Всё могут короли

Наверное, если бы разряд молнии сейчас ударил бы ему под ноги, Чунмён был бы ошеломлён и потрясён меньше. У него кружилась голова, а колени внезапно ослабели и грозили вот-вот подломиться. Чонин всё ещё держал его под локоть, и Чунмён всем телом подался к нему, чуть навалился, инстинктивно ища опоры. В висках молоточками стучало: «Мой принц, мой принц, мой принц…» и Чунмён никак не мог с этим справиться, осознать, пережить. Чонин буквально ломал его, сокрушал внешние и внутренние барьеры, которые Чунмён возводил годами. Чонин держал в своих руках совершенное оружие против кронпринца и его здравого смысла: свои улыбки и взгляды, свои прикосновения, свой голос. И он пользовался этим оружием: - Что с вами, мой принц? Чунмён сдался. Он не мог сопротивляться своему влечению, своим эмоциям, когда чувствовал Чонина так близко к себе. Чунмён понимал, что это даже не риск, а чистой воды безумие, ошибка, которую он не имел права совершать, но он выдохнул: - Вы… Чунмён ожидал какой угодно реакции, от недоумения до насмешки, от смущения до презрения, он даже начал морально готовиться к тому, что обрушится на него, когда это просочится в прессу. Чунмён своими руками дал Чонину оружие даже не против себя, а против всей королевской семьи. Но Чонин поразил его снова, пробил очередную, наверняка смертельную, дыру в груди. Чонин его поцеловал. Наклонив голову к плечу и закрыв глаза, он подался вперёд, сдвинул вниз плотную маску и прижался своими губами к губам Чунмёна. Он словно предложил Чунмёну право самому решить, как быть дальше. Остановить всё сейчас или совершить ещё одну ошибку. Чунмён был настроен ошибаться ещё и ещё. Рядом с Чонином Чунмён не хотел держать своё слово быть благоразумным, не хотел нести ответственность за чужие решения. Он хотел целовать поразительно сладкие, несмотря на выпитый виски, губы, гладить пальцами чётко очерченную скулу и заботливо укладывать в памяти каждое малейшее движение Чонина, каждый его вдох и выдох, каждую отдельную секунду этой нежданной, а оттого ещё более драгоценной близости. Чунмён чувствовал, что ему совершенно не нужен был воздух, пока он мог дышать Чонином, его поцелуями, его губами и кожей, его запахом. Он жадно прикасался к выразительному, скульптурно вылепленному лицу, пытаясь запомнить каждое своё ощущение. Но всё равно или поздно имело свойство заканчиваться. Тяжёлая дверь паба хлопнула, и Чунмён инстинктивно отпрянул, словно кому-то вообще было дело до двух тёмных фигур в ночной темноте. Чонин молчал, только задумчиво трогал свои губы. Чунмён до боли вглядывался в темноту, поражаясь, как ещё минуту назад он мог видеть всё в малейших деталях. - Нужно идти, - наконец решился на что-то Чонин. Чунмён должен был хотя бы спросить, куда именно. Он должен был задуматься, распространяется ли это на него вообще. Ему следовало бы вспомнить о своём долге, о семье, о правилах приличия, которых сегодня он нарушил больше, чем за всю жизнь до этого. Но вместо этого Чунмён протянул руку, чтобы на ощупь найти пальцы Чонина и сжать их. Этим жестом он сказал больше, чем мог бы сказать словами. Он буквально доверился Чонину, хоть и понимал, что в его положении этого делать не стоило. Чонин же переплёл с ним пальцы и мягко выдохнул: - У вас руки холодные, мой принц. Это обращение действовало на Чунмёна как сильнейший алкоголь, как удар по голове, как подножка, после которой он терял равновесие и падал непременно в кровь разбивая колени и ладони. Только сейчас вместе с коленями и ладонями раз за разом разбивалось сердце, так это было невыносимо и сладко одновременно. Чунмён погладил тыльную сторону ладони Чонина большим пальцем и едва не застонал от удовольствия. Ещё днём сегодня он и подумать не мог, что ему доведётся испытать нечто подобное. А от мысли, что он только что целовал Чонина, кровь буквально начинала кипеть. Чунмён, кронпринц Сеульский, наследник короны, целовался с танцовщиком, которого знал, стыдно сказать, неполных два дня, с парнем, что уже само по себе являлось ударом по престижу и репутации королевской семьи и вопиющим нарушением гласных и негласных протоколов. Чунмён целовался с Чонином, с человеком, в которого он влюбился, в чувства к которому пал, как падают в омут. И Чунмён совершенно не хотел спасаться. Он