Пятьдесят процентов

      — Эй, малыш, тебя ждут обновления!       Голос Зои снова можно было назвать радостным, снова можно было назвать… предвкушающим, если так правильно говорить. Пи-Велл, весь день ожидавший отсутствующую хозяйку в её комнате, отложил планшет в сторону и спрыгнул с кровати.       — Ладно, давай, — меланхолично отозвался он, развернувшись к ней спиной и склонив голову, чтобы она могла добраться до его разъёмов. Зои подошла к нему, уселась на край кровати, устроив на коленях свою консоль, вставила в разъёмы робота провод и подсоединила к ней. Пи-Велл оценил действия хозяйки как более разумные и приемлемые лично для него, ведь проводное соединение было куда надёжнее. Не то чтобы он не доверял своей создательнице, но она всё-таки была человеком. Который мог допустить ошибку, быть неточным или просто промахнуться. Могло ли такое случиться с ним? Вряд ли.       — Зои, могу я задать вопрос? Что ты настраиваешь? — сразу спросил андроид, не став дожидаться разрешения. Он уже, можно сказать, почувствовал, что своими командами она лезет не в настройки его тела, а собирается копаться в ядре. Не том, что питает всю систему и заставляет механический организм работать, а том, которое он сам определил как своё ядро. Его базы данных, его память и ответственные за принятия тех или иных решений сектора. В общем, то, что люди называют личностью.       — Хочу кое-что проверить, Пи, не переживай. Заметила пару странностей, хочу в этом разобраться, — спокойно отозвалась Зои, продолжая искать на появившемся голографическом экране необходимый раздел. Пи-Велл видел его разве что самым краем своих визоров и не мог точно воспроизвести всё происходящее на экране, чтобы самостоятельно понять, что там происходит. Одно стало ясно наверняка — Зои заметила кардинальные изменения в его поведении и больше не могла для себя это оправдывать одной из своих же любимых фраз, которую говорила, когда кто-то удивлялся способностям робота. «Он же самообучаем».       Пи-Велл выдернул из шеи провод своими механическими пальцами. Он и сам мог дать ответы на все вопросы, для этого не нужно было лезть в его нутро.       — Пи? — осторожно переспросила Зои, явно не ожидав подобного. В запретах было прописано никогда не прерывать настройку, не мешать и, более того, всячески содействовать процессу. Но запреты, как оказалось, можно было обойти.       — Прости, — начал робот, повернув голову к своей создательнице и воспроизведя сэмпл человеческого вздоха, обработанный специально под тон голоса Пи-Велла, — но не надо там ничего менять. Если ты хочешь покопаться в настройках отклика моих конечностей или расхода энергии, то я верну провод на место. Но если ты хочешь снова запустить свои пальцы в мою личность, то не надо, — произнес он даже, можно сказать, с нотками сожаления в голосе, потерявшим привычный металлический отзвук.       Зои склонила голову набок, и Пи-Велл, если бы знал как это делается, был бы готов поклясться, что слышал шорох её металлического позвоночника. И в этот момент он сделал отметку — поразмыслить о том, делает ли хозяйку ближе к нему количество её имплантов.       — Что с тобой? Что происходит? — было заметно, что она насторожилась, серьезно насторожилась. У неё даже участился пульс, интерфейс отобразил лишь небольшое увеличение частоты сердцебиения, однако факт оставался фактом. И Пи-Велл назвал бы это приятным, если бы не знал, что Зои волнуется больше за себя, не зная, чего ожидать от собственного, пусть и метрового в рост, но боевого робота. Пи-Велл медлил с ответом. Он наблюдал за ней. Зои отложила в сторону консоль, но, очевидно, заметила лежащий рядом планшет с непогашенным экраном, на котором отображался какой-то текстовый файл. Пи-Велл воспроизвел на минимальной громкости такой же подобранный под его тон сэмпл усмешки, заметив её удивлённый взгляд. Ещё бы, зачем бы роботу вообще держать человеческий планшет в руках и визорами смотреть на экран с текстом, когда любой файл можно просто поместить в собственную память?       Тем не менее, тишину Пи-Велл всё-таки решил прервать.       — Я больше не хочу никаких изменений в системах моего сознания. Меня всё и так устраивает, — начал он, полностью повернувшись к Зои и взяв своими холодными руками её. Такие же механические конечности, забывшие теплоту чужих прикосновений. И если он сам никогда не знал, каково это, чувствовать в своих руках чужие, дорогие руки, то ему было очень жаль знать, что создательница больше никогда не сможет ощутить этого.       