на этой земле. Могучая рука Матвея прилетела ей прямо в нос, и в тот момент, когда она пошатнулась, едва ли не улетев в глубокий нокаут, девушка действительно видела те пресловутые мультяшные птички над головой. Никаких серьёзных травм она, конечно, не получила, но Матвей ещё долго пытался загладить перед ней свою вину. Выбрал он правда весьма своеобразный, но действенный способ. Знаете, как в больницу носят больным свежие апельсины? Так и Матвей носил. По одному в день. Прямо в её комнату. Его каждый раз выгоняли и посылали на все четыре стороны света, но парень все равно умудрялся протиснуть фрукт кому-нибудь из соседей по блоку. В тот момент, когда всем уже надоело наблюдать эти раздражающие фрукты (на которые у девушки, к слову, жуткая аллергия), Маше пришлось случайного встречного простить. Сделала она это, конечно, больше для проформы и его успокоения, но вскоре общение их крепло, залетев на новый, более дружеский виток. — Ладно, — парень цокнул языком, недовольно принимая сидячее положение. — По-хорошему после таких слов я должен обратиться в комитет по правам человека, но так уж и быть… Чем могу быть полезен? Маша колебалась. Просто боялась, что Матвей воспримет её вопрос как-то неправильно. Или, наоборот, зная её слишком хорошо, он увидит больше, чем она хочет сказать. В какой-то момент ей резко захотелось забыть, ничего не говорить и продолжить нежиться под солнцем, но Мария прекрасно понимала: если сделала шаг — сворачивать уже нельзя. — Твой друг — Саша, — лицо Матвея в этот момент раскрасили все победные фейверки этого мира. — Чем он занимается в жизни? — Маняя… Если бы Матвей сейчас мог включить победные фанфары за спиной, он бы, Ей-богу, сделал это, широко улыбнулся снимающим его камерам и помахал ручкой всем, кто в него верил. В такие моменты девушка искренне радовалась, что парень не обладал способностью материализовывать свои мысли. По крайней мере, не в таких масштабах. Отворачивается, вновь опустившись на спину. Шумно выдыхает. Зря она это начала. — Ты разве недостаточно узнала его? — Самойлов с хитрецой глянул в сторону девушки. — С чего ты вообще вспомнила об этом парне? Ладно, неважно. В любом случае — всё, что ты хочешь узнать о нем, ты можешь узнать у него лично. — Я достаточно поговорила с ним, но ничего узнать не смогла. Конечно, она врет, но делает это больше автоматически с тайным желанием доказать Матвею, что все его психологические теории настолько чушь, что не дают людям даже узнать друг друга. Что уж говорить о результатах, которых он мечтает достичь? Такая это несусветная ерунда в её понимании. Невозможная. — Значит, ты не хочешь увидеться с ним и поговорить? — кидает парень, усмехаясь и доставая из своего рюкзака бутылку чая и какие-то сладости, купленные в кондитерской по дороге. — Нет! — Ты уверена? — звучит издевательски, ведь он в её слова абсолютно не верит. Матвей достал сладкий пончик из пакета, тут же предложив его девушке. Её любимый — он точно знал это. Вместо привычной благодарности Маша презрительно скривилась, посмотрев на еду. Отказывается. Достаточно вежливо, но уверенно по её собственным меркам. Самойлов смотрит на неё как-то недоверчиво, но это не длится слишком долго: в конечном итоге он только пожимает плечами. — Как хочешь. *** Когда Маша с утра поняла, что день ожидается не самый загруженный, и она вполне себе может отдохнуть от постоянной учебы в выходной день, Завьялова была, наверное, самым счастливым человеком в этом городе. Правда длилось это недолго: сперва над её планами посмеялся Матвей, который, честно говоря, давно обещал ей выбраться куда-нибудь, а потом и Катерина, узнавшая об очередной распродаже. Мария, конечно, всеми силами пыталась увильнуть от сего действа, но получилось у неё это настолько слабо, что она уже умудрилась стоять в одном из популярных московских торговых центров. Возмущаться посередине холла было, увы, несколько бессмысленно. Людей здесь, как и было привычно для воскресенья, находится уйма. Играет приятная музыка, свободных мест на диванчиках и в небольших кафешках нет категорически. Однако, ходя за Катей по магазинам одежды, девушка едва ли думала о тех безумно мягких диванах, так и манящих присесть на них в коридоре. Хотя, вру. Думала постоянно. — Ой, Машок, — Катя умилительно улыбнулась, доставая