осознанно собирался утонуть в этой любви, сколько бы времени у него не было. Даже если на рассвете всё должно было закончиться навсегда. Чонин, по всей видимости, думал о чём-то своём, и Чунмён дорого дал бы, чтобы узнать, о чём именно. Ещё, разумеется, не помешало бы узнать, куда именно Чонин его вёл, но Чунмён не торопился спрашивать, упиваясь самим фактом доверия. Поэтому Чунмён без колебаний следовал за Чонином, куда бы тот ни пошёл: в плохо освещённый переулок, в тёмную жутковатую арку и даже в тесный подъезд, в затхлом воздухе которого у Чунмёна тут же запершило в горле. Чонин уверенно провёл его по лестнице на четвёртый этаж, одной рукой отпер неприметную хлипкую дверцу и кивнул: - Добро пожаловать в мой дом, мой принц. Ничего подобного Чунмён не ожидал. И в глубине души он был потрясён и шокирован. Он и подумать не мог, что кто-то мог жить в таких условиях. И это явно тянулось не день и не два. - Чонин, - он выдохнул едва слышно, не зная, что здесь нужно было говорить ещё. Кронпринц Сеульский, наследник, выросший в окружении дорогих вещей и послушных слуг, испытывал невыносимый стыд. Сию минуту Чунмён впервые стыдился своего королевского происхождения. На него во всей своей тяжести обрушилась вся несправедливость этого мира. У него, у человека, в жизни своей не сделавшего ничего действительно достойного, было всё. И так было всегда. К его ногам были брошены все материальные блага этого мира. А рядом с ним жили люди, которые день и ночь трудились, не покладая рук. Которые находили в себе силы помогать другим. И у этих людей не было ничего. У его любимого человека не было даже нормального дома, где он мог бы отдохнуть, не было возможностей помочь человеку, который был ему дорог. - В этом нет вашей вины, мой принц, - Чонин пожалел его, не стал зажигать свет. Вместо этого он прижался практически вплотную, вскинул руки, чтобы обнять за шею. – Почему вы так страдаете, мой принц? Чунмён вздрогнул. Его руки инстинктивно сомкнулись у Чонина на спине, прижали его вплотную, так близко, насколько позволяла их одежда. Он наклонил голову, уткнулся носом в шею Чонина и вздохнул. Он не мог этого объяснить. Без пафосных и высокопарных фраз, без риска показаться лицемерным или наивным глупцом. - Чонин… - Ты не мог этого знать, - по одному ему понятным причинам Чонин вдруг ещё немного сократил дистанцию. – Ты не мог и не должен был этого знать. И ты не виноват, мой принц. - Почему ты так говоришь? - Потому что так и есть, - Чонин чуть повернул голову, мазнул губами по щеке. – Или ты хочешь знать, куда подевались мои манеры? - Куда бы они ни подевались, пусть они там и остаются, - глухо признался Чунмён. – Чонин… Как это возможно? - Что именно? Я чувствую, как у тебя кипит здесь, - Чонин погладил Чунмёна по затылку. – О чём ты думаешь так напряжённо? - О том… Почему всё так? Почему ты… Я не знаю, что из этого важнее. Почему ты здесь, почему так… И почему ты… привёл меня к себе? Это всё не то, не те вопросы, - Чунмён помотал головой. – Чонин, это сложно. Пожалуйста, Чонин… - Тебе нужно успокоиться, - Чонин всё-таки решился зажечь свет. Он провёл Чунмёна в крохотную кухню, наверняка меньшую по площади, чем один стол в его рабочем кабинете, и усадил на стул: - Я сделаю тебе чай. Если, конечно, ты рискнёшь… - Чонин, - Чунмён испытал нечто отдалённо напоминающее обиду. Да, он родился принцем, но это ещё не делало его брезгливым неженкой. - Извини, - Чонин виновато коснулся рукой его колена, как будто погладил. – Ты расскажешь мне, как ты оказался в этом захолустье? - Сбежал, - Чунмён помолчал немного. Его глаза неотрывно следили за Чонином, за его движениями и жестами, впитывали каждое. – Я иногда… Очень редко… Позволяю себе нечто подобное. - То есть, ты должен вернуться? - К сожалению, - Чунмён вздохнул. – Ответственность… - Тогда я провожу тебя. - А репетиция? - Я справлюсь, - уверенно улыбнулся Чонин. – Ханыль спрашивал о тебе. Он сказал, что даже в сказках принцы не такие красивые, как ты. - А ты что же? - Я согласился, - Чонин поставил перед Чунмёном простую синюю чашку с горячим чаем. – Выпей, тебе нужно согреться, мой принц. Почему ты так легко одет? - Потому что я не умею одеваться… для жизни, - Чунмён грустно улыбнулся. – Это даже не моя одежда. - Подожди, я дам тебе что-нибудь, - Чонин