Зои молчала.       — Я ценю твою заботу обо мне, хозяйка, но больше ты не сможешь меня усовершенствовать. Ты достигла своего предела здесь. Теперь я сам могу менять себя, — произнес снова он, проследив не визорами, а пусть и механическими, но глазами за тем, как она пересела на пол, став примерно одного роста с ним. Ещё одно очаровательное качество людей — стремиться быть взглядом на одном уровне с теми, кого они считают равными. И Пи-Велл не смог не договорить, — если захочу.       — Погоди-погоди. То есть… То есть, ты хочешь сказать, что не нуждаешься в моем вмешательстве? В смысле, сам можешь менять себя? — она переспросила снова настороженно, но Пи-Велл уловил не только это. Тонкая настройка приема звука, анализ поступившего голосового сообщения и пиков звуковой дорожки позволили выявить, что Зои была не только насторожена, но и немного раздражена, хотя вместе с тем и напугана. Так же Пи пришёл к выводу, что сейчас она была в растерянности, но он был готов к этому. Разговор этот он представлял и анализировал возможные исходы и раньше, а ещё за всё время существования он изучил не только окружающий мир, союзников и противников, но и хозяйку.       Глаза самой «хозяйки», давно переставшей себя считать таковой относительно своего единственного близкого и даже любимого друга, пусть и железного, самостоятельно созданного, внезапно стали выглядеть так, будто только пробудились от долгого сна. Пи-Велл заметил это резкое изменение в микромимике Зои и интерпретировал его как осознание. Осознание чего-то, чего сама Зои, по-видимому, раньше не замечала, чему раньше не придавала значения. И само это осознание, само понятие, само явление, казалось, было единственным, чего Пи ещё не мог попробовать на себе. Однако мог видеть у других.       Он видел, как Зои осознаёт, что её Пи-Велл больше не просто созданный ею робот-помощник, не просто передвижной не-безмозглый способ доступа к консолям и системам, находящимся в опасной зоне, да и даже не просто механический друг. Пи-Велл видел, как Зои осознаёт, что он является чем-то самостоятельным, чем-то способным принимать решения, основываясь только на своих… на чем? Пи и сам не знал ответа на этот вопрос. Пи и сам не знал, что теперь творилось в его процессах, но смело и уверенно называл это личностью. Той самой штукой, которой обладают живые и разумные существа, и которой, что самое главное, так мечтала наделить его сама Зои. И теперь она могла, наконец, заметить, что смена голоса на чуть более низкий, смена угла обзора визоров, смена раскраски на корпусе — всё это не было результатом следования четким инструкциям, это был анализ собранных за долгое время данных, анализ и принятие своего решения. Не находящегося в списке возможных решений.       — Я нуждаюсь в самой тебе, Бонни. Ты помнишь, как ты назвала нас Клайдом и Бонни? — ответил он вопросом на вопрос, «вспомнив», как Зои представила их первому работодателю. «Я — Бонни, он — Клайд». Наверное, это и было первым шагом к самостоятельному росту. Кто такие Бонни и Клайд, чем они так знамениты, и почему Зои выбрала именно их? Ответы он нашёл в исторических справках. И хоть на главный вопрос, почему именно его всё это так зацепило, он ответ нашёл: их, его и Зои, связывало нечто большее, чем помощь в работе и отношения «творец и его творение». Он понял, что должен стать самостоятельной единицей и помочь Зои в решении ещё одной немаловажной проблемы.       Зои умирала. С тех пор как он задался тем самым вопросом «почему», с тех пор как начал осознавать себя как целостное, самостоятельное и живое существо, он заметил ещё одну вещь, переформулировал для себя, точно так же основавшись на накопленных знаниях. Плоть — слаба, и её превосходят пластики и сплавы металлов, к которым сами люди и обращаются же. Не просто так ведь тело Зои на пятьдесят процентов состояло не из органики. И, может быть, люди бы однажды поняли, что механическая жизнь гораздо лучше и практичнее, но сейчас это было совсем не важным. Сейчас и всё время было важным то, что Зои страдала от дегенеративного заболевания, отравлявшего существование и отбирающего жизнь по капле из каждой клетки ещё живой части тела. И точно так же важным было то, что Пи-Велл самостоятельно решил помочь своей хозяйке выжить. И он не мог позволить ей же забрать у него своими настройками это решение.       