из закромов стеллажа какую-то вешалку. — Не хочешь померить? — говорит она таким тоном, будто никакого ответа, кроме положительного, не приемлет, и тут же прикладывает к телу девушки недлинную черную юбку, разлетающуюся от талии. Маша руки брюнетки скидывает с себя достаточно резко, состроив самый недовольный взгляд, на который только была способна. Кате захотелось рассмеяться при взгляде на неё, но она мужественно сдержалась. Надутый хомячок перед ней — это достаточно… интересное зрелище. Брюнетка прикладывает кулак к губам, стараясь подавить смешок. Выходит успешно. — Мы вроде бы по твою душу в магазин ходили, а не мне что-то выбирать, — с недовольством в голосе замечает Завьялова, но на юбку всё же короткие взгляды бросает. Отворачивается, начиная искать что-то для Кати, которая вчера вечером резко узнала о распродаже в этом довольно дорогом в обычное время магазине. — Да брось, — тянет, едва ли не застонав в голос. — Мне такие вещи не идут. Тебе впору будет: сама маленькая, хрупкая, худющая — должно хорошо сесть. — Я не буду её надевать, даже не старайся, — на данный момент с Катей разговаривает лишь спина подруги, но она отчаянно пытается на это не реагировать. Хотя и видно, что померить вещь Маша была бы не против. Напряженно о чем-то думает, но говорит вовсе не то, что хочет. — Тем более, мне не за чем сейчас тратить лишние деньги. Да и в шмотках не нуждаюсь, — оборачивается на сто восемьдесят градусов, непринужденно улыбнувшись. Катя на такое поведение только слегка нахмурила брови, впрочем, сдаваться не собиралась ни она, ни Маня, которая, кажется, и вовсе старалась убедить саму себя. И получалось так себе. — Завьялова, примерь или я её на тебя силой натяну, — Катя решила действовать по-боевому: под удивленный взгляд всех консультантов Машу, словно заключенного в тюрьму, подталкивали в сторону примерочной. Решив, что спорить здесь бесполезно, девушка просто повиновалась, хотя такая агрессивная забота её немного пугала. — Какая же ты красотка, Мань… — воодушевленно заявила Катя, блестящими глазами смотря на Завьялову, красующуюся перед зеркалом. — Скажи, что ты хочешь купить её? — Нет, — Маша улыбнулась, слегка покачивая головой. Кидает ещё пару взглядов на своё отражение, хмурясь и в очередной раз разворачиваясь в сторону соседки. — Могу я теперь спокойно походить по магазину? А Катя, казалось, её и вовсе не слышала. Она, вероятно, сменила работу, халтуря в этом бутике в качестве продавца, а потому заставить девушку купить данную вещь — было приоритетной её задачей. Тем более, брюнетка видела по глазам: Маше нравилось то, что она видела. Просто она не хотела это признавать. — Маш, она недорогая… Возьми, — произносит с нажимом, но старается не давить. — У тебя такие замечательные ноги, нужно их показывать! — Мои ноги — не квадрат Малевича, чтобы на них все смотрели. Такому сравнению брюнетка, конечно, удивилась, несколько секунд рассматривая девушку впечатленным взглядом, а чуть позже разразилась искренним смехом. — Ну… пусть не все, — Катя прислонилась к деревянной стене кабинки, воодушевленно посмотрев на девушку. — Пусть посмотрит тот, кто к тебе там во сне приходил, — она наивно прикусила губу, рассмеявшись, наблюдая за краснеющим лицом собеседницы. Глаза её зажглись недобрым блеском, который только усилился после любимого Машиного: — Никто ко мне не приходил! — громко произносит, едва ли не притопнув ногой от возмущения. Понимая, насколько зашкаливает сейчас уровень децибелов, она несколько смягчается, уточняя. — Не знаю, что ты себе напридумывала, но оставь свои фантазии при себе. Думать про Сашу и тот сон сейчас не хотелось категорически. Разумеется, о том, что воспоминания заволакивали приятной дымкой, уточнять она бы никогда не стала. Но факт остаётся фактом: за последние дни Маша часто прокручивала в голове те события, которые видела и запомнила в мельчайших деталях. Вспоминала, додумывала, представляла, что могло произойти, если бы не вторгся этот физик-ядерщик Матвей. И самое худшее во всем этом — девушка не могла понять, отчего ей было страшно больше: от самого факта появления подобного в её светлой головушке, или от неприятного осознания, что она была бы не прочь испытать это вновь. И не во сне — наяву. — Да, — Катя принимает серьёзное выражение