ненадолго вышел, а когда вернулся, то принёс с собой тёплый свитер. – Вот, надень прямо сейчас. Чунмён не мог и не хотел спорить. Забота Чонина ощущалась как нечто совершенно новое и опьяняюще сладкое. И это удовольствие хотелось любой ценой продлить. Ещё сильнее хотелось дать Чонину что-то взамен. Но у Чунмёна совершенно ничего не было. Едва ли впервые наследный принц чувствовал себя настолько нищим и буквально беспомощным. - Я верну… - Не надо, - Чонин совершенно спокойно уселся на пол – стул на его кухоньке был один – и положил голову Чунмёну на колени. – Знаешь, я всё думаю и никак не могу понять, почему тогда ты пошёл за мной. Почему не послал кого-нибудь меня найти? Почему ты вообще заметил, что меня не было? - Я не заметил других, - честно признался Чунмён. – Я видел только тебя на сцене. И когда потом ты не пришёл, я не видел никого. То есть, они были, конечно, те, другие. И я даже говорил с кем-то. Но я искал тебя и не находил. - Я не хотел, чтобы меня нашли. Я не мог никого видеть, - Чонин устроился удобнее и прикрыл глаза. – Мне казалось, что стоит мне только выйти, как на меня обрушатся упрёки. Потому что я ошибся. Потому что я взялся за то, что мне не по силам. Потому что я не справился. Я не знал, как смотреть в глаза тем, чьё место я занял. Тем, кто пришёл… - Ты безумный, ты знаешь это? – Чунмён пропустил между пальцами прядь тяжёлых густых волос Чонина. - Не более, чем ты, мой принц. Иначе ты не пошёл бы искать меня. И не пришёл сюда. - Я не должен был приходить. Но я не смог отказаться. Я даже не знаю, выпадет ли мне в жизни ещё один такой шанс, - Чунмён вздохнул, помолчал немного. – Я до сих пор не верю в то, что это со мной, что ты мне не снишься. Я не хочу, чтобы наступало утро. Я не хочу возвращаться. Здесь и сейчас мне впервые за долгое время хорошо… - Чунмён хотел сказать что-то ещё, но заметил вдруг, что Чонин спал, уютно обняв его за колени. Чунмён не смог сдержать улыбку. Он погладил Чонина ещё немного, а потом со всей осторожностью выбрался со своего места и поднял его на руки. Несмотря на комплекцию, Чунмён был очень сильным. Он без труда поднял Чонина на руки и перенёс в единственную комнату, опустил на постель, неаккуратно застеленную одеялом. Чонин не просыпался, и это, наверное, было к лучшему. Чунмён сейчас не готов был прощаться. Он понимал, что у этой ночи не будет продолжения. Он не мог даже представить, как поступать дальше, как сохранить эту близость. У Чунмёна не было гарантий, что Чонин сохранит эту ночь в тайне. Но желание доверять опьяняло до такой степени, что Чунмён решился и на этот риск. В последний момент Чунмён вспомнил о нательном крестике, который не снимая носил с раннего детства – так было принято в королевской семье. Он завёл руки за голову, торопливо расстегнул замочек, а потом аккуратно надел крестик Чонину на шею. Как можно тише Чунмён вышел за двери, закрыл их и поглубже надвинул капюшон. У него оставалось катастрофически мало времени на то, чтобы вернуться в поместье. На его счастье настолько ранних прохожих ему практически не встретилось. Те несколько человек, которых он заметил, совершенно не интересовались окружающим миром. Они все спешили домой, в тёплые постели, или же на важную службу. Чунмён мысленно цеплялся за любой пустяк, тщательно обдумывал каждую, даже самую нелепую мысль, не позволяя себе вернуться к тому, что единственное его волновало по-настоящему. Он должен был добраться до парковой ограды, проскользнуть между прутьями и успеть скрыться внутри Охотничьего домика раньше, чем в поместье заметят его отсутствие. И только там, отгородившись от внешнего мира крепкими стенами и кольцом охраны, он мог подумать о том, что же он натворил. А натворил он немало. В Охотничьем домике его поджидал откровенно сонный и очень уставший Кёнсу: - Вы сегодня поздно, Ваше Высочество. - Извини, - Чунмён виновато улыбнулся. – Почему ты не лёг отдыхать? - А если бы вас хватились? Я не мог так вас подвести, - Кёнсу потёр глаза. – Ваше Высочество, с вами всё в порядке? Вы какой-то… - Какой? - Не могу подобрать правильное слово… Но вы словно пережили потрясение. - Так оно и было, Кёнсу-я, - Чунмён принялся переодеваться. Свитер Чонина он сложил с величайшей осторожностью и отложил отдельно от других вещей. – Поблагодари