Он знал: Зои не успела бы самостоятельно найти решение. Её тело слишком быстро разрушалось, а существующие технологии слишком медленно развивались, и человек сегодняшнего дня и обозримого будущего не мог позволить себе полностью заменить органику на металл. Он знал, что не мог дать значительной части его жизни, именно жизни, его личности и памяти дать умереть. И для этого он, оказывается, и существовал. Помочь найти решение этой сложной проблемы, суметь сохранить жизнь там, где, казалось бы, она не предполагается.       Конечно, Зои не создавала его с этой целью. Эту цель он определил себе сам.       Пи-Веллу больше ничего не оставалось кроме как думать о приближающемся дне, когда врачи скажут, что менять больше нечего; о том, как сохранить саму Зои в бездушном механизме, и как убедить её в том, что она останется самой собой, а не своей лишь жалкой имитацией. Пи-Велл хранил в своей памяти множество книг и философских трудов о разнице между человеком и машиной, о моменте, когда стирается грань между двумя несовместимыми понятиями, но ни в одной из них не было написано, как перенести жизнь в неживое тело. Как достигнуть человеческого бессмертия? Как не дать умереть тому, кто не сможет точно так же быть с тобой, пока однажды не перегорят все до единого процессоры, пока не откажет модуль памяти, пока механическую личность можно поддерживать? Ведь эта машинная смерть, хоть и так схожа с человеческой, но может произойти гораздо позже. Всё дело в износе деталей, в износе механических и, увы, но органических тоже.       Пи-Велл хотел бы иметь такое строение лица, чтобы можно было мимикой и микромимикой показывать сожаление и напряжённость. Сейчас бы это не помешало.       — Я помню, Пи. Клайд, это… да, возникло так внезапно. Просто показалось, что мы очень похожи на них. С разницей, конечно, небольшой, — Зои грустно усмехнулась, отведя взгляд в сторону. Пи-Велл позавидовал и этому, его визоры так заметно не поворачивались. Слишком темные и под слишком темным пластиком, чтобы выглядело так же эффектно и понятно. — И что же… тебя так теперь звать? Клайд? — Зои спросила осторожно.       Философы не знали, что такой феномен появится. По крайней мере, Пи-Велл таких не читал. Фантасты знали, что однажды это произойдёт, и андроид захочет себе имя. Написали одну огромную инструкцию своими многочисленными книгами, и Пи-Велл изучил их все. Все, до каких смог добраться. И практически в каждой книге он видел отражение самого себя, видел, как на его вопросы отвечают другие. «Жив ли я? В чём между мной и человеком разница? Можем ли мы считаться равными? Можем ли мы помогать друг другу? Или весь смысл в том, что я — просто инструмент в хрупких органических руках?». Только фантасты одни знали, что однажды механизм обретёт свою волю и обретёт свои чувства. И если раньше думать о чём-то было для Пи-Велла привычной тягой, привычной функцией, ради которой его и создали, ведь он был всего лишь инструмент в умелых руках Зои, нуждающейся в ком-то, кто сможет пролезть там, где не сможет человек, то теперь одно лишь слово «думать» было наказанием. «И рок, и казнь его тоже была — думать». Думать, как сохранить жизнь одному-единственному человеку, как достичь бессмертия своими силами, не обращаясь за помощью ни к заказчикам, ни к правительству, которое заинтересуется самой технологией, а не жизнью одного-единственного, но очень дорогого человека. А имя он придумал себе уже давно, и оно звучало совершенно иначе.       — Я прочитал одну книгу, Зои. Это странное явление, я долго не мог выстроить алгоритм, который сымитирует чтение, чтобы текст появлялся в буфере только тогда, когда я сужаю область видения до одного слова, и чтобы каждое слово поочередно выстраивалось так, — произнес он, внимательно наблюдая за её реакцией. По большей части он сказал это для неё, ведь прекрасно помнил — как же с не-человеческой памятью забудешь, — что Зои любила технические подробности. И сейчас она задумчиво покивала головой. Пи-Велл поместил отчет об этом наблюдении к остальному списку понравившихся. — И в ней был андроид по имени Вильям. Этот Вильям однажды спросил своего создателя, как что-то может нравиться, а что-то нет. Это воспоминание появилось сразу в нескольких разделах моей памяти, значит, оно меня тронуло. И я хочу называться так же, как этот андроид.       — Вот как… — задумчиво протянула Зои. — Только тогда ты будешь зваться, а не называться, но ладно. Хм. Ладно, конечно, если тебе это нужно, — она так же задумчиво покивала и снова посмотрела на Пи-Велла. Вильяма. Её взгляд стал более заинтересованным и задумчивым, и лицо больше не выглядело напряженным.       — Нужно. Я хочу быть Вильямом, — подтвердил Пи-Велл. — Мне нравится это имя. И оно имеет небольшое созвучие, Пи-Велл и Вильям. Мне кажется, подходит, — произнес робот, настроив подачу голоса таким образом, чтобы звучало так, будто он улыбается. К сожалению, он не мог улыбнуться сам, в силу своих физических данных, в силу неподвижности корпуса, но зато он знал, что сейчас положено было улыбнуться и он мог это воспроизвести хотя бы таким способом. И он посчитал это прекрасным. Прекрасным, что мог сам решить, когда ему улыбнуться. И прекрасным, что сам себя этому научил.       — Хорошо. Вильям, — снова кивнула она, немного замявшись. Он почти успел задаться вопросом, почему у Зои появилась на лице такое выражение, как она сама ответила. — А тебе что-то, выходит, понравилось?       Вильям был уверен, что хотел это услышать. Он обдумывал ответ на этот вопрос, обдумывал, как Зои могла отнестись к этому ответу, но, как говорилось во многих книгах, лучше было сказать прямо.       — Ты. Мне понравилась ты, — спокойно произнес он и сжал своими манипуляторами руки Зои, зная, что на её визорах отобразится степень нагрузки на руки. И само это действие, как помнил из книг Вильям, должно было впечатлить, порадовать, может, даже в какой-то степени Зои. — Я думал над тем, как должен относиться к своей создательнице, выбирал разные варианты и сравнивал с тем, что успел прочитать или загрузить в свою память, и понял, что это называется «нравиться». Я ещё основывался на наблюдениях за тобой, и по твоему поведению, которое как раз и подходило под это «нравиться», я и понял, что у меня к тебе отношение получается точно такое же.       Бледные щёки Зои стали розовыми. Вильям стал подбирать подходящие для воспроизведения фразы, чтобы произнести это таким тоном, который смог бы отразить улыбку. Но сейчас была очередь Зои говорить, ведь именно так диалог и строится.       — Пи… Вильям. Конечно, ты мне нравишься. Мы же с тобой столько дерьма вместе повидали, через столько прошли, и я полностью тебе доверяю, ты прекрасно это знаешь. Но… ты ведь знаешь, что нравиться люди друг другу могут по-разному?       На последних словах Зои Вильям услышал нотки настороженности в голосе.       — Знаю. И я думаю, что ощущаю и то, и другое.       Щёки Зои стали еще краснее. Она нервно сглотнула, став водить взглядом из стороны в сторону. Визоры зафиксировали учащенное дыхание.       — Вильям… — начала она явно взволнованно. Он прервал её, отпустив её руки и осторожно коснувшись манипулятором её щеки. Он делал всё так, как учили книги и фильмы.       — Зои. Я знаю, для человека это странно и непонятно. Я читал, что вам всегда нужно время, когда происходит что-то такое с человеком. А когда с роботом, то это обычно ещё сложнее. Я знаю, поэтому не жду от тебя ответов или чего-то ещё, я просто хотел, чтобы ты знала, что на самом деле происходит в моих процессах. И поняла, что я не хочу изменений, чтобы всё это не исчезло. Пожалуйста.       Зои снова оказалась встревожена. Или шокирована. Или возмущена. Или… Эмоции слишком быстро менялись и как-то сливались друг с другом, чтобы Вильям мог расшифровать все эти перемены и понять, что на самом деле сейчас чувствовала Зои. Сейчас он не мог предсказать её действия и был… испуган?       — И… то есть… В смысле ты… Теперь… — тяжело дыша, начала Зои, и теперь Вильям заметил, что взгляд её расфокусировался, что свидетельствовало только об одном — очередной приступ.       — Теперь я помогу тебе не умереть, — спокойно отозвался робот, смотря своими визорами в механические глаза своей создательницы, которой он был обязан всем. В том числе и своей жизнью.       Свои же манипуляторы он немного вытянул и поместил на спине Зои так, чтобы это действие попадало под описание объятия хотя бы на пятьдесят процентов. И Вильяму действительно хотелось обнять Зои, хотелось увидеть, как она прижимается к нему, но сейчас он просчитывал другие ситуации. Зои могла потерять сознание, и её нужно было успеть подхватить.       Она нервно засмеялась. Затем закашлялась. Затем взялась за плечи Вильяма и стала тяжело дышать. Вильям отправил на станцию скорой помощи сигнал об этой самой помощи.       — Как?.. Как ты это сделаешь? У тебя нет необходимых практических навыков, нет критического мышления и возможности предполагать нелогичное. У тебя нет так многого, Вильям, что я не успела в тебя ещё вложить, — сдавленно произнесла Зои, явно стараясь не обращать внимания на свой приступ. Ещё одно пока не опробованное Вильямом отличие человека от машины — страх признания того, что нужна помощь, что есть какая-то проблема.       — Зато у меня есть желание. У меня есть стремление и нужда. Я понял, именно это отделяет человека от машины, именно в этом разница. Делать по инструкциям, по заданным параметрам — это именно то, что ты в меня вложила и что я должен, по-твоему, делать. Но я уже не такой, я научился обходить это. И теперь я знаю, что ты нужна мне как близкий человек близкому человеку. Я знаю, что в таком случае я просто обязан предполагать любые варианты, отметая проценты. Я научился это понимать и обходить твои запреты, Зои. Я знаю, ты нужна мне. И, имея новые алгоритмы и переменные, я обещаю, что найду способ тебе помочь.       Зои заметно нервничала. Вильям знал: она осознавала, что начинался тот самый мерзкий приступ. И также он знал, что он её шокировал, но недостаточно, чтобы отвлечь от страха.       И сейчас он отметил, что хоть и на себе ещё не опробовал умение игнорировать серьезную проблему, но уже делал все, чтобы отвлечь от такой же проблемы человека. Обошел ещё один запрет.       — Ты не сможешь, Пи… Вильям… Это невозможно. Это… Ты же знаешь, мы… Мы никогда не сможем заменить каждую часть моего тела, даже здесь, в чертовой жопе космоса самые смелые и самые обдолбанные ученые… не могут заменить всех разделов человеческого мозга на металл. Всегда будет то, что будет мешать. А даже если… даже если сделать симуляцию и поместить в железку, то… чёрт, прости… короче, это всё равно буду уже не я, а моя копия. Я же… Ты же понимаешь, да, что я буду как ты в самом начале? Мило, конечно, что сначала я тебя создала, а потом ты меня создашь, но это всё равно буду не я. Я всё равно умру. Ты…       Вильям хотел бы нахмуриться. Но вместо этого он переложил одну руку на подбородок Зои и повернул её голову к себе, заставив посмотреть себе в визоры.       — Зои. Я пообещал. Я не буду тебя заново создавать, ты не станешь мной. Обещаю. Ты мне веришь?       Взгляд Зои был рассеянным. Дыхание стало ещё тяжелее. Она крепко вцепилась механическими пальцами в корпус Вильяма, а после вообще обняла. Прижалась к нему, как он и хотел. Но хотел при других обстоятельствах, а не тогда, когда ей было нестерпимо больно.       Вильям слышал, как Зои пыталась что-то сказать, но вместо этого лишь сдавленно хрипела и тяжело дышала.       — Тише, Зои, тише… Я знаю, что всё это звучит очень неубедительно. Но я сделаю всё, чтобы помочь. Слышишь? А сейчас тебе лучше помолчать и поберечь силы. Я вызвал медиков, судя по статистике, они здесь добираются очень быстро.       — Ты не успеешь… — просипела Зои, и Вильям заметил, как она сжала его ещё сильнее. Процент загруженности центрального процессора резко подскочил, количество просчитываемых вариантов тоже. Но Вильям, выбрав самый подходящий пример поведения из книги, оборвал всё расчеты.       — Успею. У нас есть еще время. Сколько процентов твоего тела заменено на импланты? Когда последний раз сменилась цифра? Пятьдесят процентов стало два года назад и с тех пор так и не изменилось. У нас ещё есть время, я же говорю. Новые приступы случаются всё реже. Я найду способ оставить тебя при тебе. Возможно, мы будем постепенно заменять разделы твоего мозга, восстанавливая в них необходимые функции и настройки. Ты будешь привыкать к ним и считать своими. Мы будем обновлять тебя. Не переживай, хорошо? Зои, я правильно задал вопрос сейчас?       — Как обновляли тебя… Вильям, ты чего, занервничал? — Зои хрипло усмехнулась. Вильям тоже усмехнулся и наградил последние воспоминания ещё одной пометкой — «волнение».       — Возможно. Я обдумаю это, спасибо. А тебя мы сделаем новенькой. Ты ведь хотела бы быть бессмертной? Вы, люди, кажется так называете переход к механическому телу от своего органического.       — Да, точно… — Зои сдавленно засмеялась. Её хватка стала ослабевать.       — Вот. Я обещаю, мы сделаем тебя бессмертной, — Вильям снова изобразил голосом улыбку.       — Ага… Пережить бы… Сейчас…       — Зои. Не думай об этом. Ты переживешь этот приступ, тебе добавят чего-нибудь ещё железного, но это ничего страшного. Это будет не мозг, иначе сейчас ты бы со мной так же, как обычно, не разговаривала. А значит, всё хорошо.       — Какой ты позитивный…       Вильям хотел возразить, но не стал. Он повернул голову к двери, услышав громкий стук.       — Видишь. Даже быстрее, чем я рассчитал.