лица, будто курсант во время строевой подготовки. — Я тебе искренне верю, — и тут же смеётся так, что Маше хочется кинуть в девушку все, что только может попасться под руку: от тряпки до гранаты. Та же быстро из примерочной ретируется, не забывая показать язык зеркалу, в которое в очередной раз кинула недоверчивый взгляд Завьялова. Может… если только для особых случаев? Да или нет? *** Да. Машина крепость под Катиным напором пала. Девушка всё же расплатилась за эту юбку, но покупала она её не для кого бы то ни было, а в первую очередь для себя. Разумеется, именно для себя. И аргумент подруги про ноги вовсе не сыграл никакого фактора для принятия подобного решения, нет. Ни в коем случае. — Черт, Маш, — уже в холле торгового центра окликнула уходящую девушку Катя. — Подожди меня, я, кажется, у них на кассе телефон оставила. — Ты уверена, что он не в твоей сумке? — Уверена, — твердо заявила она, тут же передавая девушке все пакеты с собственной одеждой. — Я сейчас, — девушка только кивает, понимая, что это «сейчас» будет длиться минут двадцать как минимум. — Замечательно, — только и выдохнула Маша, сверху донизу обвешанная пакетами. К слову, её пакет здесь был только один. Так как делать ей все равно было нечего, после недолгого мозгового штурма и заседания тараканов внутри одной черепушки, решение было принято вполне логичное — присесть на освободившийся диван и поплавать по всемирной виртуальной паутине. Было в этот момент внутри Маши какое-то странное желание — валить отсюда как можно быстрее, не оглядываясь и не смотря назад. Но прихоть эта была бесцеремонным образом откинута в дальний уголок стола, а Завьялова так и продолжила листать ленту инстаграмма. Зря. Есть в человеке, а особенно Маше, такая престранная особенность: не слушать интуицию тогда, когда что-то внутри бьёт во все колокола с такой силой, будто пожар окутывает весь город. Но пожар в данном случае стремился накрыть далеко не город. — Не ожидал тебя здесь увидеть, — кажется, здороваться однозначно в привычку их общения не входит. Он появился откуда-то сбоку, Маша не видит его лица, но только от звука его голоса ей захотелось воспламениться и превратиться в пыль. Чтобы по ней прошлись и не трогали. Чувствует, что нужно бы повернуться к собеседнику, присевшему рядом, понимает, что затылком разговаривать с человеком как-то невежливо, а потому очень долго ищет в себе скрытые резервы для такого простого действия. — Особенно с таким количеством пакетов… Встречается взглядом, и ничего, к её счастью, не происходит. Его зеленоватые глаза выражают только молчаливое дружелюбие, а не то, что она видела недавно ночью. Стряхивает головой, отгоняя ненужные мысли, и Саша отвечает на этот жест недоверчивым взглядом. Хмуриться, сомневаясь. — Да, — теряется так, будто видит его впервые. Не знает, что сказать, но отчаянно пытается выдавливать из себя улыбку. — Я тоже не ожидала, что здесь появлюсь. Подруга притащила. Это её вещи, — говорит слишком быстро, будто старается оправдаться, и сама не понимает, что вызывает в ней такую реакцию. Хотя ответ на поверхности: Катя. Она боится, что девушка вернётся в любую секунду и застанет её с этим молодым человеком, на которого она сейчас, к своему стыду, даже посмотреть не может без воспоминаний и полета фантазии. Нет, Катя, конечно, ничего не скажет. Здесь. А вот в общаге будет проходить подробный допрос как у следователя. Саша кивает, невольно отмечая, что Маша постоянно воровато оглядывается в стороны эскалаторов. — Жаль, но мне нужно бежать. Время поджимает, — невольно замечает Саша, кинув взгляд на свои наручные часы, девушка же совершенно некстати засмотрелась на тонкие выступающие вены, тонкими нитками опутывавшие все его руки. — Но прежде, чем я уйду: у меня к тебе два вопроса. — Маша кивнула, ожидая услышать все, что угодно, ибо понимала, что ведет она себя сейчас как психически больная. И это было заметно. А по её личным меркам заметно критически. — Ты не ходила на третий этаж? Нет, знаете, она, конечно, ожидала всё, что угодно, но от такого вопроса брови сами по себе взметнулись вверх, а недоверчивый взгляд встречался с таким же со стороны молодого человека. — Нет, а надо? — Головин только отрицательно помотал головой, заставляя теперь Машу сомневаться в его нормальности. — Нет, просто