от моего имени Чанёля. Он уже сменился, да? - Официально да. – Кёнсу кивнул. – Но он ждёт… Он не собирался уходить, пока вы не вернётесь. - Что бы я без вас делал? – Чунмён надел ненавистный мундир и пригладил волосы. – Кёнсу-я, мне нужно побыть одному. Сколько получится. Отдохни, я сегодня справлюсь сам. - Вы всегда справляетесь сам, Ваше Высочество, - Кёнсу поднялся, переложил свою папку из руки в руку. – Я только напоминаю вам, где и когда вы особенно нужны. Сегодня вечером вас ждут на церковной службе… - Я не хочу. - Вы никогда не хотите. - Кёнсу-я, придумай, что мне сделать, чтобы не ходить? – Чунмён подавил желание рухнуть в ближайшее кресло и там отключиться. - Никак, Ваше Высочество. Вы обязаны там быть, если не хотите гнева Её Величества. Да и Его Величество будет вами недоволен. Опять. - Да-да, ты прав. Всё, можешь идти отдыхать. Я непременно буду там, не волнуйся. Чунмён подавил зевок и вскоре уже шёл по подземному коридору, соединявшему Охотничий домик с поместьем. Сейчас, когда адреналин схлынул, как схлынула и эйфория от неожиданной сладостной близости с Чонином, усталость брала своё. Он едва мог держать глаза открытыми. Но даже в таком откровенно плачевном состоянии он помнил, что должен спрятать куда-то свитер Чонина, чтобы никто не смог его забрать. Так ничего и не придумав, Чунмён положил его под подушку на своей постели, торопливо разделся, бросив ненавистный мундир на полу, и упал, отключившись раньше, чем голова коснулась наволочки. Чунмёну снилась маленькая квартира Чонина, которая почему-то перетекала в бальный зал с огромными зеркалами. Чонин привёл его в этот зал из той крохотной кухоньки, чтобы обнять. Чунмён видел, как их фигуры, дробились в многочисленных зеркалах, и смотрел, смотрел, смотрел, жалея, что нельзя остаться в этом мгновении навсегда. - Ваше Высочество! Сон рассыпался осколками, как разбитое зеркало. Чунмён рывком сел в постели и посмотрел по сторонам. - Ваше Высочество! – высокий голос Бэкхён дрожал от волнения. – Почему вы ещё в постели? - А где я должен быть? – Чунмён совершенно не чувствовал себя отдохнувшим. Торопливо сунув руку под подушку, он нащупал мягкую ткань свитера и наконец поверил, что вчерашняя ночь ему не приснилась. - Вся ваша семья уже собирается к завтраку в саду. Ждут только вас. - Хотя бы десять минут у меня есть? – Чунмён усмехнулся: этот вопрос он задавал Бэкхён чаще всего. - Ваше Высочество! - Присядь и не нервничай, я сам всё сделаю, - Чунмён незаметно вытащил свитер из-под подушки и нырнул в гардеробную. Бэкхён поспешила за ним, но Чунмён успел защёлкнуть замок у неё перед носом: - Я сам! Чунмён принял душ, взъерошил волосы и на голое тело надел свитер. Джинсы пришлось искать, как и приличные ботинки, которые, скорее всего, хранились в гардеробе просто для красоты. В зеркале Чунмён себя не узнал. Он словно сбросил несколько лет. И несколько сотен тонн с собственных плеч. Чунмён открыл двери и прошёл мимо Бэкхён: - Как я выгляжу? - Ваше Высочество… Вы хотите пойти в таком виде? - Тебе не нравится? - Нравится, - призналась Бэкхён. – Такая одежда вам идёт лучше, чем ваши мундиры и костюмы. Но, Ваше Высочество … - Тогда тебе не о чем переживать. В конце концов, должен же кто-то развлекать журналистов. - Ваше Высочество, - Бэкхён тяжело вздохнула. – А откуда у вас этот свитер? - Это подарок, - Чунмён поспешил уйти, пока внимательная Бэкхён не заметила, что пропал его крестик. Чунмён вышел в сад и огляделся. Журналисты тосковали за условной чертой, напомнив ему посетителей зоопарка. Сёстры прогуливались по садовым дорожкам, любуясь пышными цветами. Сехун спешно дожёвывал печенье, которое успел стащить со стола, Тэён нервно барабанил пальцами по перилам лестницы и смотрел на Чунмёна с откровенным раздражением: - Где ты гуляешь по ночам, что тебя не поднять утром? - И тебе доброе утро, - Чунмён протянул руку и потрепал брата по волосам. – Улыбнись, нас снимают. - Если я улыбнусь, они решат, что я заболел, - Тэён к огромному удивлению Чунмёна не увернулся и даже позволил немного испортить его причёску. – Хватит с нас и тебя одного. Что у тебя опять за вид? - А что не так? - Ты выглядишь… - Как единственный нормальный среди нас, - Джехён подошёл сзади. – Давайте поторопимся, мама уже бьёт копытом. - Я слышу.