так спросил, — но просто так, увы, ничего не бывает. — Ну и второй вопрос с моей сегодняшней повестки: как с твоей занятостью? Теперь готова дать доброму дяде Саше разогнать все твои кошмары? Или стать их креативным продюсером. Если бы Маша не думала о том, что скоро вернется Катя, она бы ответила отказом. Но из её уст вырвалось такое неочевидное: — Да, почему нет? — как будто бы задала этот вопрос для самой себя. Саша довольно кивнул, решая прямо сейчас назначить время и место, но все его желания были мигом разрушены звонком одного единственного мобильного телефона. — Да? — он тут же поднялся, надеясь, что Маша не услышит недовольных причитаний Чалова на том конце трубки. — Я иду уже, — раздраженно буркнул он, одними губами шепнув Маше что-то про скинутую через часик смс-ку. Сразу же после этих слов он успел коротко кивнуть на прощание и мигом уйти. Последнее, что услышала Маша, это его довольно раздраженное: — Чалов, да иду я! Ты ведешь себя так, будто мы с тобой женаты десять лет! Маша рассмеялась, смотря вслед уходящему молодому человеку, и не заметила, как рядом появилась весьма запыхавшаяся брюнетка, с ощутимым грохотом упавшая на только что освободившееся место. — Представляешь, — начала она, крутя в ладони небольшую черную коробочку без кнопок. — Какая-то мымра забрать хотела! Я еле успела его отвоевать! — довольно улыбнулась она. Маша же пребывала в каком-то странном состоянии прострации. Вроде бы здесь, но вроде бы и нет. — Ты чего такая странная? — настороженно интересуется она. — И куда ты смотрела, когда я пришла? — Разглядывала людей. Всё нормально, пойдем? — Ну, пойдем. *** Маша всегда нравилось ехать в автомобиле. Неважно куда, где и как. Главное — ощущение движения, свободы, которое она достигала, смотря на то, как быстро меняется пейзаж за окном. Наверное, именно поэтому ей было абсолютно все равно на то, куда её повез Саша. Он мало говорил, постоянно отвлекаясь на телефонные звонки. А девушка не была особо против: сегодня она не чувствовала необходимости в словах. Она лишь вслушивалась в обрывки его речи, каких-то шуток, наблюдала за тем, как парень следит за дорогой, недовольно морщится и сдерживает нецензурную лексику, обращенную к какому-то водителю. Он абсолютно без задней мысли просит девушку выключить его мобильник, и Маша, хоть и чувствует тайное желание залезть в него, сдерживается, выполняя просьбу. Локации за окном быстро меняли друг друга, показывая то более историческую, то современную части города. Бесконечный поток машин мчался навстречу. Фонари уже вовсю освещали путь, но их мощности всё равно зачастую оказывалось недостаточно. Саша непроизвольно улыбнулся, вспоминая дороги в Калтане, — мало того, что яма на яме, так фонари там и вовсе включали только тогда, когда случалось что-нибудь из ряда вон выходящее. Как, впрочем, и во многих подобных городах. — Куда мы? — Не знал, куда тебя отвезти, поэтому выбрал смотровую площадку, — произнес, устало вглядываясь на дорогу и рекламные щиты, светящие своими неоновыми буквами впереди. — Думаю, там ты точно не была, — с каплей самолюбования заключает он, кинув короткий взгляд на соседнее сидение и тут же вернув его на дорогу. Маша же всматривалась в огни большого города, отражающиеся в водах реки, огромные небоскребы, к которым они подъезжали, и не могла не восхищаться великолепием этих зданий. — Да я нигде не была, — как-то хмуро заключает девушка, стараясь избавиться от того дискомфорта, который она испытывает рядом с этим молодым человеком. — Ну вот, — довольно радостно констатирует Саша, останавливаясь на какой-то парковке. — Пора исправлять, — утверждает уверенно, вылезая из машины и всем своим видом призывая девушку сделать то же самое. — Пошли, дальше пешком. — А ты романтик… — притворно восхищенно проговаривает девушка, слегка закатив глаза. Саша на этот жест только непринужденно рассмеялся, кинув свое привычное: — Разве что совсем немного. И сейчас Маша просто слепо пошла за молодым человеком. Не зная, к чему это все приведет. Не ведая, куда, и, тем более, не понимая, что ей от этого похода ждать. Но только в том, что что-то произойдет, учащенное сердце ни на секунду не сомневалось. И тот пресловутый неумелый кучер все быстрее приближается к своему личному обрыву, собственной пропасти.